не тяжеленный бэтээр, весит он как малолитражка. Да и разрабатывался с расчетом сбрасывания в Антарктиду с парашютом. Я это знаю точно.
– Я не хочу, чтобы ты прыгал, Клим, – сказал президент и взял с подноса чашку с чаем, – не хо-чу.
– Я тебе говорю, эти придурки слишком опасны, они ни перед чем не остановятся. А ФСБ уже, по-моему, красноречиво показала свою беспомощность. Ты, конечно, извини, что я на наше родное ведомство бочки качу, но это не их дело. А я, может быть, справлюсь. Не хочу, чтобы у людей праздник был испорчен. Я спрыгну, обнаружу их, буду преследовать. Главное их обнаружить и вести. Ну а потом: хочешь, войска подними, хочешь – авиацию. Но метеопрогноз на ближайшие дни неутешителен, ничего хорошего не сулит: низкая облачность, порывистый ветер, мороз, метель. А беды они натворить могут. Там нефтепровод, между прочим, взорвать который для них – дело плевое. Нефтяные скважины. А ликвидировать такую аварию, сам понимаешь…
– Понимаю, – сказал президент. – Все, что надо будет Климу Владимировичу, предоставить незамедлительно.
– Понял, – ответил помощник.
Зазвонил телефон. Президент поднял трубку, затем взглянул на запястье правой руки.
– Ты смотри, пунктуальный. Значит, пневмовездеход, парашют, оружие, транспортный самолет.
– Да, – сказал Клим.
Президент взглянул на него немного виновато:
– Ты уж прости, Клим, что так получается.
– Все, забыли. Потом поговорим.
– Успехов тебе.
Рукопожатие президента было крепким. Если он кому и доверял, так это другу детства, в преданности и порядочности которого не сомневался.
– Пока военные пробуют локализовать последствия, пусть разбираются своими силами, а я попытаюсь в одиночку. – И Бондарев обратился к помощнику: – Вездеход не перегружайте, он должен быть легким. Всего по минимуму. До встречи, – Клим Владимирович поднял руку и сжал кулак.
Друг детства ответил таким же жестом.
«Что это у них за приветствие странное?» – подумал помощник и заспешил за Климом.
– Сколько времени вам понадобится на сборы?
– А вам? – вопросом на вопрос ответил Бондарев.
– Часов шесть, – сказал помощник.
– Четыре, – ответил Клим. – Через четыре часа я буду на аэродроме, самолет уже должен быть готов.
– Хорошо, – согласился помощник и посмотрел на часы, как спортсмен, решившийся на очередной рекорд.
* * *
Бондарев сидел на переднем сиденье джипа рядом с немногословным водителем. Клим пару раз попытался с ним заговорить, но тот отвечал односложно: «да», «нет», «не знаю». Тогда Бондарев оставил попытки разговорить сотрудника службы безопасности президента.
В мыслях Клим был уже далеко. Он смотрел на снег за окном машины, и он казался ему белыми облаками, а гудение двигателя машины, ровное и спокойное, напоминало шум, производимый моторами самолета. Он даже глаза прикрыл, словно представлял, что его ждет.
– Направо? Налево? – услышал он вопрос водителя и открыл глаза.
– Давай налево.
Джип свернул. Снег с деревьев еще не опал. Весь район выглядел как на открытке: бери любой фрагмент и ставь внизу подпись «С Новым годом и светлым Рождеством Христовым!».
– Прямо к дому? – пробасил водитель, сбрасывая скорость.
– Давай к дому, – ответил Бондарев.
Тут же он почувствовал волнение, не страх, не угрозу, а легкое волнение и покалывание в затылке. Он прикусил губу, как всегда делал в минуты раздумий.
«Что бы это значило? Ведь интуиция меня пока ни разу не подводила. И если я еще жив, то во многом благодаря ей».
– Дальше.
Водитель не понял, взглянул на Бондарева.
– Дальше, говорю, езжай. Проезжай.
Клим смотрел на свой дом, на дорожку, на окна, на засыпанные снегом деревья. В затылке продолжало покалывать.
– А теперь налево, в переулок.
Джип свернул и тихо остановился.
– Спасибо.
Бондарев закинул на плечо свой шарабан, взял норвежский бур, немного постоял на месте, глядя на удаляющийся джип с тонированными стеклами.
«Хорошая машина, – подумал он, – и водитель хороший. Если бы он со мной болтал, мне бы пришлось ему отвечать, я тогда, возможно, ничего бы не почувствовал».
Он прошел переулком, затем махнул через забор и по глубокому снегу двинулся к своему дому, к той стене, которая выходила в переулок. Он добрался до дома, вытащил из кармана ключи, быстро открыл маленькую дверь гаража. Петли были смазаны, дверь не скрипнула, не стукнула. Хозяин тихо проник в дом. Ощущение тревоги не проходило.
Клим оставил в гараже свой рыбацкий ящик, норвежский бур и, взяв в руку нож с верстака, спрятал лезвие в рукав – так, чтобы в любой момент можно было нож извлечь. Из гаража по черной лестнице он поднялся на чердак – туда, где располагалась комната для гостей. Он откинул с пола ковер, опустился сначала на колени, а затем лег и приник ухом к доскам. Действительно, интуиция его не подвела, он услышал звук. Кто-то двигался внизу, в гостиной, причем ходил так, словно старался, чтобы его не услышали.
Он снял унты, остался в толстых теплых носках. Теперь Клим двигался бесшумно. Медленно, очень медленно, прижимаясь спиной к стене, он подошел к двери, открыл ее и как кот, услышавший шорох мыши, стал медленно спускаться, буквально стекая со ступенек. Он весь был слух и зрение.
Тихо открыл дверь в гостиную, сделал шаг вперед. Увидел над креслом голову, знакомые черные волосы и сразу же уловил запах духов. Ошибки быть не могло, это Инга.
– Соскучилась, милая? – наигранно произнес он.
Девушка вздрогнула, вскочила. Расстояние между ними было шагов шесть, и хозяин дома увидел нацеленный на него пистолет.
– Ого! – сказал Бондарев. – И рыбачка, и охотница, и стрелок, наверное, замечательный! – он медленно приближался к Инге, глядя ей в глаза. – А значок ГТО имеешь? Из «мелкашки», наверное, палить научили? Ворошиловский стрелок?
Лицо Инги было бледным. И от этого глаза ее казались абсолютно черными, как два бездонных провала.
– Я тебе не давал ключей от своего дома, но когда ты уехала, не поленился и нашел на ключах следы от пластилина.
– Не подходи, – прошептала Инга странным, словно не своим голосом, – я выстрелю!
– Надеюсь, ты помнишь, где у меня сердце? – и Клим прижал ладонь к тому месту, где билось сердце. – Вот сюда стреляй, потом контрольный в голову.
– Не подходи, я тебя прошу…
– А вот уж позволь мне самому решать, как себя в собственном доме вести. И стрелять ты не станешь. Духу не хватит. У тебя на лице написано, что ты даже рыбу убить не можешь. К тому же хороших любовников не убивают.
Клим дернул правой рукой. Из рукава свитера выпал нож.
– И не обманывай саму себя, что ты меня опередила. Вот, смотри, только теперь я безоружен. А ведь мог бы тебя убить. Открыл бы дверь, метнул бы в
