- Простите, вы - Наталья Максимовна? - вежливо спросил он.
- Да, - кивнула Наталья. - А в чем дело?
- Вам просили передать.
Парень сунул ей в руки пакет и быстро пошел прочь.
- Подождите! - крикнула ему вслед Наталья. - Что это? От кого пакет?
Но он только ускорил шаги и скрылся за углом. Она так растерялась, что даже не попыталась догнать незнакомца. Илья тоже стоял как вкопанный, не сводя с нее вопросительного взгляда.
Пакет был самым обыкновенным, полиэтиленовым, фирменным, с напечатанным названием и логотипом известной сети супермаркетов, такие пакеты выдают бесплатно на кассе всем покупателям в неограниченном количестве. В нем лежало что-то завернутое в упаковочную бумагу, по формату похоже на книгу. Наталья вынула сверток и собралась было вскрыть его, но Илья схватил ее за руку.
- Не трогай!
- Почему?
- Ты что, забыла, где работает твой муж?
- А при чем тут Павел? Это же для меня пакет, а не для него, - не поняла она.
- Наташа, я тебя умоляю… Твой муж - сотрудник отдела по борьбе с наркотиками, а ты - его жена. Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ты не понимаешь, какие деньги за всем этим могут стоять?
- Ты думаешь, это взятка? - испугалась Наталья.
- Это может быть и взятка, и взрывное устройство, и что угодно еще. Не открывай сверток сама.
- А как же тогда? Павла ждать?
- Наташенька, это, - он осторожно высвободил сверток из ее рук, - вообще нельзя нести домой. Ну ты представь: ты входишь к себе в квартиру, открываешь его, а там деньги, причем немалые. Ты их трогаешь, рассматриваешь, считаешь, а в это время раздается звонок в дверь, и на пороге появляются сотрудники службы внутренней безопасности или еще кто-нибудь, кто борется с коррупцией. И все, Наташенька. Ты никому никогда ничего не докажешь. Деньги в доме, где проживает Павел, на них следы рук его жены, то есть деньги в семью попали, и пойдет твой Павел по длинному этапу. Это может быть обыкновенной подставой, понимаешь? А если это взрывное устройство, если кто-то хочет запугать твоего мужа или свести с ним счеты?
- Так что же делать? Выбросить?
- Нельзя. Если это деньги, то и черт с ними, а если это взрывчатка? Кто-нибудь найдет, откроет, могут погибнуть люди. Надо обратиться к специалисту.
- К какому? Где я возьму такого специалиста? Послушай, Илюша, я сейчас позвоню Павлу…
- Отлично, - усмехнулся он. - И как ты себе это представляешь? Мы с тобой стоим здесь и ждем твоего мужа, он приезжает, ты нас знакомишь и объясняешь, при каких обстоятельствах получила пакет. Так? И что будет потом?
- Но тебе необязательно ждать вместе со мной, ты можешь уехать…
- И оставить тебя одну рядом с бомбой? Поздно вечером на улице? Ты за кого меня принимаешь? Наташа, возьми себя в руки. Сейчас я позвоню своему приятелю, он в этом разбирается. Он приедет и посмотрит сам. А мы пока эту посылку в руках держать не станем, мало ли что.
- Давай просто выбросим ее, и все, - решительно произнесла Наталья. - Пусть валяется в урне или в мусорном баке, а я пойду домой.
- А если взорвется? И пострадают люди? Кто-нибудь найдет, бомж какой-нибудь или, не дай бог, ребенок, развернет и… Я положу ее в машину, а мы с тобой отойдем подальше.
- А вдруг твоя машина взорвется? Давай просто положим на тротуар.
- И ее поднимет любой случайный прохожий. Нет уж, пусть лучше в машине лежит, там ее по крайней мере никто не возьмет. Ну рванет так рванет, черт с ним, - решительно сказал Илья.
Он достал телефон, кому-то позвонил, потом осторожно положил пакет в машину и, крепко взяв Наташу под руку, перевел ее на противоположную сторону улицы. Через полчаса подъехал микроавтобус, из которого вышел солидный крепкий мужичок в униформе с надписью «Служба спасения».
- Давайте пакет, - сказал он, поздоровавшись с Ильей за руку, - у нас в машине передвижная установка, сейчас мы его проверим. Вы оставайтесь пока на улице.
От напряжения Наталью трясло, она зябко куталась в кашемировую шаль и с трудом удерживала себя от того, чтобы не прижаться к Илье. Проверка длилась недолго. Вскоре дверь микроавтобуса снова открылась.
