Он резко замолчал. За воротами что-то наконец обрушилось, и сразу плохо прокрашенная плоскость уступила место неконтрастному потоку света. Из потока сначала донеслась волна теплого душного воздуха, округло толкнула Дениса в глаза и неведомый орган, который до настоящего момента сидел где-то за носом и скулами и никак себя не обнаруживал. Ощущение было таким, будто в ноздри вкачали жбан густой жидкости надсадно медного свойства.
Следом из проема выступил Сашин силуэт. Он сделал несколько шагов в полной тишине - под шелест соломы и редкое "туп- туп". Капало с фартука. Даже не капало, а лило. Звуки были редкими оттого, что большая часть капель не достигала досок, растекаясь по соломе.
Саша дошел до Дениса и протянул ему большой, на тридцать кило, пакет с символикой района. Денис, так и не вынувший рук из карманов, замороженно разглядывал надпись Acdaxa rayoni под синим драконом, изогнувшимся на желто-зеленом поле.
Сания подхватила пакет вместо Дениса, охнула и воскликнула:
– Ох, ну куда же сколько. Смотрите, Денис Маратович, самое что ни на есть парное, как и обещали. Разобрать только надо, а то все тут вперемешку.
Денис выковырял наконец руки из карманов и принял пакет. Он был горячим.
Денис, поколебавшись немного, поставил его на пол и развел ручки. В лицо пыхнуло паром. В пакете лежало несколько очень аккуратных, как в анатомическом музее, оторванных кусков, которые, похоже, не резали ножом, а поддевали острым крюком, отслаивая всей мышцей. Сверху слегка кровоточил свернутый в кольцо фиолетовый язык.
Отсидеться можно не только в кустах или закутке, но и на открытом пространстве. Оно даже необходимо после сильного испуга - чтобы не было вокруг ни худых кранов, ни близких углов, ни самостоятельно включающихся телевизоров. Чтобы не пришлось вздрагивать от звука капель или ждать, пока из-за угла вылезет или в окно вползет что-то страшное. Например, невыразительный мальчик Саша, умеющий за сорок секунд раскладывать на аккуратные кучки живую печальную корову.
Ловить обещанный звонок Сании Денис ушел за ограду гостиницы. Шагал, с некоторым недоумением вертя только что купленную пачку сигарет. Пришлось - долго стоял перед киоском, тупо рассматривая ручки, пачки и газеты. Воротило ото всего, но с места сойти не мог. Лишь когда продавщица спросила, не помочь ли чем, Денис засуетился, купил первые попавшиеся сигареты и вальяжно вышел на улицу, даже не повернув головы в сторону гудящего вполголоса ресторанного зала. Улицы-то не было, был двор, который Денис спешно покинул. И теперь топтался по округе.
Прохожими округа не кишела. Денис редко попадал в сельскую местность и не мог поклясться, что нехватка народу является нетипичной. Но почему-то казалось, что в это время - был шестой час - люди должны возвращаться хотя бы с работы или из магазинов. А никто почти не возвращался. За десять минут, что Сайфиев рыскал по чистеньким улочкам, навстречу попались три мужика. Были они будто из одного инкубатора: коренастые, плавные в движениях и лысоватые. Видать, нефтяники, в некоторой оторопи подумал Денис - никогда не думал, что их можно отличить на вид, как, говорят, идентифицируются танкисты. Кожа у местных в самом деле была очень светлая и приятная глазу - как кожура наливного яблока, будто бы двуслойная, твердая и блестящая.
Денис не решился ни разговориться с кем-либо из прохожих, ни найти ближайший магазин и рядом с ним отнаблюдаться до ощутимого результата. Робость была остро непрофессиональной. Сайфиев соврал себе, что надо быть рядом с отелем на случай звонка - вдруг Сания подъедет, а подхватить высокого гостя не сможет, потому что высокий гость изображает доктора Ливингстона в поисках водопада Виктория. Денис вернулся к гостинице, но у кованых ворот принял вправо и пошел вдоль забора. Там была еле заметная тропинка, выглядывавшая из густой травы, будто притворившийся спящим ребенок. Мучало сознание ошибки, которая еще не совершена, но уже необратима. Даже не ошибки, а стыдной опасности, и ты в нее вляпался. Будто забрел в брошенный деревенский сортир с гнилым полом, ненароком провалился и сидишь уже по горлышко, потому что стеснялся позвать на помощь. Теперь стесняешься уже по другому поводу - что окружающая среда преодолеет судорожно сплюснутые губы и станет твоей внутренней. При этом дно не нащупывается. Через минуту будешь проклинать свою стеснительность и брезгливость. Но это будут недолгие переживания. Потом ни их не будет, ни вообще ничего - даже погашенной густой прохладной вонью мысли "Хоть бы уж совсем не нашли".
