Или не так?
Неважно. Ответ в Цюрихе. В Цюрихе…
— Дамы и господа! Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Цюриха…
Он знал название отеля — «Карийон дю Лак». Не раздумывая, назвал его таксисту. Где мог он слышать это название? Может, прочел в рекламном проспекте «Добро пожаловать в Цюрих» — в самолете в эластичных кармашках кресел было полно подобных брошюр.
Нет, не похоже. Он почему-то хорошо знал этот вестибюль: тяжелое, темное полированное дерево, огромные зеркальные окна, выходящие на озеро. Он бывал здесь раньше, стоял на том же самом месте, что и сейчас, — перед высокой мраморной стойкой. Слова дежурного подтвердили это, разорвавшись подобно бомбе:
— Рад снова видеть вас, сэр! Добро пожаловать! Давненько не заглядывали к нам.
Давненько? Сколько? Назови меня по имени! Ради Бога. Я не знаю тебя! Я не знаю себя! Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне!
— Вы правы, я давно не был в Цюрихе, — ответил он. — Будьте любезны, помогите мне. Я вывихнул кисть, мне трудно писать. Не могли бы вы заполнить регистрационную карточку вместо меня? А я потом подпишу, как смогу.
Сказав это, бедняга затаил дыхание. А вдруг любезный человек за стойкой попросит его повторить фамилию, произнести по буквам?
— Извольте, — сказал клерк, развернул к себе бланк и спокойно начал заполнять его. — Может быть, желаете обратиться к врачу?
— Благодарю вас, позже.
Клерк все еще продолжал писать, затем перевернул листок, предлагая гостю поставить подпись.
Мистер Дж. Борн. Нью-Йорк, США.
Он уставился на бланк, завороженный, ошеломленный. Теперь он по крайней мере знает часть своего имени, страну и город, где жил. Дж. Борн. Джон? Джеймс? А может, Джозеф?
— Что-нибудь не так, мистер Борн? — спросил клерк.
— Нет-нет, все отлично. — Он взял ручку, имитируя вывих.
Что он должен написать? Свое имя? Нет, он подпишется так же, как написано на бланке: м-р Дж. Борн. Стараясь держаться как можно естественнее, пациент доктора Уошберна вывел имя, надеясь, что в сознании всплывут какие-нибудь мысли и образы. Увы. Ничего не произошло. Просто он подписывался незнакомым именем. Ничего при этом не чувствуя.
— Я уже начал нервничать, — сказал клерк. — Подумал, что допустил ошибку. Неделя была сложной, да и сегодня такой беспокойный день!
А что, если он и вправду ошибся? Нет, м-р Дж. Борн, американец из Нью-Йорка, не должен думать о плохом.
— Я никогда не сомневался в вашей памяти, господин Штоссель, — ответил гость, мельком взглянув на табличку с именем дежурного, как оказалось, помощника управляющего отелем.
— Вы очень добры. — Клерк склонился к нему и доверительно спросил: — Условия те же, мистер Борн?
— Кое-что могло измениться, — сказал Дж. Борн. — Как они определялись раньше?
— Если кто спросит вас или позвонит, отвечать, что вы вышли, и тут же информировать вас. Исключение составляет только ваша фирма в Нью-Йорке, корпорация «Тредстоун-71», если я не ошибаюсь.
Еще одно! Это название можно проверить, позвонив через океан. Фрагменты начинают составляться воедино. К нему возвращалось расположение духа.
— Отлично. Не забуду вашего профессионализма.
— Это Цюрих, — ответил вежливый дежурный, пожав плечами. — Вы всегда очень великодушны. Мальчик, сюда.
Следуя за мальчиком к лифту, Борн размышлял. Итак, теперь он знает свое имя и знает, почему помощник управляющего тотчас его вспомнил. Он знает город и фирму, на которую работает, вернее, работал. Приезжая в Цюрих и останавливаясь всегда в этом отеле, он неизменно принимал меры предосторожности, защищая себя от нежелательных встреч и незваных гостей. Тут была странность. Конспирация должна быть либо полной, либо ее не должно быть совсем. Какой смысл в ухищрениях, столь легко преодолимых? Словно ребенок играет в прятки. Где я? Найди меня. Я что-нибудь скажу, чтоб ты знал, где искать.
Это не профессионально. И противоречит тому, что удалось узнать в течение последних сорока восьми часов. Неизвестно пока в какой области, но американец Борн был профессионалом. В этом сомнений не оставалось.
