шею нож. Не сомневайся, мне это сделать гораздо проще, чем тебе нажать на курок. Так что давай, не тяни.
– Я не могу убить тебя.
Девушка медленно опустила пистолет. Правая рука повисла как плеть, левой Инга закрыла глаза и опустилась на пол.
– Вот нам уже и плохо, – засмеялся Клим, бросился к ней, приподнял голову. – Муки совести или заплатили мало? А-а, жаль такого мужчину прикончить?
Инга бормотала что-то бессвязное, Клим гладил ее волосы, пропуская пряди сквозь пальцы.
– Да положи ты этот пистолет. Еще вдруг выстрелит, мебель испортит.
Пистолет ударился ручкой о доски. Бондарев посмотрел на него и увидел, что рядом с камином кучкой на полу лежат радиожучки, поблескивая металлическими детальками.
– Ого, я вижу, дело зашло достаточно далеко.
Инга так разволновалась, что не могла говорить, слезы текли по щекам.
– Мне кажется, что тебе надо немного выпить. Ты, конечно, извини меня, что я вот в таком виде перед дамой, без обуви…
– Ты все шутишь, – сказала она, голос дрожал.
– А теперь расскажи, какие дяди сперва захотели уложить тебя ко мне в постель, а потом решили нас поссорить? В принципе я догадываюсь.
– У меня есть муж. Он намного меня старше, человек уважаемый. Фамилию его я называть не буду, наверняка она тебе известна. Он крупный бизнесмен. Он относится ко мне скорее как к дочке, нежели как к жене, позволяет мне делать все, что я захочу. Кроме других мужчин, разумеется. Ну, и как ты понимаешь…
– Чем они тебя держат? Чем шантажируют? – напрямую спросил Клим, глядя в заплаканные глаза.
– Полгода назад я познакомилась с мужчиной. Он мне понравился. Не такой, как другие, ничего не боится. Мы познакомились на приеме во французском посольстве. Я еще тогда подумала, что он дипломат. Он говорит по-французски и по-английски, причем говорит очень хорошо. Тогда я еще не знала, что он один из бойцов спецгруппы.
– А что это за группа такая?
– Я не очень хорошо знаю, они относятся к ФСБ.
– А-а, – протянул Бондарев. – К ФСБ, говоришь? А звали его как?
– Илья.
– Понятно. Дальше что?
– Дальше – больше. Завязались отношения. Мне казалось, что он меня очень любит, да и он мне был не безразличен. Он меня баловал, придумывал самый что ни на есть разнообразный отдых, словом, как в сказке. Мы и ныряли, и плавали, и стреляли, и даже с парашютом я умудрилась прыгнуть. А какие он устраивал романтические вечера!
– Ясно, дальше, – уже сердясь, произнес Клим.
– Извини, отвлеклась. А потом вдруг я приехала к нему, и он показал мне кассету.
– Какую?
Инга опустила голову, тряхнула волосами.
– А, кажется, догадываюсь.
– Потом пришел их командир и еще один мужчина. Они сказали, что эту кассету покажут моему мужу. Я же тогда не знала, что Илья меня проверял, смогу ли я быть им полезной. Оказалось, что смогу. Кроме того, они были у тебя в доме, думаю, что все обыскали. И вот свидетельство их визита, – она показала жучки. – В базе данных они о тебе собрать информацию не смогли, вот и подумали, что через меня они смогут за тобой следить. Я работаю на них. Не хочу, ненавижу себя за это, но вынуждена…
– Ну, это классика! Ну, а зачем я им? – задал вопрос Клим.
Инга передернула плечами:
– Не нравишься ты им. Ты их гордость ущемил.
– Гордыня – смертный грех!
– Что ты им сделал?
– Ничего особенного – подрался, по репе одному настучал.
– Сильно, наверное, настучал! – с восхищением взглянула на Клима Инга.
– Не знаю, сильно или нет. Но как в боксе при нокауте судья досчитал до десяти, а боксер голову поднять с пола не мог, так и у нас случилось. И много чего ты для них делала?
– Тебе важно знать это?
– Можешь соврать, что это твое первое задание. Я бы на твоем месте все мужу рассказал.
– Ты с ума сошел! Хотя рассказать можно, он не простит, но и не убьет, а они меня убьют. Ты даже не представляешь, какие это люди. Звери самые настоящие, им человека убить ничего не стоит.
Бондарев вспомнил операцию по освобождению заложников, в результате которой и террористы, и заложники погибли, и хмыкнул:
– Поверь мне, я догадываюсь.
– Я их боюсь, очень боюсь.
– Знаешь что… – Инга смотрела на Бондарева широко открытыми глазами, – больше они тебя не побеспокоят.
– Они меня везде найдут.
– Ну, скажешь! Не везде. Да и искать они тебя сейчас не станут. У них большие проблемы, а их мало, и далеко они от Москвы. А если уж тебе так страшно, живи у меня.
– Здесь?
– Ну да. Тебе не нравится мой дом? Холодильник полон еды, в баре выпивка. Можешь читать книги, слушать музыку, смотреть телевизор, жечь камин.
– Уезжаешь? Тебя не будет?
– Да, – сказал Бондарев. – Надеюсь, ненадолго. К Новому году вернусь. А для мужа придумай что-нибудь, я здесь советчик не очень хороший. Я женщин только на клубнику со взбитыми сливками ловить умею.
– Да-да, хорошо.
– Насчет кассеты ты не волнуйся, я с ней разберусь.
– Честно?
– Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
– Мы еще слишком мало знакомы.
– У нас просто не было времени.
Бондарев легко поднялся, взял ее за плечи, поставил на ноги. А затем поцеловал во влажные губы.
– Ты, главное, не плачь и не скучай. А я сейчас быстренько соберусь.
Он подошел к бару, где хранился лед для мартини, открыл его и вытащил оттуда свой любимый пистолет.
Весь поселок нефтяников с романтичным названием Снежный уже два дня будоражила одна и та же новость: ожидался приезд хозяина скважины, человека, входившего если не в десятку, то в двадцатку самых богатых людей России.
Он должен был приехать и поздравить тех, кто зарабатывал для него нефтедоллары, с приближающимся Новым годом. Накануне были выплачены не только зарплата, но и новогодние премии. Дети ходили по поселку с красивыми картонными баульчиками, доверху набитыми всевозможными сладостями. Родители были довольны, работать на олигарха им нравилось: во-первых, зарплату никогда не задерживают и поощряют за доблестный труд регулярно. Так что настроение в поселке Снежном, невзирая на привычно плохую погоду и мороз, было праздничным.
Родион Пупкович редко приезжал в свои вотчины один. Следуя классической древнеримской поговорке «Хлеба и зрелищ!», он снабжал нефтяников и тем, и другим. Сегодня должен был состояться концерт известного и любимого всеми трудящимися России певца рабочих масс Николая Раскупляева. Его лицо с характерной ямочкой на подбородке и улыбкой на щербатом рту смотрело на нефтяников со всех афиш.
– Вот
