только четверо, кроме него. Один стоял рядом, еще три фигуры темными силуэтами рисовались на фоне снега.
– Это ты, Павлов?
– Так точно.
– Что произошло? – майор растер голову снегом.
– Не могу понять, – Павлов сделал шаг по направлению к горящему вертолету.
– Бесполезно. В этом аду никто не уцелел.
Чудом оставшиеся в живых «омеговцы» собрались вместе. И вновь майору приходилось решать все и за всех. Страшно было произнести вслух то, о чем Фомичев подумал.
– Не мог вертолет взорваться сам по себе, – предположил старлей, и его холодный взгляд налился ненавистью, – я вчера видел на базе капитана Прохорова. Он еще сразу лицо отвернул. Думал, показалось. Откуда ему взяться? А теперь вижу…
Прохоров был одним из лучших специалистов по устранению, а значит, и по установке мин-сюрпризов, мин с дистанционными взрывателями во всем управлении.
– Ты уверен?
– Теперь уже – да.
Со стороны дороги показались фары трех пневмовездеходов. Елфимов с охраной ехал на место катастрофы.
– Залечь, – приказал майор Фомичев.
Генерал уже справился с волнением. Он даже начинал думать, что и хорошо, раз так получилось. Всех «омеговцев» можно будет списать одной бумагой.
«Погибли в перерыве между учениями по собственной неосторожности… вследствие неподчинения приказу… халатное отношение к хранению взрывчатых боевых веществ… самовольный захват техники… попытка взлета при плохих метеоусловиях без необходимости и разрешения руководителя полетов…»
В голове Елфимова уже складывались формулировки к будущему отчету.
Генерал стоял, широко расставив ноги, пришлось немного пройтись пешком, вездеходы не стали подгонять близко к огню.
– Первым делом отыскать «черный ящик».
– На него писались только параметры приборов, но не разговоры пилотов, – подсказал Квак.
– Ну и что? Я думаю, они в спешке сами подорвали один из своих зарядов… потом произошла детонация. Неосторожность, одним словом. Халатность. Думаю, об инциденте в спортивном корпусе можно будет и не вспоминать.
– Да. Вспоминать о нем не стоит, – согласился с Елфимовым подполковник Квак, беспокоившийся о реноме своей базы, – так хотя бы их семьи компенсации от управления получат.
– Какие семьи? – нервно и коротко засмеялся генерал, – не было у этих отморозков ни жен, ни детей. Теперь мне кажется, что и родителей у них никогда не было. Им еще повезло, что под трибунал не пошли. Быстрая смерть лучше мучительного поджаривания на медленном огне.
Генерал хотел сказать другое, но эти слова сами вырвались у него как компенсация за страх и унижения, пережитые сегодня. Он обернулся, но так и застыл с открытым ртом. Его охрана из восьми спецназовцев исчезла, не сразу он разглядел тела, лежавшие в снегу. Фомичев стоял без шапки с пистолетом, наведенным на генерала. Старлей Алексеенко уже обыскивал Квака – забрал табельный пистолет.
– Ты, сука, – прохрипел майор, – как ты о мертвых сказал? Шапку даже не снял! И по тебе никто не снимет.
– Я… я… – заикался генерал, – вы не можете…
Алексеенко уже обыскивал Елфимова – пистолет сунул за пазуху, а пульт, выуженный из кармана генеральского бушлата, рассматривал долго и внимательно.
– Майор, посмотри, – он бросил пульт Фомичеву, тот ловко поймал его одной рукой.
Объяснять Фомичеву, что это такое, не было нужно.
– Ты их убил, – тихо и зловеще произнес Фомичев, – а я еще сомневался.
– Не я… это Сидоров…
– Только генерал мог нажать кнопку, на колени.
И, не дожидаясь ответа, Фомичев шагнул к Елфимову, схватил его за плечо, бросил на колени в снег.
– Шапку долой.
Ушанка полетела к догоравшему вертолету.
– Ты – подлый убийца. Я не убью тебя. Я казню. В глаза мне смотри, урод.
Фомичев сжал челюсть генералу, поднял ему голову, сунув пистолет в рот, выстрелил. Пуля прошла навылет.
– Собака, – Фомичев опрокинул мертвого генерала в снег.
Квак стоял и щелкал зубами и от холода, и от страха, но про него никто даже не вспомнил. Его не замечали. Четверо спецназовцев и майор Фомичев спешно готовились к отъезду, они грузили в прицепы пневмовездеходов то, что собирались загрузить в вертолет.
Загудели моторы, и два вездехода на своих огромных колесах унеслись в ночь, и тут же взорвались две оставшиеся машины, заминированные «омеговцами».
«Теперь их и преследовать не на чем, – без особого сожаления подумал подполковник Квак, – если Елфимов на самом деле подорвал вертолет, то пулю получил заслуженно».
Он бродил по площадке, пытался привести в чувство оглушенных спецназовцев, потом понял, что дойти до части у него не хватит сил, поднял автомат и выпустил в бушующее снегом небо длинную очередь. Трассирующие пули, заряженные через две обычных, прочертили метель.
«Слава богу, что полковник Сидоров жив остался, ему, а не мне теперь расхлебывать. Ему в Москву докладывать обо всем. И руководить поимкой беглецов», – Квак присел на отлетевшее от взорванного пневмовездехода колесо.
Все произошло именно так, как представлял себе умудренный службой подполковник. Сидорову дали возможность оправдать свое существование – прямо после доклада директору о захвате вездеходов, убийстве генерала Елфимова и побеге пяти «омеговцев» в неизвестном направлении с арсеналом – мечтой террориста, его назначили руководителем поисков, дав почти неограниченные полномочия. Оправдает доверие, простят, а если нет, то пойдет вслед за генералом.
Сидоров проклял тот день, когда пошел на службу в ФСБ. Усилилась метель, и ни один вертолет не мог подняться в воздух, аэрокосмическая разведка из-за низкой трехслойной облачности оставалась невостребованной. Только радиоперехват мог принести какие-нибудь плоды. Но о чем переговариваться в эфире диверсантам, когда они передвигаются группой на двух машинах?!
* * *
В кармане куртки президента зазвонил телефон, причем в самый неподходящий момент. Кивок удилища начал подрагивать и медленно загибаться вниз. Президент левой рукой вытащил свой мобильник, держа в правой удочку, и взглянул на дисплей. Затем положил удочку на лед, нажал одну из клавиш.
– Слушаю. Что случилось?
– …
– Конечно, побеспокоишь, отвлечешь от важного государственного дела! Ладно. Приходи. Мы недалеко, – он отключил телефон, сунул в карман. На удочку смотреть уже не хотелось.
– Стряслось что-нибудь? – с улыбкой поинтересовался Клим.
– Сейчас узнаем. Вообще по телефону не люблю вопросы решать.
– Так что, сворачиваемся?
– Ты же слышал, сам придет.
– Ну, ты и жестокий. Как он в туфельках на кожаной подошве по льду идти будет? Здесь же снега по колено!
– Это его проблемы.
Но помощник президента на удивление появился не в туфельках и не в элегантном черном пальто. У него на ногах были унты, а на плечах теплая куртка с капюшоном. Он бежал по льду, причем довольно резво, регулярные занятия спортом давали о себе знать.
Президент поднялся, а Бондарев остался сидеть. Метрах в десяти от рыбаков помощник президента остановился, перевел дух. У него в руке была папка.