Голос телефонистки из Нью-Йорка периодически исчезал. Но то, что она сообщила, прозвучало как приговор, не подлежащий обжалованию:
— Нет, сэр, совершенно точно, ни этой, ни подобной компании нет. Я все проверила по последним справочникам, даже частные номера. Компании или фирмы с таким названием не существует. Может, вспомните еще что-нибудь: род деятельности, какое-нибудь имя или фамилию…
— К сожалению, нет. Только это: «Тредстоун-71», Нью-Йорк.
— Странное название, сэр. Если бы она была в телефонных списках, найти ее не составило бы труда. Извините.
— Спасибо. Простите, что побеспокоил, — сказал Дж. Борн, опуская трубку на рычаг. Продолжать бесполезно. Имя фирмы — лишь пароль, называя который звонящий получал доступ к нему. И воспользоваться паролем мог любой, независимо от того, откуда звонил; указанное в названии местоположение, Нью-Йорк, вполне могло не означать ничего. Судя по тому, что сказала телефонистка за пять тысяч миль, так оно и было.
Борн подошел к бюро, где оставил роскошный бумажник от Луи Виттона и хронометр. Бумажник положил в карман, а часы надел на руку. Приблизился к зеркалу, внимательно посмотрел на свое отражение и тихо сказал:
— Ты — Дж. Борн, гражданин США, житель Нью-Йорка, и весьма вероятно, что комбинация цифр 0–7–17–12–0–14–26–0 — самая важная вещь в твоей жизни.
Яркое солнце пронизывало листву деревьев на изысканной Банхофштрассе, отражаясь от витрин магазинов, отбрасывая на тротуар целые кварталы тени там, где путь его лучам преграждали величественные банки. Это была улица, где соседствовали внушительность и богатство, надежность и надменность, решительность и налет легкомысленности, и Борну доводилось ходить по этим тротуарам прежде.
Он забрел на Берклиплац, площадь, выходящую на цюрихское озеро с многочисленными набережными, особенно красивыми летом, когда буйным цветом заходятся разбитые там цветники и газоны. Борн без труда мог представить себе это место; видения вновь возникали в его мозгу. Но не мысли, не воспоминания.
Он вернулся на Банхофштрассе, почему-то абсолютно уверенный, что «Гемайншафтбанк» — соседнее белокаменное здание на противоположной стороне улицы. Он намеренно прошел мимо. Приблизился к тяжелой стеклянной двери и легонько толкнул вперед центральную створку. Дверь с готовностью отворилась, и Борн ступил на пол коричневого мрамора; когда-то он уже бывал здесь, но эта картина не отличалась той же четкостью, что и другие. У него было неуютное ощущение, что «Гемайншафтбанк» нужно избегать.
Однако сейчас это невозможно.
— Bonjour, monsieur. Vous désirez?..[10] — Мужчина, задавший вопрос, был одет в визитку, красная бутоньерка указывала на его должность. Он заговорил по-французски из-за одежды посетителя; в Цюрихе даже самые мелкие служащие, гномы, наблюдательны.
— Мне хотелось бы обсудить личное и весьма конфиденциальное дело, — ответил Борн по-английски, опять слегка удивившись той непринужденности, с какой произнес эти слова. Решение говорить по-английски объяснялось двумя причинами: во-первых, хотелось посмотреть, как поведет себя гном, обнаружив ошибку, а во-вторых, сказанное в ближайший час не должно быть неверно истолковано.
— Извините, сэр! — сказал мужчина, слегка приподняв брови и оглядывая пальто посетителя. — Лифт налево. Третий этаж. Вас встретит секретарь.
Секретарем оказался мужчина средних лет, коротко стриженный, в черепаховых очках. Лицо его казалось застывшим, глаза смотрели жестко и с любопытством.
— У вас дело конфиденциального характера, сэр? — поинтересовался он.
— Да.
— Вашу подпись, пожалуйста. — Он протягивал бланк «Гемайншафтбанка» с двумя пустыми строками посередине страницы.
Клиент понял: имени не требуется. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и, по всей видимости, являются сигнатурой счета. Обычная банковская процедура.
Борн вписал цифры, стараясь не напрягать руку, чтобы почерк казался естественным. Потом вручил заполненный листок секретарю.
Тот изучил его, а затем, поднявшись, указал на ряд стеклянных дверей с матовыми панелями.
— Будьте любезны подождать в четвертой комнате, к вам подойдут.
— В четвертой комнате?
— Да, четвертая дверь слева. Она закрывается автоматически.
— Это необходимо?
Секретарь был явно озадачен.
— Это в ваших интересах, — вежливо ответил он, однако за любезностью слышалось удивление. — Ваш счет с тремя нулями. Держатели подобных счетов обычно предупреждают по телефону, чтобы мы могли подготовить приватный визит.
