Маленькие поросячьи глазки Шерифа Хеннигана почти совсем исчезли в складках жира:
– Пошли-ка ты этого надоеду куда подальше. Банни Капистрано – один из самых уважаемых граждан нашего города.
Он встал и ногой захлопнул дверь своего кабинета. Затем, почесав в затылке, снял трубку прямой связи с полицейским управлением Лас-Вегаса.
~~
Мертвенно-бледный, с открытым ртом, запекшимися, растрескавшимися губами, покрытыми белым налетом. Генри Дуранго хрипел. Глаза его слиплись от засохшего гноя.
Было уже половина третьего.
Ни одно живое существо не могло бы долго выдержать в адском пекле Долины Смерти.
Сквозь затемненные стекла «кадиллака» Банни Капистрано взирал на распростертое тело с растущей тревогой и раздражением. Пленку надо было найти во что бы то ни стало.
– Иди, поговори с ним, – приказал он Джо-Мороженщику. – Скажи: если не расколется, то подохнет.
Телохранитель выскочил из машины. Нагнувшись над Генри Дуранго, он сразу понял, что фотограф без сознания. Расширение сосудов вызвало кровоизлияние в мозг. Кожа несчастного была горячей и сухой, как бумага. Обратившись к нему и не получив ответа, Джо бегом вернулся к «кадиллаку».
– Подыхает, – сказал он.
Банки Капистрано так и подскочил на сиденье.
– Так отвяжи его, черт побери! Нужно, чтобы он заговорил. Дай ему попить!
Кенни и Джо бросились выполнять приказание. Но когда они отвязали Генри Дуранго, он по-прежнему лишь слабо хрипел, закатив глаза. Кенни открыл банку пива и попытался влить немного фотографу в рот. Жидкость вытекла обратно. Банни Капистрано отшвырнул сигару, которая зашипела, воткнувшись в соль, и заорал:
– Пленка, черт побери, где пленка?!
Генри Дуранго отрыгнул остатки пива и захрипел чаще. Выпучив глаза, Банни уставился на него. Им овладел один из его обычных припадков бешенства. Он с силой пнул умирающего ногой в лицо.
– Прикончи его, Джо! – рявкнул он.
Джо-Мороженщик не спеша направился к багажнику «кадиллака» и вернулся с двуствольной винтовкой. Он зарядил ее, приставил стволы к животу Генри Дуранго и нажал на оба курка почти одновременно. Два выстрела прогремели в раскаленном воздухе. Живот фотографа мгновенно превратился в кровавое месиво. Он открыл глаза и, скорчившись, взвыл нечеловеческим голосом.
Джо-Мороженщик уже доставал из багажника две лопаты. Не обращая внимания на хриплый вой умирающего, он протянул одну Кенни, и оба принялись копать податливую соль.
Немного успокоившись, Банни вернулся к «кадиллаку» и рухнул на сиденье. Безжизненными глазами он смотрел, как растет горка соли рядом с неподвижным уже телом Генри Дуранго. По спинам Джо-Мороженщика и Кенни струился пот. За полчаса они вырыли яму глубиной сантиметров в пятьдесят. Банни опустил стекло и крикнул:
– Хватит! Кидайте его туда.
Ему уже не терпелось смыться. В любой момент здесь мог появиться какой-нибудь бродяга или солдат внутренней охраны, а то и патруль – мало ли что? Но как найти пленку? В конце концов эта скотина фотограф провел-таки его: дал себя убить за здорово живешь...
Кенни и Джо подняли тело Генри Дуранго за руки и за ноги и швырнули в яму. Но фотограф, как ни странно, еще не был мертв. Он застонал. Джо-Мороженщик пнул его ногой – без злобы, просто чтобы спихнуть, поглубже. Затем он еще раз сходил к багажнику я вернулся с мешочком.
Зачерпнув горсть белого порошка, он принялся жестом сеятеля посыпать им умирающего. Внезапно Генри Дуранго, прошитый насквозь выстрелами двустволки, обезвоженный, обессиленный, снова взвыл от адской боли и сел в своей могиле, точно привидение.
Это была негашеная известь. Разозлившись, Джо-Мороженщик схватил лопату и обрушил ее на голову агонизирующего Генри Дуранго. Вопль оборвался. Убийца покачал головой:
– Прямо не верится!
Вместе с Кенни они кое-как засыпали тело солью. Им было известно, что дорога откроется только в октябре...
Затем они побросали инструменты в багажник и сели в машину. От Генри Дуранго остался лишь небольшой бугорок на поверхности соляного озера.
Банни Капистрано нервно затянулся новой сигарой. До Вегаса еще три часа езды, даже если ехать кратчайшим путем. Он немного успокоился, лишь когда они выехали на главную дорогу. Кенни поехал быстрее. Ему тоже хотелось домой: наступало время укола.
