Занявшая свою кабинку последней, Изабелла дважды деликатно кашлянула: все на местах, все готовы. Негромкие звуки прозвучали для всех участниц, как оглушительный выстрел сигнального пистолета — старт, время пошло! А может быть, как первый требовательный взмах дирижерской палочки.
Скрипка, кларнет и валторна ушли в еле слышное пианиссимо, под пологом которого начались удивительные превращения.
Опустив крышку, Света присела на унитаз, быстро сняла свои яркие приметные сапоги на «шпильке» и сквозь щель внизу между кабинками просунула их Мэри Бинтли. Взамен она получила неприметные черные сапожки на плоской подошве.
«Крале» было крайне неприятно сидеть на унитазе, наступать ногами в тонких колготках на холодный туалетный пол, а тем более надевать чужую обувь. Но она, сжав зубы, проделывала все это максимально собранно, четко и быстро. Тем же путем она передала оранжевую сумку на длинном ремешке и золотое ожерелье. В сердце кольнула неуместная жалость утраты.
Мэри мгновенно сняла кофточку и шляпку, передала их Свете, а сама надела ожерелье и распустила стянутые в «ракушку» волосы. На этом трансформация не закончилась: ловким круговым движением она расстегнула скрытую нейлоновую «молнию» и отстегнула нижнюю часть юбки. Теперь она доставала до колена, как у Светланы.
Света передала кофточку и шляпку Изабелле, та мгновенно скрыла голые плечи и спину, сразу приобретя скромный и достойный вид Мэри Бинтли.
Потом Света отдала Мэри гардеробные номерки четы Мигуновых; Мэри вручила ей свои номерки, а Света передала их Изабелле. Изабелла, в свою очередь, просунула в щель пластиковый пакет с синим халатом уборщицы и синей косынкой. Потом, став на колени, помахала рукой и, когда Света, преодолевая отвращение, тоже стала на колени и наклонилась, шепотом передала указание Анны Халевой:
— Там в углу стоит швабра — возьми ее с собой!
Света натянула халат, повязала косынку. В это время Мэри, расчесав распущенные волосы, покинула кабинку.
Но это была уже не Мэри Бинтли, секретарь-машинистка при отделе культуры посольства США, это был другой человек. Осанка, походка — Мэри с удивительной точностью воспроизвела привычку Светы чуть отставлять во время ходьбы правую руку, одежда… Даже лицо, обрамленное густыми темно-каштановыми волосами, стало похожим на лицо Светланы. Во всяком случае, сама Мэри в это верила, а уверенность в любом перевоплощении — залог успеха!
Впрочем, наблюдатели не рассматривают черты лица — воспринимается лишь общий облик. Поэтому, когда Мэри вышла из дамской комнаты, «Грызун» лишь скользнул по ней равнодушным взглядом, зато «Сало» и «Шпинат» оживились.
— Веди «Кралю», — сказал «Шпинат», и напарник спокойно двинулся следом за «объектом».
Через минуту в вестибюле появилась Анна Халева. Старший лейтенант Краснянская, издевательски названная ею «Джульеттой», привычно взяла «объект» на трехметровый поводок. У нее действительно были нелады в личной жизни, и лейтенант Богданов, он же «Грызун», поставил ей правильный диагноз. Анна Халева спокойно стала подниматься по лестнице. Она выполнила свою часть задания, и теперь от нее больше ничего не зависело. Халева спокойно отправилась на верхний ярус, в буфет, где ожидал Грант Лернер. «Джульетта», как приклеенная, шла следом.
* * *
Грант Лернер стоит на балконе со стаканом виски в потной ладони. Он нервничает, сердце отбивает не меньше ста ударов в минуту. Но наблюдающий за ним «Ромео» ничего этого не замечает: внешне Грант никогда не проявляет волнения.
«Ромео» со вкусом пьет прямо из горлышка шипучую пепси-колу. «Объект» то и дело смотрит на часы. То ли боится опоздать ко второму действию, то ли с нетерпением ждет девчонку.
Лернер действительно часто смотрит на циферблат своих «Сейко». Острая черная минутная стрелка, как меч палача, застыла в безвременье. А тончайший стилет секундной дергается в два раза медленней, чем обычно. Или в три раза? Надо отвлечься… Лернер любил эти часы, отсчитывающие особое время — время боевых операций. Любил за точность, а особенно за интеллект. «Сейко-Премьер кинетик» имели память. Если оставить часы на некоторое время, они «засыпали» и могли «спать» четыре года. Но стоит взять их в руку и встряхнуть — они сами выставляют точное время, день недели, месяц и все другие показатели. Эта особенность превращала часы в почти одушевленный предмет, и сейчас Лернер искал у черных стрелок ответа: все ли идет по плану там, внизу? Прошло уже семь минут. Что происходит на поле действия? Мысленно он находился там, в цокольном этаже, и обостренные чувства воспринимали невидимую и неслышимую посторонними мелодию.