Немало лет назад здесь, видимо, была улочка, упиравшаяся в лужок, отчеркнутый сосняком. Спутанные кусты шиповника и еще какой-то неласковой дичи торчали несколькими маловнятными периметрами, будто раньше окружали дома. Денис хотел проверить свою догадку, но вдруг резко передумал, потому что устал. Он огляделся и обнаружил, что боковое зрение не обмануло - из кустов, как раненый комиссар, выползла и косо припала к земле серая от ветхости скамейка. Видимо, потому организм и дал сигнал об усталости. Упрекать его Денис не стал, а покорно дошагал до скамьи, проверил ее на прочность, удобно сел и вскрыл пачку. Не зря ж покупал, в конце концов. Мысль о том, что за пять лет можно вообще отучиться курить, показалась забавной. Мысль о том, что, продержавшись пять лет, глупо срываться ни с фига - смешной. Тот факт, что при себе не было ни спичек, ни зажигалки - просто ржачной.
Ржать Сайфиев не стал, потому что кусты робко зашуршали. Денис насторожился, но быстро все разглядел и успокоился. Боком, как краб, в траву вдвинулась рыжая с белым собачка с две ладони величиной. Не выдергивая хвоста, прочно засевшего между ног, она принялась крутить кренделя, постепенно приближаясь к скамейке, на которой сидел Сайфиев. Дениса в десятилетнем возрасте примерно такая шавка больно цапнула повыше пятки. Он неделю хромал, собак ненавидел год, и изживал эту ненависть до сих пор. Денис посвистел. Собачка дернулась назад и слегка оскалилась, словно негромкий свист был для нее сигналом к достойному отступлению. Змеи ее запугали, что ли.
– Собака, ты чего боишься? Иди сюда, - пригласил Денис, похлопав себя по голени.
Собака сделала пару шагов почти по прямой к Денису, но вдруг застыла. За плечом Дениса тонко сказали:
– Ma'may[3].
Денис вздрогнул и оглянулся. Рядом, касаясь ярко-желтым платьицем волокнистой древесины скамьи, стояла белобрысая девочка лет пяти.
– Вот ты Чингачгук, - сказал Денис почти ровным голосом. - Ты откуда взялась? И что за Мамай?
Девочка коротко посмотрела на него, как неинтересную картинку в книжке, и снова уставилась в собачку. Глаза у нее были зеленовато-карими и очень спокойными. Лицо - нежным и белым, как свеча.
– Девочка, ты чья? Ты из гостиницы? Тебе можно одной гулять? - спросил Денис.
Он знал, что не умеет обращаться с детьми, ему это сестра тысячу раз говорила, да и сам он видел, что племянник Димка его и не слишком любит, и не уважает совсем. Но одно дело Димка, здоровый дурак с чугунной головой, которого Денис тоже не сказать чтобы обожал. Другое - девочка на вечерней опушке. Ее надо было как минимум отвести к людям, не напугав при этом. Денис не дождался ни ответа, ни повторного взгляда и терпеливо осведомился:
– Тебя как зовут? Ты не глухая?
По нулям.
– Милая, ты по-русски понимаешь?
Денис подозревал, что найти на территории республики пятилетнего человека, знавшего татарский и не знавшего при этом русский, в наше суровое время практически невозможно. Тем не менее, он прищурился, вспоминая, и, слегка запинаясь, спросил:
– Qizim, sin rusзa belдsenme?[4]
– Ma'may, - повторила девочка, не отрывая глаз от собачки.
Голову дернул отчаянный визг. Денис вздрогнул, решив, что это девочка верещит, не раскрывая рта. Потом сообразил и посмотрел на псинку. Собачка припала к земле, крупно дрожа и не отрывая взгляда от девочки. Передними лапами она слабо возила по траве, желая отползти задним ходом, но нижняя половина пса была будто воткнута в землю. Визг выпадал из оскаленной пасти неровными отчаянными кусками.
– Собака, ты чего? - ошарашенно спросил Денис.
Собака не отвлеклась на него. Она была целиком занята пожиравшим ее ужасом. Денис подумал, что сейчас рехнется, и решительно встал со скамьи, чтобы успокоить животное. Или заткнуть ему рот каким-то другим способом - пока оно, в конце концов, не испугало ребенка. И тут собака заткнулась сама - резко, будто раздавленная сапогом. Денис остановился на полдороге, не понимая, в чем дело. Собака сидела все в той же позе, словно прибитая к земле гвоздем-двухсоткой, но ныть перестала, зубы спрятала, а глазами рыскала по сторонам. Передние лапы перестали елозить, а потом вовсе расслабились. Шавка тряпкой опала в траву, затем перекинулась на бок и принялась деловито вылизываться. Видимо, после припадка там было что вылизывать. Впрочем, приглядываться Денису не хотелось. Он вдруг подумал, что псина может быть и бешеной. И спросил, повернувшись к девочке:
