Ознакомительная версия.
— И ты в таком состоянии сядешь за руль? — спросил она. Так, приехали. Сторож-соглядатай!
Гудки. Это не душечка Мещерский повесил трубку. Катя знала это преотлично Это Кравченко поставил жирную точку в их препирательствах. У метро без четверти семь действительно уже бдительно дежурила знакомая синяя «девятка». Катя подумала, насколько было бы ей легче, если бы сторожить ее в цирке приехали они оба или же вместо Сереги приехал бы сам… он, драгоценный. Они бы поскандалили, повыясняли бы отношения. Кричали бы друг на друга, может быть, даже подрались — черт с ними, с приличиями!
Но с Катиной души сразу бы свалился такой тяжелый камень… В крике, в ссоре — пусть даже так, но она сумела бы объяснить ему, отчего так упорно идет наперекор его воле и желаниям, почему ездит в этот цирк. Ведь понял же ее Сережка! И даже согласился помогать ей и Никите, несмотря на свое прежнее ворчание и недовольство.
Но это глухое молчание, которое с некоторых пор воцарилось в их с Вадькой доме… Катя подошла к машине. Она многое, да что там — ВСЕ бы на свете отдала, окажись сейчас за рулем Кравченко, но… За рулем сидел Мещерский. Один-одинешенек, похожий на встрепанного воробья.
И он, вроде бы совершенно посторонний в этом деле человек, произнес, когда они ехали мимо Нижне-Мячниковского кладбища, фразу, смысл которой Катя поняла гораздо позже:
— Мне так не хотелось отпускать тебя туда одну.
У меня какое-то странное предчувствие. Словно что-то должно случиться.
Машина резко вильнула влево и едва не выскочила на встречную полосу.
У шапито Катя выгрузила из машины «сторожа»: на ногах, на земле Мещерский держался еще более неуверенно, чем за рулем. Однако заявил, что он в форме и они идут смотреть представление. А кассирша, мимо которой они в тот миг проходили, узрев, в каком состоянии «фотокорреспондент из газеты», только головой покачала: эх, молодежь!
В цирк они попали через служебный вход. К счастью, опоздали не намного — шли самые первые номера. На арене кружились лошади, гнедые, белые, танцевали вальс. Катя усадила Мещерского на свободное сиденье во втором ряду, сама устроилась на откидном.
Цирк, как всегда, был полнехонек. Музыка наяривала вовсю. После конного номера настала очередь уже знакомых Кате воздушных гимнастов Волгиных. Потом на арене появился Липский и слониха Линда. И тут Катя подумала: они выпускают ее на манеж без клетки! А заходить в слоновник, когда она там прикована цепью, боятся. Как же это, простите, понимать?
На арену выскочил Роман Дыховичный. Коверный проигрывал знакомую репризу — слониха погрозила клоуну поролоновым кирпичом. Катя осмотрела ряды — где же Гошка-подсадка? А вон он пробирается по первому ряду к свободному месту. Слониха запустила в клоуна кирпичом, промазала — зрительный зал испуганно ахнул. Гошка подпрыгнул, как заправский баскетболист, поймал «кирпич». И номер пошел своим чередом.
Катя наклонилась к Мещерскому, шепнула:
— Я на минутку, ты посиди.
Пока идет представление, она снова… Цирковые кулисы, кусочек чужой незнакомой жизни… Она увидит… Правда, в прошлый раз во время такого похода за кулисы она ничего особенного не заметила, но вдруг сейчас повезет?
В зале — гул, смех, аплодисменты. Это Гошка на своих роликах кружит вокруг слонихи. Роллер ты наш неутомимый.
Катя оглянулась и.., чуть не налетела на Геворкяна. Он стоял в кулисах, уже был одет (или раздет?) для выхода на манеж. Кате вспомнилось «похвальное слово коротышкам». А мускулатурка у малютки-Баграта — ого-го, пресс словно железный.
Геворкян, правда, не обратил внимания на ее извинения. Он явно нервничал. Казалось, он лихорадочно чего-то ждет. Катя поискала глазами Илону — где она? Скоро их выход. Неужели этот «индийский факир» так дико волнуется перед выступлением? Правда, она слыхала, что даже великие артисты испытывали перед спектаклем весьма ощутимый мандраж, однако…
— Баграт, вот ты где! Ты просил…
К Геворкяну подошел гимнаст Волгин. Что-то спрашивает, жестикулирует… Катя отвернулась: ладно, это их дела. К номеру Илоны она вернется в зал, разбудит осоловевшего Сережку. Пусть взбодрится на зажигательном стриптизике, пусть кровь его молодая взыграет…
Она вышла из шапито. Во дворе служители уже составляли из передвижных клеток тоннель для номера Разгуляева. А сам он где же? У себя в гардеробной?
Или возле своих разлюбезных хищничков?