Со стороны дамской комнаты осторожно и тихо вступили скрипка, кларнет и валторна. Скрипка ведет основной музыкальный ряд, духовые поддерживают ее во второй и третьей партиях. Они повторяют, как заклинание, яркую нервную мелодию, растет крещендо, партии постепенно смещаются, дополняют ее новыми оттенками, расходятся и опасно сближаются: кварта, терция, малая секунда, грозящая вот-вот сорваться в металлический визг… и вот скрипка, кларнет и валторна играют в унисон, нота в ноту. Форте, меццо форте, фортиссимо!.. Пауза. Тишина. Дирижер переводит дух, и мелодия звучит снова — тихо, на пределе слышимости. Но… Погодите, как это возможно? Первую партию ведет уже не скрипка, а валторна, с удивительной для этого инструмента точностью выпевающая виртуозные скрипичные пассажи. Кларнет вдруг «провалился» в третью партию, на место валторны, он даже приобрел какую-то особую мечтательность медного рожка. А скрипка? Скрипка — где? Ее нет. Пропала!.. А вместо нее — там-там-бам-ба-бам! — пробивается наружу ровная унылая поступь литавров и барабанов — это «топтуны» сообщают всему произведению необходимые ритм и темп. Не останавливаться! Не запинаться! Ровный шаг!..
— А вот и я! — раздался сзади веселый голос Анны. — Как тебе спектакль?
* * *
В мужской уборной тем временем события разворачивались по идентичному сценарию. В первой кабинке кряхтел и возился какой-то неизвестный. Во вторую и третью зашли Сергей Мигунов и Фил Монроуз. Четвертую занял Роберт Ковальски. Среди них он единственный свободен от персонального наблюдения, поэтому именно Роберт принес пакет «Армани» с необходимым реквизитом.
Мигунов быстро разделся и, наклонившись, передал Филу свой приметный галстук, пиджак и дымчатые очки «Гуччи».
Монроуз мгновенно скинул блейзер и просунул его Роберту Ковальски, а сам надел пиджак Мигунова, его красный галстук и из расхристанного разгильдяя сразу превратился в респектабельного джентльмена. Тем более что ткань его брюк идеально совпала с тканью пиджака.
Ковальски сбросил свой пиджак, надел дурацкий блейзер с золотыми пуговицами, сунул в карман галстук и расстегнул ворот сорочки. Теперь он стал расхристанным разгильдяем. Свой пиджак разгильдяй через Монроуза передал Мигунову. Не по необходимости — просто его некуда было девать. Тем же путем Ковальски передал Сергею пакет, в котором находились действительно необходимые вещи: машинка для стрижки усов и униформа электрика — синий халат и такой же берет.
Человек в первой кабинке громко опорожнял кишечник. Запахи отнюдь не благородного происхождения заставили Сергея сморщиться. Надеясь на шумовое прикрытие, он включил бритву, но волноваться не стоило: она работала бесшумно. Несколько движений — и усы осыпались на пол. Ногой Мигунов заскреб их за унитаз, надел халат и берет. Все. Превращение завершилось. Униформа кардинальным образом меняет человека. Сергей Мигунов перестал существовать. Электрик положил в пакет бритву и ногой отослал его прямо в четвертую кабинку, Роберту Ковальски.
Пакет скользнул мимо ног Фила Монроуза, который, глядя в карманное зеркальце, аккуратно наклеивал усы, по форме и цвету один в один совпадающие с теми, какие только что сбрил Мигунов. Кажется, ровно. И выглядят вполне естественно. Фил надел затемненные очки Мигунова. Все. Очередная серия перевоплощений была закончена.
Из второй кабинки, куда четыре с половиной минуты назад зашел Сергей Мигунов, вышел безликий электрик, ополоснул руки под краном и придирчиво осмотрел свое отражение в большом зеркале. Похоже, он остался доволен увиденным. Но продолжил мыть руки.
Из четвертой кабинки, где находился Роберт Ковальски, появился Фил Монроуз… Ну, может, и не совсем Фил, и не совсем Монроуз — может, это по-прежнему был Роберт Ковальски, но благодаря дурацкому блейзеру на расстоянии его вполне можно было принять за Фила Монроуза.
Третью кабинку, занимаемую Филом, покинул Сергей Мигунов. В этом случае перевоплощение было самым удачным: яркий галстук и необычные очки сразу бросались в глаза. Он коротко глянул в зеркало, встретился взглядом с электриком и вышел в вестибюль.
