В прокуратуре сначала со вниманием относились к эпистолярному творчеству Бобра, думали, что Астахов и другие участковые действительно «прессуют» вставшего на путь исправления человека. Потом поняли, что за «бобер», а вернее, козел, завелся на Парковой, и опять злились на участкового за то, что приходится заниматься ненужным, но необходимым, бумаготворчеством из-за этого козла. А все свое негодование изливали не на виновника Бобра, а на участкового: «Когда, мол, ты его посадишь, и тем самым избавишь нас от бумажной волокиты?!.»
Это злило и обижало участкового. Он и без понуканий прокурорских работников старался изо всех сил «прищучить» проклятого Бобра. Но Бобер был не только изощренный кляузник, но и хитрец, каких мало… Установленные ограничения административного надзора не нарушал, глумился над сородичами, которые его и покрывали. Так что, не так-то просто было «подцепить» на крючок этого хитрована.
Вот поэтому и вспомнил Астахов о своем наболевшем.
— Михаил Иванович, ты скоро станешь поэтом, — заржал Сидоров. — Эк, как завернул! Мой тост проще: За весну и женщин, понимающих в весне и милиционерах толк!
— И это правильно, — сказал новый начальник штаба ДНД, Плохих Сергей Николаевич.
Теперь уже он хозяйничал в опорном пункте. А Паромов подумал, что опять предстоит объяснение с супругой. Ненужное и глупое. И еще подумалось о странностях судьбы. Вот, к примеру, Мара… То Астахову помогла разбой раскрыть, то сама преступление совершила. Или тот же Сухозадов… Не повстречайся он с Марой и Бекетом, и, как знать, возможно и жил бы себе потихоньку. А там женился, детьми обзавелся… Теперь это ему не грозит. Лет семь, как минимум, схлопочет — и какой после этого из него жених.
Неисповедимы пути Господни.
И цветущий май за окнами опорного пункта не особо радовал старшего участкового.
Не надо хандрить, товарищ старший участковый. Чего так пессимистически смотришь на мир? Не все так безотрадно и серо.
Жизнь продолжается…
Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что совсем скоро в стране будет объявлена борьба с пьянством, алкоголизмом и самогоноварением. И основная тяжесть этой борьбы ляжет на плечи участковых, этих серых лошадок органов внутренних дел. А большие государственные мужи под шумок борьбы с пьянством вырубят виноградники, предполагая, что тем самым вносят свою лепту в дело трезвости и оздоровления нации.
Воистину, «заставь дурака богу молится, он и лоб разобьет!»
Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что не пройдет и года, как участковый Астахов Михаил Иванович будет повышен в должности и станет руководить работой участковых в опорном пункте поселка КТК, сменив там Евдокимова Николая Павловича, безвременно сгоревшего на милицейской работе. А несколькими годами позже он будет сначала руководить всеми участковыми Промышленного РОВД, а чуть позже — службой участковых всей Курской области. В звании подполковника милиции побывает в спецкомандировке в Чечне, откуда вернется уже полковником и с незаживающей болью в сердце из-за потерь боевых товарищей.
Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что не пройдет и трех лет, как он, старший участковый инспектор милиции Паромов, уволится по собственному желанию из органов внутренних дел, не выдержав внутреннего напряжения между желанием сделать общество чище, добрее, справедливее, и действительностью, по-прежнему, пьяненькой, хамоватой, вороватой и драчливой. Запас сил и энергии истощался, а как зря, кое-как, он работать не умел. Не научили. Ни родители, ни друзья-командиры.
Он так и не сумел перевоспитать большинство из своих подшефных. И потому мрачнел сам, и мрачнела его душа. И долго это продолжаться не могло…
Ничего этого они не знали в тот теплый весенний вечер… Возможно, это и хорошо… Иначе как жить?..