Пока синий «кадиллак», покачиваясь, полз по извилистой дороге через Долину Смерти, никто не проронил больше ни слова.
Джо-Мороженщик говорил себе, что впервые в жизни он убил человека при свидетелях. На Банни Капистрано можно положиться. Но такого типа, как Кенни, к тому же наркомана, следовало теперь остерегаться. Настанет день, когда Кенни придется исчезнуть. Незаметно.
На телефоне «кадиллака» замигала лампочка. Не сбавляя скорости, Кенни снял трубку и, опустив стекло, протянул ее назад.
– Вас, босс.
Банни Капистрано взял трубку. Номер телефона в «кадиллаке» знали немногие. Услышав наигранно веселый голос шерифа Тома Хеннигана, он запыхтел от досады, однако выслушал его, не говоря ни слова, пожевывая кончик сигары. С каждой минутой его захлестывала леденящая тревога.
Дела обстояли еще хуже, чем он ожидал. Банни Капистрано сидел на кратере вулкана. Но ни в коем случае нельзя было показать, что он боится.
– Том, – сказал он так беззаботно, как только мог, – очень мило, что вы позвонили. Но я понятия не имею, что случилось с тем парнем. Он подписал мне одну бумажку и сказал, что уедет из города.
Он тут же повесил трубку, прервав заверения толстяка-шерифа в вечной дружбе. Том Хенниган славился в Лас-Вегасе изобретательностью, с которой он применял законы, когда речь шла о его друзьях. Несколько месяцев назад он был вынужден решать мучительную дилемму. Закон требовал, чтобы дом свиданий находился не менее, чем в четырехстах ярдах от школы, а между тем здание, в котором был заинтересован Банни Капистрано, открылось в трех сотнях метров от небольшой школы методистской общины. Том Хенниган долго не мог ни на что решиться. В конце концов он распорядился перевести школу в другое место. А все расходы взял на себя Банни Капистрано.
Пока Кении выбирался из Долины Смерти на автостраду №91, Банни говорил себе, что, имея за спиной такую силу, как Том Хенниган, не стоит уж чересчур беспокоиться. Лас-Вегас все еще был его городом.
Джон Гейл окинул подозрительным взглядом пустынные аллеи Лафайет-сквер. Они с Малко остановились в западной части небольшого парка, расположенного напротив Белого Дома, перед рядом очаровательных, тщательно отреставрированных домов прошлого века. Гул уличного движения на авеню Пенсильвания, по другую сторону сквера, заставлял Малко и его собеседника повышать голос. Сквозь листву деревьев виднелись окна Белого Дома.
– Вы уверены, что за нами никто не следил? – спросил Джон Гейл.
Малко не понимал, кто вообще мог бы за ними следить. Эта история казалась ему все более странной и нелепой. Он приехал прямо из аэропорта. Когда часом раньше он позвонил Джону Гейлу, чтобы сказать, что он привез деньги назад, советник президента чуть не проглотил телефонную трубку.
– Не заходите ко мне, – сказал он сдавленным голосом. – Встретимся на Лафайет-сквер, в аллее рядом с площадью Джексона. В 11. 30.
Он уже нервно прохаживался по аллее, когда появился Малко с «дипломатом» в руках. Советник президента был явно взволнован. Он то и дело проводил рукой по своим серебристым волосам и даже отказался сесть. Малко пришло в голову, что они сейчас смахивают на парочку, скрывающуюся от посторонних глаз. Не в обычае советника Белого Дома принимать посетителей в скверах и других общественных местах. Малко вкратце рассказал о своей поездке, обойдя молчанием несчастный случай, в результате которого «дипломат» открылся. Чем дольше он говорил, тем бледнее становились голубые глаза Джона Гейла. Когда же Малко протянул ему «дипломат», советник президента отпрянул, словно это была гремучая змея.
– Я... я не могу взять эти деньги, – выговорил он непослушными губами. – Они не мои.
– Но и не мои, – возразил Малко.
Джон Гейл съежился, теряя все свое достоинство прямо на глазах. Он поминутно косился в сторону Белого Дома, словно президент мог наблюдать за ним из-за занавесей.
– Я попросил бы вас подержать эти деньги у себя еще некоторое время, – сказал он. – Мне надо подумать.
Малко даже поперхнулся.
– Но что мне прикажете с ними делать? Положите их лучше в банк.
Джона Гейла так и передернуло, словно Малко ляпнул непристойность.
– Ни в коем случае.
– Тогда храните их в вашем кабинете.
Этот совет Джон Гейл вообще пропустил мимо ушей.
– Мне пора. Сегодня очень напряженный день. Я позвоню вам ближе к концу недели.
Но у Малко еще оставался главный сюрприз, который он приберег напоследок.
– Банни Капистрано дал мне для вас письмо, – сказал он. – Оно у меня.
