убирать рулевого первым или все-таки после того, как свою долю свинца получит вся четверка. Здраво рассудив, что начинать все-таки надо с кают-кампании, Седой мысленно перекрестился и, только почувствовав тяжесть металла в руках, распахнул дверь.
Шагнул в кают-компанию и остановился в двух метрах от круглого стола, на котором стояли разноцветные бутылки, бокалы, тарелки с закуской и замыкали этот натюрморт четверо мужиков в светлых летних костюмах, видимо, еще не осознавшие, кто же стоит перед ними с двумя пистолетами в руках. Потом что-то осмысленное прохрюкал Пак и…
Почти бесшумные выстрелы, прозвучавшие сразу же после его попытки вскочить с полукресла, заставили всех четверых дернуться в предсмертной агонии, и Крымов сдвинулся от дверного проема за переборку, здраво рассудив, что эти хлопки мог услышать тот боевик, что стоял на руле, и сунуться в кают-компанию. Однако «Глория» продолжала все так же двигаться по прямой, мерно работал отлаженный дизель в моторном отсеке, и Седой, скрутив глушители, вернулся к своим жертвам. Тщательно обработав носовым платком рукоять и ствол того «Макарова», из которого он стрелял с правой руки, подошел к свесившемуся на бок Владимиру Ли и, вложив в его руку пистолет, то же самое проделал с Паком, сунув ему второй «Макаров», после чего опрокинул на стол початую бутылку виски и пару недопитых бокалов, из-за чего все пространство кают-компании переполнилось отвратным запахом спиртного, швырнул на пол тарелки с закуской, и вновь переместился к двери, раздумывая, что делать с тем корейцем, что стоял на руле.
Решение пришло само собой.
Видимо, почувствовав что-то неладное, рулевой перевел штурвал на «автопилот» и вышел на палубу, направляясь в кают-компанию. Заметив его в иллюминатор, Крымов едва успел перехватить оружие из руки Владимира Ли, и как только в дверном проеме появился боевик Чона, нажал на спусковой крючок, после чего вновь вложил пистолет в обвисшую руку трупа и неожиданно для самого себя перекрестился троекратно, попросив у Господа Бога прощения за убиенные души.
Работа была проделана чисто и без помарок, и можно было бы даже похвалить себя, но на яхте оставался еще один кореец, и его судьба также была под вопросом: пристрелить прямо в моторном отсеке или все-таки оставить живым?
Поразмыслив немного, Седой решил не поспешать с убийством еще одной живой души и, осмотревшись напоследок, осторожно обошел рухнувшее в проходе тело корейца и, бесшумно скользя по палубе, прошел в рубку. Руль действительно стоял на «автопилоте», и он решил не торопить события, тем более что не далее как в полумиле от яхты просматривался пляж, заполненный любителями позагорать в солнечное утро. Он поднялся по трапу на вторую палубу, натянул на себя костюм аквалангиста, укрепил за спиной кислородный баллон и вновь спустился к рулю. Вывел курс «Глории» в открытое море и только после этого вышел на левый борт.
Уже подплывая к небольшому выступу, что темнел чуть далее золотистых песков пляжа, обернулся на уходящую в море яхту и снова порадовался, что оставил моториста живым. Во-первых, это лишний раз подтвердит тот факт, что перестрелка началась из-за какой-то полупьяной ссоры, когда Владимир Ли и Пак схватились за оружие, а рулевой получил свою пулю в лоб из-за чрезмерного любопытства, решив посмотреть, с чего бы это вдруг в кают-компании возникла стрельба, а во-вторых, этот боевик будет твердить на следствии, что на яхте кроме Пака, господина Чона, его гостей да еще одного корейца никого больше не было.
Выбравшись на скальный выступ, Крымов освободился от снаряжения аквалангиста, утопив его в расщелине, и, уже оставшись в одном спортивном костюме, вошел в море. Без каких-либо приключений доплыл до берега, вытряхнул из кроссовок воду и легкой трусцой побежал в сторону припортового района. Через полкилометра остановился, надеясь увидеть «Глорию», но она уже была далеко в море, и теперь оставалось надеяться на «правильные» выводы пусанской полиции.
Он бежал по узеньким улочкам и думал о том, что скажет Ми Сук в свое оправдание. Ушел, точнее говоря, уехал из дома вечером, а вернулся только на следующий день. Правда, он предупредил, что «задержится у друзей», но какие на хрен друзья, если был в джинсах и ветровке, а теперь в шикарном спортивном костюме да в легких кроссовках, явно с чужой ноги… И попробуй докажи, что ты был не у бабы, а у друзей.
о. ХОККАЙДО. САППОРО, ОТАРУ
Получив сообщение о том, что из засвеченного в Вакканае «вальтера» был убит Сун Син, причем стрелял в него шеф боевиков Му Хёна, а сам Гю Бо был убит выстрелом из пистолета «ТТ» китайского производства, на котором остались «пальчики» Сун Сина, Акира Нуамо просто не мог поверить в то, что между двумя, причем весьма влиятельными, членами корейской семьи могла вспыхнуть ссора, так трагично закончившаяся, и тут же позвонил Койтуро Мураканами:
— Мы могли бы с тобой сегодня встретиться?
— Думаю, что да.
— В таком случае говори, где и когда.
— Пожалуй, в том же месте, что и в прошлый раз, в восемь вечера.
Перепроверившись, нет ли за его информатором хвоста, офицер присел на скамейку рядом с Койтуро и, прикрыв лицо глянцевым журналом, спросил:
— Надеюсь, ты наслышан об убийстве Сун Сина и Гю Бо?
Мураканами только хмыкнул на это.
— Значит, наслышан, а посему буду краток. Они что, действительно так сильно поссорились, что сразу же схватились за оружие?
— Выходит, и вы в это поверили, и это очень хорошо.
— Так они что… не стреляли друг в друга?
Какое-то время агент молчал, наконец произнес негромко:
— Об этом я могу сказать вам лишь в том случае, если вы дадите обещание, что к моим братьям по семье не будет применено никаких репрессивных мер.
— Конечно, обещаю. Хотя об этом мог бы и не спрашивать.
— В таком случае слушайте…
Акира Нуамо предполагал, что с убийством Сун Сина и шефа боевиков Му Хёна не все так просто, как может показаться на первый взгляд, но чтобы настолько искусно и чисто провести сложнейшую операцию по уничтожению верхушки корейской семьи якудза — в это трудно было поверить, если бы не рассказ Мураканами, который также участвовал в этой акции. Разведчики Танаки стали отслеживать каждый шаг Му Хёна и людей из его ближайшего окружения сразу же, как только он обвинил Ито в убийстве кореянок из ночного клуба «Лотос», и когда к этому обвинению добавилась попытка Сун Сина запугать таможенника рыбного порта, было принято решение обезглавить верхушку корейской семьи, и Ямомото одобрил этот шаг, понимая, что в противном случае Му Хён
