– Или вы проходите в комнату, или остаетесь лежать прямо здесь с пулями в своих лысых черепушках. Я не шучу.
Молочно белеющий торс одного из парней послушно подался в глубь квартиры, туда, где сквозь окна проникал рассеянный свет ночных огней. Второй, не опуская рук, остался на месте, примирительно бормоча:
– Успокойся, мужик… Успокойся… Пошутили мы.
– Назад, – прошипел Шумихин, а полковник Шумской посоветовал ему на ухо: «Ты стреляй, капитан, вместо того чтобы разговоры разговаривать. Парень-то не испугался. Что-то, видать, задумал».
«Понял», – отреагировал Шумихин, напрягая указательный палец, продетый в скобу пистолета.
Нажать на спусковой крючок он не успел.
Невесть откуда вылетевший слиток свинца вонзился в его глазницу.
Стало совершенно не важно, светло ли вокруг или темно, обороняются ли незнакомые парни или нападают.
Обессиленно всхлипнув, Шумихин нырнул головой вперед и припечатался лицом к полу, раньше чем туда упала первая капля крови.
«Идем с нами, – предложил ему полковник Шумской, беря под руку зазывно улыбающуюся Железнянскую. – Здесь тебе больше нечего делать».
«Идем», – с готовностью откликнулся Шумихин.
Его ноги конвульсивно дернулись – раз-другой. Но он так и остался лежать на месте.
Глава 19
Чем бы дитя ни тешилось…
– Ступай в ванну, обмой, – распорядился Леший, протягивая напарнику окровавленную свинчатку. Капроновая бечева, снятая с его запястья, тоже пропиталась красным.
– Ты что! – отшатнулся Вервольф. – Я не могу.
– Можешь. – Леший насильно вложил ему в руки кистень, а сам завладел пистолетом убитого.
– Темно ведь. Не видать ни хрена.
– Зажги в ванной свет и прикрой за собой дверь.
– Нет. – Вервольф уронил свинцовый слиток на пол, вытер руки об ляжки и помотал головой. – Отсюда надо сваливать. Чем раньше, тем лучше.
– Что так? – поинтересовался Леший, щуря один глаз.
– Все равно этот гитарист нам бумаги уже не отдаст. Не надо было его убивать. Что-то ты слишком разошелся, Леха.
– Этот мужик здесь сам гитариста поджидал. С пушкой.
– С чего ты взял? – спросил Вервольф, тоскливо поглядывая в сторону двери.
Для того чтобы вырваться из квартиры, нужно было сначала переступить мертвое тело и разминуться в узком коридоре с приятелем. И то и другое требовало определенной решимости, которой у парня не было. Он только подумал, что оставленные на подоконнике шмотки, наверное, уже сперли, но не двинулся с места. Его била крупная дрожь.
– Свет не горит – раз, – сказал Леший, загибая палец на свободной левой руке. – На ногах покойничка грязные туфли – два…
– Ну и что? – возразил Вервольф, обнимая себя за голые плечи.
– Какой придурок станет дома в грязной обуви расхаживать? – спросил Леший.
– Так он же готовый был. Пьяному все по колено.
– Ты запах перегара чуешь? Нет? Ну так заткни свои предположения себе в задницу, тля, и слушай, что тебе говорят.
Вервольф машинально кивнул. Он не спрашивал, по какому праву напарник вдруг взялся командовать да покрикивать. У ног Вервольфа валялся окровавленный кистень, чуть дальше – еще теплый труп, а второй, уже начавший, наверное, коченеть, остался снаружи. Аргументов было предостаточно. У матросов, как говорится, нет вопросов.
– Мужик при усах, – продолжал Леший. В подтверждение своим словам он наступил подошвой на голову убитого и развернул ее лицом к товарищу. – Видишь?
– Ага, ага, – закивал Вервольф, поспешно отводя взгляд. На покойника даже в темноте смотреть не хотелось, а хотелось скрючиться над унитазом и посидеть так, пока не пройдет подступившая к горлу тошнота. Но не здесь. Не в этой чертовой квартире, где истекает кровью убитый и преграждает выход вооружившийся пистолетом Леха, ставший совсем другим, почти неузнаваемым человеком.
– Помнишь, как нам описывали этого Серегу-музыканта? – продолжал Леший, явно наслаждаясь ситуацией.
– Помню, помню.
– Так какого ты мне тут непонятки строишь, тля? – неожиданно разозлился Леший. – Нам велено бумаги хоть из-под земли достать? Велено. Значит, остаемся здесь и ждем. Кто-нибудь обязательно появится.
– Значит, остаемся и ждем, – согласился Вервольф, надеясь, что в его голосе звучит воодушевление.
– Тогда принимайся за уборку.
– А?
