— Я ничего об этом не знаю, — повторил он.
Больше мне ничего добиться от него не удалось.
После разговора с Пронькиным я позвонил участковому и попросил его направить ко мне жену сторожа и заведующего магазином. Первой приехала жена сторожа. Она рассказала, что снотворного ее покойный муж никогда не принимал. И вообще он был против лекарств, лечился травами и парилкой. О самоубийстве никогда не думал. Жить ему нравилось. На территорию магазина и склада никого не впускал, говорил: не положено.
— Даже я не могла к нему войти. Были случаи, когда поесть ему приносила. Он брал еду через окно в воротах. Сам сделал специальное окошко и через него разговаривал, когда к нему приходили. Кто ему дал снотворное, ума не приложу.
— Какие отношения были у вашего мужа с Пронькиным?
— Особых никаких. Муж его не любил. Пьяница, говорил, непутевый он. А Пронькин приходил к мужу поговорить. Мой-то строгий был, не выпивал, не позволял себе. Пьяниц не терпел.
— Мог он вместе с Пронькиным во время дежурства пить чай? Женщина задумалась.
— Нет. Муж не допустил бы этого, — уверенно сказала она.
— А мог Пронькин принести с собой чай и угостить вашего мужа?
— Пронькин, может, и мог. Но муж не стал бы пить чай у ворот. Он любил делать все основательно, а не на бегу.
Старческое морщинистое лицо ее было печальным, но она не плакала. Я смотрел на нее и думал: кто же дал ему снотворное? Сам он принести не мог, от Пронькина или кого другого тоже не брал. Чай пил не в каморке. Где? Может быть, в магазине? Вместе с заведующим? Возможно, допустим, тот напоил сторожа чаем со снотворным, а когда он уснул, связал его и совершил кражу. Либо имитировал ее. Работники торговли обычно поступают так, чтобы скрыть имеющуюся недостачу. Логично. В эту версию укладываются и другие обстоятельства преступления: открытые двери склада, ворота. Он мог это сделать специально, чтобы привлечь внимание к краже. А как в эту версию вписывается Пронькин? Может быть, они совершили кражу вместе? Обычно торговые работники такие дела совершают одни. Нужно поговорить с заведующим магазином.
— Какие отношения были у вашего мужа с завмагом?
Женщина задумалась, глядя в пространство.
— Строгий мужчина Петр Кузьмич. Серьезный. Его к нам из района, говорят, прислали. Или сам приехал. Люди болтают всякое.
— А что говорят?
Одни — вроде из-за жены. То ли побил ее, то ли гулял. Другие — что с начальством не поладил. А там кто его знает. Мой-то уважал его, говорил: это — хозяин. Один работал. С утра до вечера.
На этом наш разговор с Шевелевой закончился.
Перед окончанием рабочего дня пришел заведующий магазином Ожогин, поздоровался. Лицо — неподвижное, сосредоточенное. «Действительно строгий мужчина», — подумал я.
— Расскажите поподробнее, как пришел на работу в последний раз сторож, как он выглядел, что говорил. Интересуют самые незначительные детали.
Ожогин задумался.
— Как обычно. Я уже собирался уходить, запирал магазин, когда он пришел. Поздоровался. Сходил в свою каморку. Потом запер за мной ворота. — Заведующий спокойно смотрел в окно, словно происходящее в кабинете его не касалось.
— В его поведении вы не заметили ничего необычного, подозрительного?
— Нет, не заметил.
— Вы его чаем не угощали?
Ничто не изменилось в позе и во взгляде.
— Нет, не угощал. — Вздохнул, опустил голову.
— Вы чем-то расстроены?
— Нет. То есть да. ЧП в магазине. — Но расстроенным он не выглядел. Был очень сосредоточен. И не более.
— Вы давно работаете в этом магазине?
— Год.
— А до этого где работали?
Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Тоже в системе потребкооперации.
— Где?
— В соседнем районе.
— Почему перешли сюда?
Молчание.
— Не захотел там работать.
— Почему? — Опять молчание. — У меня такое впечатление, что вы чего-то боитесь и не хотите говорить, — сказал я. Ожогин посмотрел на меня. В лице его что-то изменилось. Оно потеряло свое хмурое, сосредоточенное выражение. — Рассказывайте сами, без вопросов.
— Не сработался я с председателем сельпо и ушел.
«Это надо проверить, — подумал я. — Может быть, причина увольнения другая. Уж очень неохотно он говорит об этом».
— Вы на работу ходите в этой обуви? — спросил я.
Он посмотрел на свои сапоги.
— Да, а что?
— Дело в том, что и около трупа, и на территории склада и магазина обнаружены следы разных людей. Наверное, среди них есть и следы тех, кто совершил кражу. Нам бы хотелось их выделить. Поэтому мы определяем следы тех людей, которые бывали там по делам службы. Хотелось бы и ваши установить, чтобы исключить их из поиска.
Ожогин внимательно слушал и смотрел на меня.
— Пожалуйста, — сказал он.
В ящике, наполненном специальным составом, Ожогин сделал отпечатки правого и левого сапога. Эксперт попросил сделать отдельно отпечатки каблуков под углом. Ожогин выполнил его просьбу. После этого мы расстались.
На следующий день эксперт представил результаты исследования. Оказалось, что следы каблуков, обнаруженные около трупа, оставлены обувью Ожогина. По-видимому, это он тащил тело сторожа. Улика серьезная. Нужно немедленно ехать в деревню.
В тот же день я был там. Вместе с участковым мы пришли в дом к Ожогину. Увидев нас, он старался казаться невозмутимым и спокойным. Обыск был долгим и тщательным. В гардеробе среди белья была найдена довольно большая сумма денег, в кладовке в мешках — много крупы, сахара. В кладовке же в тайнике — в двойной стене — женские пуховые платки, импортные кофты, бюстгальтеры, трико, совершенно новые, с этикетками и ярлыками. Когда мы стали доставать из тайника эти вещи, Ожогин, находившийся здесь же, опустился на скамью. Однако лицо его по-прежнему сохраняло угрюмое выражение. При обыске была также изъята пилка по металлу, хранившаяся в кладовке вместе с другими инструментами.
В присутствии тех же понятых был произведен обыск и в магазине. Там были обнаружены чайники — электрический и для заварки чая, стаканы, открытая пачка индийского чая. Ожогин был доставлен в райотдел.
Экспертиза установила, что дужка замка, на который был закрыт склад, перепилена пилкой, обнаруженной в кладовке Ожогина.
В тот же день я предъявил завмагу обвинение в убийстве сторожа и хищении. Он молча, сохраняя хмурое выражение на лице, прочитал постановление, не спеша положил его на стол и молчал.
— Что скажете по поводу предъявленного вам обвинения? — спросил я.
— Да, я виноват, — медленно говорил он. — Я действительно дал снотворное сторожу. Но убивать его я не хотел. В этом моей вины нет. Я только хотел, чтобы он заснул. И все. В убийстве я не виновен.
— Вы дали старому человеку очень большую дозу. Любому ясно, что в результате могла наступить смерть.
— Я не знал, что от снотворного можно умереть. Я хотел, чтобы он крепче заснул.
— Это вас не оправдывает. Вы должны нести ответственность за его смерть. — Ожогин темным неподвижным взглядом смотрел в пространство. — Что вы можете сказать о причастности Пронькина к совершению преступления?
Ожогин перевел взгляд в мою сторону, но меня он не видел. Взгляд его постепенно возвращался из неведомой дали.
— Что? — спросил он. Я повторил вопрос. Он задумался. — Пронькин? Какой Пронькин? Инвалид? — Я утвердительно кивнул головой. — Ничего не знаю. Я с ним никаких дел не имел. А что?
— Вы действовали один?
— Да.
Взгляд его был по-прежнему задумчивым и отрешенным.
— Распишитесь, что вы ознакомлены с постановлением о привлечении вас к уголовной ответственности, — сказал я.
Ожогин расписался, и мы расстались.
«Так, значит, Пронькин совершил кражу самостоятельно, отдельно от Ожогина. Может быть, с ним участвовал кто-то еще? Хотя, судя по следам, других участников не было. Нужно поговорить с Пронькиным».
— Мы установили, — сказал я ему, — что вы совершили только кражу вина. Что вы скажете?
