по голове стукнутая?» – подумал Колька и вдруг до него дошло:
– Погоди, как это – Зоя?! С чего вдруг Брусникина? Серьезно ты, что ли?
Та надулась, начиная сердиться на тугодумие Кольки, но, не забыв поддакнуть, подтвердила, что да, она Зоя и Брусникина.
– Быть не может. Вот это кино. А ну покажись, покажись, – Колька, ухватив за плечи, повертел соседку туда-сюда, разглядывая, – стало быть, ты не того…
И, конечно, прикусил язык.
– Зойка, значит. Жива. Это хорошо! Меня-то помнишь?
– Помнишь? Нет.
Вновь осекся: чего лезешь к девчонке? Кто ее знает? Может, и в самом деле контуженная или иным образом пострадавшая. Вон какая странненькая. Представившись, Колька спросил:
– Мама где?
– Где, в больнице. Я приехала, мама обрадовалась и плакала так, что у нее сердце заболело.
Колька вспомнил, как медсестра начала рассказывать эту историю.
– Да, вот уж обрадовалась. Не переживай, от радости не умирают.
– Умирают. А я не… я вот спросить хочу.
– Спрашивай.
– Спрашиваю. Вы подписываться по-взрослому умеете?
Колька удивился:
– Понятно, умею.
– Умеете – акт подпишите.
При упоминании официального документа он по привычке дернулся, насторожился и, признаться, запаниковал.
– Что подписать?
– Подписать. Тут пришли, – начала она, подбирая слова, – а я не знаю.
– Погоди-ка, – отодвинув соседку и отворив дверь, Колька вошел в комнату.
Недавно он тут был, и уже было чисто. Теперь царила просто больничная стерильность. Стекла такие отмытые, точно нет их вовсе, и вроде бы исторический камин заново побелен, изразцы сияют и обведены синькой.
Как раз у камина стоял с умным видом гражданин с рулеткой, что-то поочередно мерил и записывал. Потом подергал заслонку дымохода, она заскрежетала, посыпалась ржавая пыль на вымытый пол.
Потом, не обратив на Кольку никакого внимания, он сел к столу. И сделал-то шагов пять, но Пожарский чуть не взвыл: скрип от его туфелек шел такой, что зубы все разом заболели!
А тот ничего, пишет. Осилив пол-листа, гражданин соизволил поднять голову и приметить Николая:
– Вот и взрослые, наконец, – вежливо встал и снова (что за черт!) пошел навстречу, протягивая руку. – Простите за беспокойство, товарищ, нужна ваша помощь в оформлении…
Он что-то толковал про надзор, камин, регулярную прочистку дымохода, а Колька был готов любое беспокойство простить, лишь бы он больше не двигался с места.
– Само собой, само собой, где тут расписаться?
На работе его часто сдергивали с занятий, чтобы «составить комиссию», то есть подмахнуть бумажку-другую. К тому же тут дело житейское, не протокол же, не что-то уголовное, так что можно подписать. Акт так акт.
«Ну и почерк, как у врача. Так… “Акт обследования дымохода”, “удовлетворительное состояние подтверждаю”… “Комиссия в составе” – а, наверное, вот тут».
– Верно, здесь, – указал гражданин пальцем толстеньким, коротким, что твоя сосиска.
Кольку передернуло: ну дает. Туфельки со скрипом, палец с гайкой! И руки-то рабочие, вон, подсохшие мозоли, пара пальцев перетянута изолентой, ногти под корень обрезаны. Тем более к чему на таких клешнях толстая, дутая, дурацкая штука. Ладно бы обручальное кольцо, а то черт знает какое. Фигура-то какая, представительная, упитанная, и редкие волосы намного длиннее, чем следует. Сплошная пухлость и нарядность.
Поставив подпись там, куда ткнул палец-сосиска, Колька все-таки заметил:
– Инспекции, товарищ, надо проводить, когда взрослые в наличии.
– Я согласен, – подхватил гражданин, – мы и договаривались заранее. Кто ж знал, что ее преподобная мамаша прихворнет. У нас нет возможности по сто раз по одному и тому же адресу приходить.
Колька поспешил откланяться и вернулся в свою обитель.
То ли оттого, что от жуткого скрипа стало кисло во рту, то ли потому, что нормально так и не ел с больницы, – понял, как ужасно проголодался. Колька приготовил все для того, чтобы разговеться после вынужденного поста: намазал толстым слоем масла кусман свежего хлеба, потом еще, пользуясь тем, что мама этого не увидит, от души навалил поверх повидла. Расположился за столом и принялся трапезничать.
«Чего только в мире не бывает! – философствовал он, бодро работая челюстями. – Генералы – летчики – разведчики, самые бывалые сгинули, а тут крошечная девчонка, недоумок, соплей перешибешь, раз – и появилась, нашлась. Самостоятельная какая. Хозяйничает, убирается, даже вот проверки пускает. Никак закончили?»
По коридору к выходу проскрипели ботинки, хлопнула общая дверь. И почти тотчас в комнату постучали.
Это была снова Зоя. Глядя исподлобья, спросила, нет ли зеленки.
– Чего ж нет, есть, – Колька достал пузырек и марлю, – тебе помочь?
– Помочь, – разрешила она, протягивая ладошку. На ней две глубокие, параллельно идущие царапины. О плитку, надо думать, задела.
Потом девчонка попросила взаймы рафинаду. Так и сказала: не сахарку, не кулек, а «рафинаду»!
«Недоумок недоумком, а своего-то не упустит!» – Колька потянулся за сахарницей, сыпанул щедро в кулек из газеты.
– Благодарствуйте, – чинно произнесла она, – вернем.
– Да незачем.
– Незачем… нет, ну ежели вам полы или окна помыть, то я тут буду.
И ушла в комнату. Колька же, глянув на часы, заторопился. Решил на этот раз привлечь на помощь культуру: в фабричный ДК завезли новую картину с Кадочниковым, а он Ольге по душе. Нужно прямо сейчас, в рабочее время, сгонять за билетами, а то потом может их и не быть. Ну а далее нанести визит во дворец сказочной принцессы и самым благородным образом пригласить ее в кино.
Главное – следить за языком, чтобы она из-за какого-нибудь слова не превратилась в ведьму.
…Оказалось, что для печальной метаморфозы иной раз и слов не надо. Колька пришел с билетами, а Гладкова – воплощенная дисциплина, непреклонность, прямая как палка, со втянутыми щеками, – заявила, что никуда развлекаться не пойдет.
Что за черт, она даже не заметила, что не виделись несколько дней? Знать бы, что у нее не прошло желание переть в дурь, не стал бы и тратиться на билеты. Нашел бы, куда применить, вот, отличную леску в культтовары привезли…
– Ты то есть опять за свое? – обреченно уточнил Пожарский.
Ольга немедленно полыхнула:
– Что значит – опять?! У меня дела, понимаешь? Де-ла! – И она закрыла дверь.
Честное слово, знал бы он имя гадюки, которая Ольге «сюрприз» пообещала, – голову бы оторвал. Да и сама она хороша: может же толком сказать, чем помочь?! Витька Маслов снова на толкучке папиросами торгует? Санька Приходько по сезону дачникам толкает голубиный помет? Тоже трагедия! Поговорить с ними по-мужски, и все дела… Однако отмашки не было, а просто так к парням вязаться западло.
…Так, ну а теперь о главном: что делать с билетами? Топтаться у кассы он, понятно, не станет, не спекулянт, а вот если кому предложить? «Мысль. Анчутке
