Давление ствола на мой позвоночник ослабло, в тот же момент я сделал резкий рывок и оказался на столе. На долю секунды я застыл, как неудачная скульптура, изображающая бегуна в низком старте, и тут же нырнул вдоль стола.
Выпученные от страха глаза, увеличенные тяжелыми черными очками, казалось, прыгнули мне навстречу, мое плечо обрушилось на грудь Хойта, и его кресло опрокинулось. Он издал короткий вопль, но удар об пол вышиб из его легких весь воздух. Я сгреб правой рукой воротник его рубашки и встал на ноги, подняв с пола карликового магната. Самое время вздернуть его на флагшток и посмотреть, отдадут ли ему прощальный салют наемные бандиты.
Держа Хойта перед собой, я обеими руками сильно сдавил ему шею. Он задергался, как марионетка на ниточках, но по понятной причине не сумел произнести ни слова.
Шофер все еще стоял у другого конца стола с нерешительным, почти смущенным выражением на примитивной роже. Он тупо переводил взгляд с пистолета, вяло зажатого в правой руке, на меня, держащего его босса в своих объятиях. Мерзавец Алекс Кирш между тем медленно продвигался к нам с ножом в руке, его глаза горели садистским вожделением. Я слегка ослабил давление на трахею Хойта, и он судорожно, хрипло задышал.
— У тебя есть выбор, приятель, — ласково сказал я дрожащему Хойту, — или вели ему бросить нож и стоять на месте, или я сломаю тебе шею. — Я переместил руки так, чтобы одна оказалась под его подбородком, а другая давила на затылок, и резко, болезненно крутанул голову, подчеркивая серьезность своего намерения.
— Алекс! — завопил Хойт. — Делай, что он сказал! Брось нож и стой на месте!
На несколько секунд мне показалось, что Кирш даже не слышал его слов. Потом его остекленелый взгляд сменился выражением крайнего разочарования. Он отбросил нож, который заскользил по полу и исчез под креслом.
— Лайонел, дружок, — сказал я, обнажив зубы в усмешке. — Толкни свой пистолет по столу ко мне, только медленно и осторожно!
Он дважды облизнул губы и выразил глазами что-то непечатное, медленно поднял руку и тут же нерешительно опустил ее. Я еще раз больно крутанул голову магната.
— Делай, что тебе сказали, безмозглый идиот! — жалобно взвизгнул Хойт. — Чтобы убить его, тебе придется прострелить меня.
Пистолет тут же заскользил вдоль стола. Я схватил его правой рукой, а левой стиснул воротник рубашки Хойта на затылке.
— Ну, ладно, Холман, — Алекс Кирш изобразил подобие улыбки, — не воспринимай все так серьезно, мы пошутили. Неужели ты и вправду решил, что я намереваюсь тебя порезать?
— Думаю, что ты вполне способен на подлость. Ну а я готов выстрелить, если понадобится.
Раздался слабый шорох со стороны двери, и в комнату впорхнула Соня Скотт.
— Вы уже закончили? Я… — Она внезапно умолкла, заметив перемену декораций.
— Почти закончили, Соня, солнышко, — ехидно ответил я. — Вам еще предстоит кое-какая работа. Заберите ключи от «кадиллака» у этого бандита в форме шофера и можете отвезти меня в отель.
— И не подумаю! — решительно выкрикнула она.
Я постучал по макушке Хойта стволом пистолета.
— Вразумите ее, — устало подсказал я.
На этот раз он оказался исключительно разговорчивым: к концу его речи она уже забрала у Лайонела ключи от машины. Я тащил Хойта до самой двери, где меня ждала Соня, и здесь сильно толкнул его назад, так что он полетел через всю комнату, пока Алекс не схватил его за руку и не остановил.
— Я всегда был неважным гостем, — принес я свои извинения, — и так и не научился хорошенько благодарить за гостеприимство. Не могу сказать, что я получил большое удовольствие от нашего общения.
— У нас все впереди, Холман, — пискнул затравленно Хойт. — Ты еще пожалеешь, что родился! Ты… — Тут он разразился нескончаемым потоком ругательств.
— Как вам не стыдно! — пожурил его я и взглянул на Соню. — Да еще в присутствии юной леди!
Соня, с лицом, похожим на застывшую маску, вела машину, а я сидел рядом и покуривал сигарету. Прошло минут пять с тех пор, как мы покинули модернизированный амбар, и все это время оба молчали.
— Вы забыли свой норковый палантин, — заметил я небрежно. — Так и простудиться недолго. Может быть, включить обогреватель?
— Мне не холодно, — сказала она.
Я дотронулся пальцем до ее сверкающего ожерелья. Она раздраженно дернулась, как при контакте с заразным больным.