- Ложная тревога, - с улыбкой произнес Илюшин знакомый. - Там кассета.
- Какая кассета? - тупо переспросила Наталья.
- Обыкновенная видеокассета. Никакой бомбы там нет. Так что смотрите на здоровье. Желаю вам приятного просмотра. Илюха, с тебя коньяк, - весело подмигнул спасатель.
- Заметано. Спасибо, что выручил, - улыбнулся в ответ Илья.
Спасатели уехали.
- Ну что, Наташенька? - проговорил негромко Илья. - Ты теперь считаешь меня трусом и перестраховщиком?
- Ну что ты, - горячо возразила Наталья. - Ты все сделал правильно. Спасибо тебе, Илюша.
Только сейчас она осознала, что целых полчаса провела в кошмаре, каждую секунду ожидая взрыва. Ее бросило в жар, ноги мелко задрожали и ослабели, она прижалась к Илье, напрочь забыв об окнах соседских квартир.
Илья ласково поцеловал ее в щеку.
- Давай я тебя провожу до подъезда. Дома посмотришь, что там, на этой кассете. Небось твои ученики какой-нибудь гадкий розыгрыш придумали.
Конечно, это они, больше некому. Вот ведь паскудники! Заставили ее, свою учительницу немецкого, столько страху натерпеться! А еще гимназия называется. Одаренные дети, углубленное изучение гуманитарных предметов… Такое же безмозглое хулиганье, как и всюду, только и разницы, что родители при деньгах. Не зря же говорят, что у богатых родителей дети хуже, чем у малообеспеченных, более наглые, более злые. Наверное, так и есть.
Они уже дошли до двери подъезда, когда Наталья внезапно поняла, что не сможет смотреть эту гадость одна. Она вообще не может сейчас остаться в одиночестве.
- Илюша, может, зайдешь к нам? - робко предложила она. - Я не хочу смотреть кассету одна.
Он отрицательно покачал головой:
- Нет.
- Ты мне нужен сейчас, очень нужен, Илюша, ну пожалуйста, - взмолилась она. - Паша дежурит до утра, Соня уехала, вернется только послезавтра. Я тебя прошу.
- Нет, - твердо повторил он. - Я никогда не переступлю порог твоей квартиры, я уже говорил тебе это.
Да, конечно, он говорил, и неоднократно. «Нельзя приводить любовника в дом, где живешь с мужем. В этом есть что-то грязное, оскверняющее и семью, и сам дом. Ты потом себе не простишь, тебе будет неприятно, и эту неприязнь ты обратишь на меня же», - объяснял он. Наташе, не имевшей обширного опыта супружеских измен, казалось, что это справедливо, но сейчас ей наплевать было и на справедливость, и на грязь. Ей хотелось только одного: не остаться одной.
- Дождись утра, - предложил Илья. - Муж вернется с дежурства, вместе посмотрите.
- Я к этому времени уже уйду на работу. И потом, если кассету отдали мне, а не ему, значит, она предназначена для меня. Тебе не приходило в голову, что это может быть о нас с тобой? Это шантаж. Сначала кассета, потом требование денег. Павел не должен это видеть. Илья, пожалуйста… Я должна это посмотреть, и я не могу одна… Пойдем ко мне.
- Нет, - в третий раз повторил он.
- Тогда давай поедем к тебе, - Наталья решительно повернулась и пошла к его машине. - Посмотрим кассету, потом ты отвезешь меня назад.
Дороги уже опустели, и путь до дома Ильи много времени не занял. Уже через двадцать минут они входили в его квартиру, а еще через пять на экране телевизора замелькали кадры, на которых в каком-то помещении какие-то слабо одетые мужчины и женщины весело проводили время. Ну просто очень весело. И даже, можно сказать, разнузданно. Кадры не дрожали, съемка велась явно не с плеча, а с вмонтированной в потолок видеокамеры.
Своего мужа Наталья узнала почти сразу, он занимался любовью одновременно с тремя девицами, при этом еще двое мужчин и одна совершенно голая красотка ходили мимо них, о чем-то переговаривались и весело хохотали.
- Что это? - с недоумением спросил Илья. - Домашнее порно? Твои ученики решили тебя развлечь? Или оскорбить?
- Это мой муж, - коротко ответила Наталья и нажала кнопку «стоп» на пульте. - Дальше можно не смотреть. И так все ясно.
Она сама удивилась тому, что не заплакала, не закатила истерику. На нее навалилось тупое безразличие, смешанное с отвращением. Она столько лет боялась уйти от Павла, которого не любила, потому что не считала себя вправе обидеть человека, который так хорошо к ней относится и в этой ее нелюбви, в сущности, совершенно не виноват. А он развлекался с какими-то пошлыми девками и таскал всю эту грязь домой. Наташа все прислушивалась к себе, пытаясь нащупать в душе хотя бы признаки отчаяния и ужаса, которые должны, по ее представлениям, охватывать любую приличную женщину, обнаружившую, что ее горячо любимый муж, в верности которого она была столько лет уверена, изменяет ей таким примитивным и грубым способом, да еще в групповухе, но муж не был на самом деле горячо любимым, не был уже давно, а может быть, и вообще никогда, и в голову почему-то лезло совсем другое: ощущение душной тупой скуки, которое преследовало ее все тринадцать лет супружества и особенно остро чувствовавшееся по выходным дням, а еще по ночам. Ей не о чем было разговаривать с Павлом, ему не интересны были ни книги, которые она читала, ни ее мысли, ни ее школьная служебная жизнь, а о своей работе он тем более не собирался ей рассказывать. Ему нужны были горячая обильная еда, чистота в доме и приведенная в порядок одежда, а также регулярный секс, затейливый, разнообразный и долгий, который совершенно не интересовал саму Наталью. Она вовсе не была холодной или неумелой ханжой, просто по природе своей не могла испытывать радость в объятиях мужчины, который ей скучен и, в сущности, совсем не нужен. И каждый раз она старательно выполняла то, что принято именовать супружеским долгом, пряча ту самую душную тупую скуку и притворяясь, ибо считала, что коль сама совершила ошибку, то должна сама же за нее и расплатиться. Никто не заставлял ее выходить замуж за Павла Седова, никто, она сама поспешно приняла его ухаживания и поощряла «серьезные намерения», потому что боялась не выйти замуж и остаться старой девой, что было бы совершенно, по ее представлениям, неприлично. Ей и в голову не приходило, что при ее красоте без поклонников она не останется и среди множества кавалеров когда-нибудь окажется тот, без которого ей будет невозможно жить. Она струсила, выскочила замуж за первого же, «кто позвал», и теперь должна расплачиваться за свою девичью трусость. И вдруг выяснилось, что Павел в ее жертвах не больно-то и нуждался, жил какой-то своей веселой мужской жизнью, спал с непотребными девками, и от этого Наталья чувствовала себя особенно униженной. Ей никогда не приходило в голову, что мужчины и женщины суть существа, устроенные принципиально по-разному. Женщина, как правило (хотя бывают и исключения), не может хотеть мужчину, которого не любит; мужчина же, с точностью до наоборот, не умеет любить женщину, если он ее не хочет. Ибо в генетической памяти мужчин тысячелетиями закреплялась модель победителя, завоевателя и обладателя: не победишь мамонта, не убьешь его, не принесешь добычу к своему очагу - твоя женщина и потомство останутся без пропитания; не завоюешь соседнее племя, не отберешь у него леса для охоты - результат тот же. А женщина, дабы взрастить потомство, должна выбрать именно победителя, который будет регулярно поставлять мясо к семейному очагу. Выбрать и принадлежать ему. То есть сделать так, чтобы он ее захотел. Быть привлекательной, соблазнительной. Будет хотеть - потом, глядишь, и полюбит. Закрепится, так сказать, возле ее очага. Мужчина же, обнаружив объект желания, старается смотреться победителем, дабы сей объект его захотел в эротическом аспекте. Для первобытного и даже рабовладельческого уклада модель эта выглядит вполне гармоничной, и, хотя сам уклад с тех давних пор сильно переменился, генетическая память почти не ослабела, ведь подумать страшно, сколько тысячелетий она формировалась и закреплялась, разве ж можно надеяться, что она так быстро сойдет на нет. Она и не сошла. Потому и сегодня женщине сперва нужно признать мужчину хоть в чем-то превосходящим ее саму, умом ли, душевными качествами, ловкостью, талантами или богатством, или еще чем, а уж потом она начинает хотеть принадлежать ему, то есть включается сексуальный компонент. Мужчина же может хотеть и с удовольствием проводить время в постели с огромным количеством женщин независимо от их прочих характеристик, ибо характеристики эти ему, мягко говоря, по барабану. Сексуальное влечение у него первично, а душевная привязанность возникает уже потом. Или не возникает совсем.