Леший почесал пистолетным стволом подбородок и повторил:
– Уборку начинай, тля. Найди пакет, надень жмуру на голову, отволоки его в ванную. Потом пол подотри как следует, чтобы блестел.
– Ладно, – кивнул Вервольф, припоминая, что хозяин квартиры, впустив их сюда, просто прикрыл ногой дверь, не потрудившись закрыть ее на замки. Не вечно же Леха будет преграждать выход? А пока ему лучше не перечить, себе же дороже обойдется.
– Сначала свинчатку ополосну, – сказал Вервольф, нагибаясь.
– Дай сюда.
Держа пистолет у бедра, Леший требовательно протянул раскрытую ладонь левой руки и пошевелил пальцами.
– Пожалуйста…
– Погоди. Надень петлю мне на руку.
– Зачем?
– А я левой работаю не хуже, чем правой, – похвастался Леший.
Проглотив тошнотворный комок, Вервольф растянул влажную петлю и надел ее на запястье товарища. Побуревшая свинчатка втянулась под рукав, как живая.
– Видал фокус? – осклабился Леший.
– Да, классно у тебя это получается.
– Тренировки. Хочешь, тебя тоже научу махаться?
– Конечно. Но потом, ладно? Я ведь сначала должен прибрать тут.
Вервольф покосился на мертвеца и набежавшую вокруг его головы лужу. Она казалась маслянисто-черной и глянцево поблескивала в полумраке, как расплавленная смола.
– Какой ты послушный, тля! – восхитился Леший. – Будь ты девахой, ты бы с пенициллина не слезал.
– Почему? – тупо спросил Вервольф.
– Так ты трепак хватал бы на каждом шагу! Тебя бы трахали все кому не лень. Тому полики помыл, тому попку подставил. – Леший неприятно засмеялся. – Слышь, может, меня по полной программе обслужишь, а?
– Кончай, – попросил Вервольф, покосившись на дверь в конце коридора. – Не люблю педерастических шуток.
– Ну, извини, братан. Это ж я так, бесогоню. На самом деле я тебя изо всех сил ценю и уважаю, веришь? – Леший сделался невероятно серьезным. Проследив, как товарищ неопределенно пожал плечами, он еще и нахмурился в придачу. – Вот получим бабки и заживем с тобой по-взрослому, братан. Я свою команду собираюсь сколотить. Пойдешь ко мне заместителем?
– Пойду! – подтвердил Вервольф, радуясь, что опасные шуточки закончились. Он бы прямо сейчас ринулся к выходу, несмотря на пистолет, да боялся поскользнуться на луже крови. Как же ее вытирать? В ведро собирать, что ли?
– Не пойдешь, – мрачно возразил Леший.
– Почему?
– Потому что ты слинять хочешь. Бросить меня собираешься, одного. Скажи, это по-честному?
– Никто тебя бросать не собирался! – занервничал Вервольф. – С чего ты взял?
– Значит, показалось, – равнодушно сказал Леший, отвернулся и шагнул из коридора в комнату.
Он выглядел полным психом. Если крыша у него и не поехала окончательно, то держалась уже на одном только гвозде, насквозь проржавевшем… от пролитой сегодня крови.
Вервольф подпрыгнул, рассчитывая перемахнуть через труп и не оглядываясь бежать отсюда как можно скорей и дальше.
В тот самый момент, когда он взвился в воздух, из дверного проема слева вылетел приплюснутый свинцовый слиток, напоминающий по форме блесну.
Заметив уголком глаза что-то напоминающее серебристую вспышку, Вервольф инстинктивно зажмурился.
Через тело он все-таки перепрыгнул, но приземлился уже мертвым, с проломленным виском.
– Плюс полторы штуки, – пробормотал Леха. Математик из него был никудышный, но такие простенькие арифметические действия он производил в уме почти без скрипа.
Три тысячи долларов разделить на два, а потом обе получившиеся половинки сложить заново – это гораздо легче и приятнее, чем просто разделить общую сумму да так и оставить. Даже если в итоге приходится собственноручно замывать кровь, которой тоже стало в два раза больше, чем прежде.
Глава 20
Тише, мыши, кот на крыше
– Сколько мы будем торчать в этой дыре, хотела бы я знать? – вздохнула Тамара.
Дневной сон после утреннего возлияния не был ни здоровым, ни освежающим. В комнате, отведенной супругам, не имелось зеркала, но Тамара и без того знала, что выглядит не лучшим образом. Настроение было под стать. Хотелось с кем-нибудь поругаться, а еще лучше – от души поскандалить. В такие моменты женщина всегда ищет, чем себя занять.
Виталий, который проснулся первым и успел поправить здоровье остатками спиртного, наоборот, был настроен довольно благодушно и предпочел бы пофилософствовать на какие-нибудь вечные темы. Риторический вопрос супруги таких перспектив не открывал, поэтому он счел разумным произнести ни к чему не обязывающее:
