Лицо у мсье Коли как-то разгладилось, и ответил он почти весело:
— О'кей, парень. Ты хочешь ввязаться в это дело по самые помидоры.
— Не будь пошлым, Николай! — сказала Марина.
— Дакор! Он хочет ввязаться по уши… Пойдем, Саша, лейтенант ты наш. Я тебе кое-что покажу.
Марина поднялась на второй этаж, и оттуда донесся шум падающей воды. Это она набирала ванну. Внизу тоже имелся туалет с умывальником. Я быстро ополоснулся, выпил залпом чашку кофе и сказал:
— Я готов, Коля. Что тут у тебя есть — показывай.
Он показал, блин. Я охренел, блин. Честное слово!
Возле лестницы, ведущей на второй этаж, находилось нечто вроде люка. Гусаков приподнял его, сделал шаг в подпол и предложил следовать за ним. Мы спустились в небольшой аккуратный подвальчик, стены которого были чисто покрашены, а пол чисто выметен. Лампа дневного освещения делала его похожим на оранжерею. Вдоль стены стояли ящики и коробки. В этих ящиках и коробках находились всевозможные и забавные предметы.
Забава номер один: пистолет ГЛОК-18, обойма до тридцати трех патронов, пластиковая рукоятка, отличные баллистические характеристики, скорость стрельбы выше, чем у «узи», — тысяча триста выстрелов в минуту.
Мне такая скорость не нужна. Даже жутко представить картину истребления за минуту такой уймы людей. Если лупить из ГЛОКа по демонстрации, то один только его обладатель, при достаточном количестве обойм и ловкости рук, может всю демонстрацию трудящихся и завалить. Хоть и сделано в Австрии, но может нашим буржуазным вождям пригодиться…
Ствол у пистолета-автомата длинный, можно и глушитель поставить.
Забава номер два: пистолет ЧЗЕТ, чешский. Им сейчас даже российский спецназ вооружается. Обойма — пятнадцать — восемнадцать патронов. Классное оружие. Гей, славяне! И вообще, Польша и Чехия станут в НАТО троянским конем, так уже было с чехами и словаками в Первую мировую войну, когда они сдавались пачками, мобилизованные в армию Австро-Венгрии… Повыскакивают когда-нибудь славяне из лошадиного пуза в масках и с ЧЗЕТами.
Забава номер три: помповые нарезные ружья «Ремингтон-870» и «Мосберг-500». Эта забава для настоящих мужчин. Париж можно легко почистить, если пулять по нему из этих крутых игрушек для мужчин.
Среди остальных забав я обнаружил и ПМ — пистолет Макарова, и подствольники ВОГ-25, несколько АКМов стыдливо лежали в сторонке. Обнаружил я и «Экскалибур» МК-2, который пуляет тридцативосьмимиллиметровыми гранатами. А поскольку в барабане пять зарядов, то можно этак ненавязчиво небольшое здание развалить за полминуты… Со всем этим оружием я имел возможность повозиться в центре у Петра Алексеевича. Где ты, Петр Алексеевич? Почему больше не говоришь со мной?..
Кроме всего прочего к оружию прилагалось бесчисленное количество боеприпасов.
Мы сели на табуреточки возле стены, и я спросил:
— Откуда дровишки?
— От верблюда! — отрезал мсье Коля, но затем смягчился и пояснил: — Что-то осталось от наших предшественников, что-то сами приобрели. Но до последнего времени не пользовались. У нас же в основном рутинная, канцелярская работа.
— Это я уже успел заметить. А что стало с предшественниками, как ты их называешь?
— С ними-то? — Коля задумался, а после подтвердил мое предположение: — Они умерли. Кажется.
— А-а! Так это у вас такая добрая традиция.
— Выходит, традиция.
— Понятно. Но мы должны ведь не пулять во все стороны, а бить прицельно.
— Если нас достанут, то мы им покажем.
— Уже достали! Что говорил Габрилович? Кто нас подставил?
— Нас подставил Корсиканец. Это доказать невозможно, но я и Александр Евгеньевич… Мы, одним словом, уверены. Больше некому, больше никто не знал. Просто мы с тобой чудом выкрутились.
— И что с ним прикажешь делать! Мы все-таки не у себя дома. А он знаменитый французский актер…
«Да, — подумалось мне, — Синатра в Штатах, Кобзон в России, Ален Д. во Франции. Артисты, блин! Народная любовь и тэ дэ. Пора петь начинать. Да я же и пел неплохо!..»
— До Красавчика дело дойдет! — сказал Гусаков. — Я сегодня должен получить информацию о Марканьони. Он и его кодла в последние дни затихли. Теперь понятно. Готовились к налету в Милане. Все-таки от нашей поездки была польза.
— Тремя людьми заплатили!
— Приходится платить… Я встречусь с Габриловичем, а после заеду за тобой. Ты мне сегодня понадобишься.
— А этот дом надежен?
— Был надежен. Теперь я ни в чем не уверен.
— Что с Мариной делать?
— Делай то, что хочешь… Если обидишь ее — убью!
Он смотрел на меня холодно. Добрые елочные огоньки подмигивали за его спиной. И я знал, что Коля сделает так, как сказал.
Я поднимаюсь на второй этаж и прохожу по коридорчику. Справа комната Гусакова, слева — его кузины, моей Марины. Моей — звучит непривычно, да и неправда это. Она не моя. Физическая близость для многих женщин теперь мало что значит; так — приложение к статье из современного журнала…
В конце коридора ванная комната. Я открываю дверь и останавливаюсь на пороге. Марина лежит в воде с закрытыми глазами. Лицо ее печально. Шея и плечи. Ключица и трогательная ложбинка… Так учили — если началась неожиданная стрельба, то немедленно ищи ложбинку на местности и укрывайся в ней. Я нашел и укрылся…
— Что стоишь? — спрашивает она, не открывая глаз.
— Не знаю… Стою.
— Раздевайся и ложись ко мне.
Я разделся и лег в горячую воду. Стало по-животному радостно от воды, почти так же хорошо, как прошлой ночью.
Мы лежали вместе и вспоминали подробности. Не говорили ни слова.
— Вот, — сказал Гусаков, показывая на двухэтажный домик-пряник с башенками и большими окнами, — они тут и окопались.
Я стал разглядывать дом и лужайку перед домом. Лужайка состояла из дорожек, посыпанных толченым кирпичом, и газончиков, на которых летом, похоже, колосились тюльпаны или что-либо в том же цветочном духе.
Я стал разглядывать и мсье Колю, сидевшего за рулем и нервно барабанившего по нему пальцами. Коля был одет в новый белый плащ из дешевого магазина. Так посоветовала Марина. Чтоб, мол, не бросался в глаза. На голове Гусакова красовалась мятая шляпа в бежевую клетку и с широкими полями. Под шляпой находилось щекастое лицо с отросшими усами. Гусаков стал похож на деда Мазая постиндустриального общества. Думаю, на него прохожие оглядываются.
— И что, — спросил я, — ты предлагаешь этот замок штурмом брать?
— Штурмом не штурмом, — пробубнил Николай Иванович, — но что-то делать придется.
Парадная дверь домика-пряника приоткрылась, и на крыльце появился плотный коренастый мужчина с уоки-токи в руке.
— Это «горилла» Пьера, — объяснил Коля. — Возможно, он был среди тех, кто вас на ферме убивал.
— Мы их тоже убивали, — ответил я.
В руках Гусаков держал небольшой бинокль, похожий на театральный. Я взял у него бинокль и стал смотреть. Увеличивал он не Бог весть как, но белое, какое-то пористое лицо «гориллы» стало ближе. Я попытался узнать в нем кого-либо из нападавших и не узнал. Никого я, собственно, тогда и не разглядел толком. Был я не на вернисаже — еле живой остался… Сейчас передо мной находился «потенциальный противник», и остро захотелось его укокошить…
Пористорожий прошел по двору и исчез из поля зрения. За ним на крыльце появились еще двое. Они остановились у дверей и стали вертеть головами, как это обычно делают охранники. В кадр въехала длинная машина с темными стеклами, и пористорожий появился снова. Он обежал машину и остановился возле дверей тачки. Пористорожий тоже крутил башкой.
И тут дверь домика-пряника резко отворилась. Я увидел в бинокль седовласого дедушку, в котором сразу признал Пьера Марканьони. Бакенбарды у него действительно оказались обильные, как это и запечатлела фотография, показанная мне как-то Гусаковым. Дедушка оказался одетым в куртку морского пехотинца цвета хаки, и в ней он разительно выделялся среди «горилл», щеголявших в пиджаках и галстуках стального цвета с отливом. Движения у дедушки были быстры. Он сбежал по ступенькам к машине и нырнул в ее затемненные недра. Через некоторое время ворота, отделявшие лужайку и дом от улицы, откатились в сторону и из них выкатились две совершенно одинаковые черные машины — фиг скажешь, где сидит главный французский убийца дедушка Пьер.
— Откуда вторая взялась? — удивился я.
— Элементарно! — отмахнулся Гусаков. — В гараже две одинаковые тачки. Одну подали к дому, а выехали на двух. Элементарно!
— Не дураки… Иначе б мы их встретили у ворот и из двух подствольников разнесли в клочья.
Самое интересное заключалось в том, что черные машины выехали вместе, но покатились в разные стороны.
