Шпала сказал, что не прочь попробовать, мы все равнодушно пожали плечами, хотя не восприняли слова Грегсона всерьез, и это лишь доказывает, как мало мы понимали. Поверьте, не стоит недооценивать значения слова «мистер».
— И последнее. Это, в общем, даже не правило, а разумный совет: не распускайте сопли. Сносите наказание молча, как положено мужчинам.
Суровость в голосе Грегсона заставила нас затаить дыхание. Мы вдруг осознали, что наказаний будет предостаточно.
— Итак, надеюсь, вам все ясно. Даю пять минут на изучение правил, после этого сдаете листы. Мистер Банстед, в классе девятнадцать человек, то есть, вы должны собрать девятнадцать экземпляров правил. Если количество не совпадет, получите втык. Понятно?
Я кивнул, решив, что париться особо нечего. Пять минут назад я раздал девятнадцать листов бумаги, значит, девятнадцать и соберу, ничего сложного. По крайней мере так мне казалось, но когда я пересчитал переданные на первую парту листы, выяснилось, что их всего восемнадцать.
— Кто не сдал правила? — спросил я, оглядывая класс, и заново пересчитал листы.
— Проблемы? — поинтересовался Грегсон.
Я снова обвел глазами класс и узрел на физиономии Бочки ту же улыбочку, которой сам наградил его пятью минутами раньше.
— У меня на столе всего восемнадцать листов, — констатировал Грегсон.
Я уже совсем собрался сказать, что это все происки Бочки, который хочет, чтобы я тоже заработал тумак, но тут вдруг до меня дошло, что именно за это я и схлопочу, точней, схлопочу гораздо сильнее, поскольку тумака не избежать в любом случае.
— Да, — мрачно подтвердил я. — Сожалею.
Мысленно повторяя правило номер десять, я подставил Грегсону плечо, он как следует треснул. Моя рука на несколько секунд занемела, а из глаз брызнули слезы. Удар был приличный и болезненный, но не больнее тех тумаков, которые мальчишки раздают друг дружке на всех пустырях и улицах страны. Я смахнул слезы рукавом, выдохнул и двинулся было к своей парте, когда Грегсон меня остановил.
— Мистер Банстед, мне нужен недостающий экземпляр правил. Будьте добры, положите его мне на стол, ведь вы, кажется, знаете, где он.
— Хорошо, — твердо сказал я, подошел к Бочке и вышвырнул его из-за парты. Я месил жирнягу ногами до тех, пока пропавший листок не лег мне в руки. Неожиданным было то, что вылетел он не из-под Бочки, а из-под Рыжего, который извинился за то, что решил оставить экземпляр себе по причине слабой памяти. Бочка с раскровяненным носом злобно сверкнул обоими подбитыми глазами и обозвал его гадским клоуном, давая понять, что позже разберется с ним по всем статьям.
— Встать, — приказал Рыжему Грегсон, и тот (копируя мое мужественное «стой-как-скала» поведение), получил второй тумак за день, в другое плечо и значительно более тяжелый.
— Аа-хх, ч-черт! — взвыл Рыжий и едва не бросился на обидчика, однако Грегсон, не сдвинувшись с места, одним взглядом пригвоздил его к полу.
Стало понятно, что эти гребаные преподы совсем не похожи на обычных слюнтяев-педиков, которых мы привыкли изводить в школе, и для того, чтобы научиться держать себя с ними, нужно как следует освоиться в Гафине.
— Ну, теперь вы меня знаете. Я — мистер Грегсон, это мистер Фодерингей, а это — мистер Шарп. Мы будем вести у вас уроки. Мисс Говард будет выполнять обязанности администратора и школьной медсестры, а ваша задача — учиться. Теперь, когда мы познакомились, предлагаю совершить экскурсию по школе.
Это заведение было самым маленьким из всех, где мне доводилось учиться. Автостоянка представляла собой подковообразную площадку вдвое меньше поля для игры в мини-футбол — въезд, выезд и густые заросли кустарника вокруг. Корпус школы имел вид невзрачной трехэтажной коробки с плоской крышей и большой парадной дверью. Конечно, в шестидесятые, пятидесятые или когда там построили это здание, оно смотрелось вполне современно, но теперь превратилось в безликий серый куб, неотличимый от других, слишком старый, чтобы выглядеть новым, слишком новый, чтобы считаться старым. Если бы Грегсон вдруг выпустил нас прогуляться по улицам, нам пришлось бы крушить все на своем пути только ради того, чтобы найти обратную дорогу.
Здание вообще не походило на школу, а скорее наводило на мысль о нескольких переделанных квартирах, библиотеке или о чем-то подобном. Грегсон как-то раз поведал, что прежде в этом корпусе размещалась поликлиника, однако четыре года назад муниципальные власти переместили пациентов — кашляющих стариков и орущих детей — в новенькое, сияющее чистотой отделение всего в полумиле отсюда, на той же улице. С тех пор здание переходило из рук в руки, пока Грегсон с коллегами не выкупили его под перевоспитание таких дебилов, как мы.
На первом этаже помимо класса, куда нас сперва завели, размещалась еще одна классная комната, поменьше, одновременно выполнявшая роль столовой, за ней — кухонька, душевая, чулан для метел, кладовка и несколько комнаток разного назначения со стороны черного хода.
Далее Грегсон провел нас по второму этажу, где располагались спальни учителей, после чего мы поднялись на третий. Комнаты преподов нам не показали, но я сразу был готов поспорить на свою колоду голландской порнушки, что условия у них наверняка получше, чем в наших «апартаментах».
И я, блин, не ошибся.
На верхнем этаже, отведенном под спальни учеников, в нос с ходу шибал запах дезинфекционного средства. Всего там было четыре тесных комнатки, в каждой стояло по пять кроватей и одному-два шкафчика. В центре располагалась маленькая гостиная с диванами и столами, а в конце коридора — душ и туалет. Проще некуда.
На всех окнах с внешней стороны были установлены железные решетки, на потолочном люке красовался новенький висячий замок. Мне стало интересно, заперт ли и пожарный выход, но сомнения мои тотчас развеялись, как только я обнаружил, что эвакуационного выхода нет вообще. Фантастика!
В этот момент я заметил, что почти все ребята уже выбрали себе кровати и свалили на них шмотки. Я непростительно промедлил, лучшие койки оказались заняты. Побродив по комнатам, я наконец обнаружил два последних свободных места. Одна кровать стояла в комнате, где поселились Рыжий, Шпала, Тормоз и какой-то малый с рожей неандертальца, шерстистыми пальцами и крохотными глазками. Кроме того, койка пустовала в спальне, которую облюбовали Бочка, Четырехглазый, Трамвай и Крыса.
Выбор офигенный. Несмотря на то, что мы с Бочкой уже успели сцепиться, второй вариант все же казался мне намного привлекательней. Спальня, где обитал Рыжий, была наполнена какой-то жуткой агрессией и выглядела столь же соблазнительной, как крепкая зуботычина. В комнате Бочки я хотя бы мог рассчитывать на лидерство — по крайней мере мое прибытие смутило всех четверых обитателей гораздо больше, чем меня самого.
Пока я распаковывал вещи, Бочка злобно косился на меня. Трамвай подошел к моей койке и сообщил, что его зовут Дональд.
— Ну, или мистер Купер, — улыбнулся он.
— Твои проблемы, — мрачно буркнул я, недвусмысленно давая понять, что не хихикаю, как дурачок, по любому поводу.
Крыса, Четырехглазый, Бочка и Трамвай обменялись тоскливыми взглядами и назвали друг другу свои имена, а потом вошел Грегсон и обратился ко всем сразу:
— Эта спальня значится под буквой «Д». Прочие — комната «А», комната «Б» и комната № 3. В остальных старост я уже назначил, теперь мне нужен доброволец из вас пятерых. Желающие есть?
Бочка и Трамвай тут же вскинули руки, но Грегсон не обратил на них внимания и указал на меня.
— Мистер Банстед, думаю, вы справитесь. Поддерживайте дисциплину среди своих товарищей. Теперь вы отвечаете за порядок в этой комнате. Вы должны следить, чтобы все было под контролем, и раз в неделю приходить ко мне с отчетом, понятно?
— Но ведь он не вызывался быть старостой! — возмутился Бочка, и Грегсон объяснил ему, что в Гафине не обязательно вызываться добровольно, чтобы стать добровольцем.
— Не вопрос, — сказал я, принимая бразды правления и наслаждаясь ошарашенным выражением на лицах своих соседей по комнате.
Грегсон велел нам спуститься вниз через десять минут и ушел, а я вернулся к своей койке. Распаковав барахло, я еще раз обвел взглядом всех четверых, которые так и продолжали стоять, изумленно раскрыв рты, и сообщил им о грядущих переменах.
— У меня не пикнете. Для начала всем выложить «обеденные» деньги на стол.
— Неслыханно, — пробурчал Бочка, и я не мог с ним не согласиться. Кто бы мог подумать, что меня назначат старостой!
Как выяснилось, район, куда нас привезли, назывался Норвудом. В то время я еще не знал Лондона и никогда не слыхал о Норвуде, однако и так было понятно, что это не центр вселенной. Школа Гафин располагалась на тихой пригородной улочке. Вокруг не было ни других школ, ни пабов, ни магазинов, которые можно было бы ограбить. На одном конце улицы — большой парк, на другом церквушка, а между ними — дома, дома, дома. Одним словом, дыра. Разумеется, так и было задумано — держать нас в каком-нибудь душеспасительно нейтральном месте.