— У вас безупречный вкус к приятным сторонам жизни, дорогая, — проговорил я ехидно. — Я имею в виду драгоценности, меха, одежду. Думаю, все это поступает от нашего магната? Кстати, чтобы получать такие деньги, работая секретарем, нужно, вероятно, оказывать весьма специфические услуги? Да?
— Я не собираюсь спорить с вами, — огрызнулась она. — Все равно не поймете.
— А вы попытайтесь, — настаивал я.
— Вам просто повезло, Рик, дорогой, — вдруг изменила она тон. — Наслаждайтесь жизнью, пока везенье продолжается — ведь это ненадолго.
— Вы меня заинтриговали, милая Соня. Не понимаю, как такой роскошный образец женской красоты оказался в компании карлика-психопата, малохольного садиста и бандита, изображающего из себя шофера?
— Значит, вот как, с вашей точки зрения, все выглядит? — Она так круто вошла в правый поворот, что задние колеса протестующе завизжали.
— Вы меня похитили, когда я сошел с поезда, — мягко пожурил я. — Шофер все время держал под дулом пистолета; Хойт целых пять минут оскорблял меня; Алекс собирался обработать меня своим ножом с хладнокровием мясника… И как еще, по-вашему, это может выглядеть?
— Кирша и идиота Лайонела здесь не было бы и в помине, если бы Хатчинс не затеял своего грязного дела. Чего вы еще ожидали, получив неблаговидное задание от Чарли?
— Попытайтесь все же посмотреть на факты объективно. Вы когда-нибудь слышали о Лестере Найте?
— Еще бы, — ответила она, кивнув. — Голливудский продюсер, который своим контрактом принудил Максин Барр отказаться от роли в пьесе.
— Так вот он и нанял меня.
Она сняла ногу с акселератора, и машина медленно вернулась к нормальной скорости.
— Вы шутите?
— Если история о причастности Барр к попыткам убийства Бабе Дюан, якобы с целью не допустить ее участия в пьесе, как-нибудь попадет в прессу, вообразите, какую плохую рекламу это создаст фильму Найта, в котором должна сняться звезда Максин.
Она бросила на меня нерешительный взгляд и прикусила нижнюю губку:
— Почему же вы не рассказали правду Ирвингу?
— Мне просто не представилось возможности. Он впал в такое необузданное состояние, что урезонить его можно было только при помощи насилия.
— Я хотела бы верить вам, дорогой Рик. — Ее голос снова приобрел твердость. — Но у меня неприятное ощущение, что вы мерзкий лжец! Как говорится, вся тяжесть доказательств против вас.
— Доказательств? — удивился я.
— Кто вам заказал отель и кто послал Фрайбергу телеграмму о вашем приезде, мой невинный барашек?
— Это сделал Чарли Хатчинс, не поставив меня в известность. Разумеется, я останавливался в Нью-Йорке, чтобы переговорить с Максин, и он был уже там. Но…
Она резко ударила по тормозам, и машина остановилась.
— Вот ваш отель, — холодно бросила она. — Я все еще считаю вас мерзким лжецом, Рик Холман.
— Ладно, — пробормотал я. — Ответьте мне только на один вопрос. Если старина Ирв сходит с ума по Бабе Дюан настолько, что нанял бандитов типа Алекса и шофера, чтобы защитить ее, то почему же вы вертитесь все время вокруг него, утопая в мехах и драгоценностях?
— Я уже сказала, что вам этого не дано понять, — ответила она, четко отмеряя нужное количество яда в каждом слове. — И не собираюсь оправдываться. Но советую вам учесть следующее. Вы сегодня так унизили Ирвинга, что я ломаного гроша не поставлю на то, что вы останетесь в живых до конца недели!
— А что вы скажете о Бабе Дюан, мое солнышко? — спросил я. — Поставите вы ломаный грош на ее шанс выжить до конца недели?
— Убирайтесь! — яростно выдохнула она.
— Вам бы нужно радоваться — ведь появился наемный убийца, чтобы разобраться с вашей соперницей, милая. — Я злорадно ухмыльнулся. — Насколько я знаю, первые три попытки убрать ее были, как мне представляется, совершенно любительскими. Вы должны быть просто счастливы, видя профессионала и понимая, что вам не нужно хлопотать о четвертой попытке.
Внезапно она стремительно повернулась ко мне и влепила пощечину. Я схватил ее за руки и прижал их к сиденью, стараясь подавить столь неожиданную вспышку ярости.
— Подумайте, между прочим, вот над чем, милочка: если Бабе Дюан убьют, вы — подозреваемая номер один. И еще. Умрет Бабе или нет, старине Ирву не отвертеться от своих наемников. Они не отстанут, так как убедились, что он мелкий замухрышка, охваченный неодолимой ненавистью, — но богатый замухрышка. Они отнимут все, что у него есть, медленно, профессионально и жестоко, небольшими долями.