Катя не хотела идти — ноги сами понесли ее к его гардеробной, ко львятнику. Она поднялась по ступенькам, тихо постучала. Глухо. Толкнула дверь — не заперто. Вот, значит, как живут знаменитые дрессировщики… Она оглядела гардеробную с порога — в углу шины для мотоцикла горой. Стена над походной раскладной кроватью густо залеплена плакатами, афишами. Его имя повторялось на них на самых разных языках. Тут же множество пришпиленных кнопками фотографий. Львы на манеже и он. Живой ковер из львов — его руки запутались в львиной гриве, «пирамида», прыжок сквозь горящий обруч. А вот и смертельный трюк, нервных и беременных женщин просят отвернуться — его рука по локоть в львиной пасти. И «поцелуй» — львиная морда почти у самого его лица. Катя отчего-то подумала, что знает, как зовут этого льва — Раджа. Тот самый странный, дикий Раджа.
Среди вороха цирковых фотографий виднелась и еще одна, совершенно другая фотография — мальчишка со школьным рюкзачком, торжественно и радостно смотрящий в объектив. Катя вспомнила: у него ведь сын где-то в Питере. Школьник.
Катя нагнулась — что-то белое на полу. Она подняла скомканную футболку. Ее словно в спешке сорвали с себя, швырнули в открытую сумку с вещами, но впопыхах промахнулись. Она оглядела футболку.
Грудь ее была обильно заляпана алыми пятнами.
Катя потрогала их. Кровь, и совсем свежая. Она тихонько положила футболку на место. Заглянула в сумку, осмотрела другую его одежду. Нет, все чисто, никаких пятен. Колебалась: что делать? Сунуть футболку в сумку, показать Никите — пусть эксперты проверят группу крови… Но вдруг сама себе возразила: да с чего ты, глупая, взяла, что это кровь Петровой? Пятна свежие. Наверное, и получаса не прошло, как футболку испачкали. Может, это его кровь — хлынула носом или же…
Под окном вагончика послышались голоса. Катя прижалась к стене. Не хватало еще, чтобы ее застукали тут, как домушницу! Она выскользнула за дверь и бегом пересекла двор.
— Ты где была? — поинтересовался Мещерский, когда она вернулась на место. Он весьма взбодрился во время номера гибкой, смуглой, облаченной лишь в золотистое открытое бикини «женщины-змеи».
— Сережа, мне надо тебе кое-что сказать. —Я не знаю, как поступить…
Гром аплодисментов. Музыка. Катин шепот потонул во взрыве эмоций, которыми зал проводил «змею» с арены.
— Следующим номером нашей программы…
— Сережа, да послушай меня!
— Поприветствуем индийского факира, его экзотических питомцев и пани Илону из Варшавы! Аплодисменты. Буря энтузиазма. Администратор-конферансье сделал приглашающий жест. Как и в прошлый раз, из динамиков знойно запела Патрисия Каас. На арену вышел Геворкян.
Один.
Администратор Воробьев, улыбаясь публике, наклонился к нему, словно спрашивая, что, черт возьми, случилось? Катя со своего места хорошо могла разглядеть их лица. Воробьев улыбается, но… А Геворкян, боже, да что с ним? По рядам прокатился ропот нетерпения. Экзотический стриптиз ожидали с великим интересом. Многие и пришли в цирк ради номера Илоны и леопардов Разгуляева.
— Прошу извинить.., в нашей программе.., в нашей программе произошли изменения… — Голос Воробьева был наигранно-бодрый, но вид растерянный. — Вместо только что объявленного мной номера вашему вниманию предлагаются.., икарийские игры!
На манеж резво, точно мячики, выскочили гимнасты. Геворкян скрылся за кулисами. Следом чуть ли не бегом устремился Воробьев — как был в смокинге, со съехавшей набок черной «бабочкой». В зале многие начали вставать с мест, свистеть. Никто не желал смотреть вместо вожделенного стриптиза какие-то там икарийские игры!
Катя дернула Мещерского за рукав, потащила к выходу. ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО. Она чувствовала это. Что-то случилось, причем только что… И Геворкян…
— Так, может, она в Город уехала? Кто-нибудь видел, как она на автобус садилась?!
Воробьев кричит. За кулисами полно артистов.
Лица раздраженные, встревоженные.
— Что случилось? — шепотом спросила Катя у оказавшегося рядом Романа Дыховичного. Этот его нелепый клоунский наряд — рот до ушей, нос картошкой, рыжий парик, а глаза — злые…
— Погребижскую черти куда-то унесли! Номер сорвала! Никого не предупредила! — Он, казалось, из себя выходит от злости.
— А муж ее разве не знал?..
— Какой к черту он ей муж! Болван! — взорвался коверный.
— Машина-то их на месте? Может, она на машине укатила, может, в пробку попала? — чей-то голос из толпы.
Ознакомительная версия.
