Если же принять поставленные ему условия, он получит отсрочку. Если только... Сколько было этих «если»! Перед ним возник образ Исабель дель Рио, и, чтобы не думать сейчас о ней, он напряг всю свою волю, устремив взгляд в небесную синеву: он почти так же боялся потерять се, как и оказаться на Лубянке. Кирсанов оторвал, наконец, подошвы от тротуара, пытаясь сообразить, сколько времени проторчал здесь — десять секунд или пять минут, — и снова сел за руль. Проехав направо по Калье Хорхе Манрике, он остановился у телефонной будки. Сотрудникам КГБ было запрещено пользоваться ею. Установленная поблизости от посольства, она вполне могла прослушиваться ГИУО.
Он нарушил приказ, но ему было теперь наплевать. Главное — связаться с агентом ЦРУ.
Кирсанов вошел в кабину и снял трубку. Мертвое молчание! То обстоятельство, что телефон оказался неисправен, представлялось ему неким перстом судьбы. Он не стал искать другой кабины, а прямо вернулся к посольству. В его голове созрел план действий.
Григорий Кирсанов решительно надавил на кнопку внутреннего телефона и назвался, стоя прямо перед телевизионной камерой.
Полотнище ворот немедленно поехало в сторону с лязгом, от которого у него мурашки побежали по коже. Обернувшись, он окинул взглядом извивы Калье Матиас Монтеро с мыслью, что, может быть, навсегда прощается со свободой. Он сам однажды участвовал в отправке на родину напившегося товарища, которого пичкали наркотиками до самой отправки самолетом Аэрофлота. Как только он попадет в резидентуру, никто уже ничем не поможет ему. Кто-кто, а уж испанцы не станут портить отношения с Советским Союзом ради какого-то дезертира, тем более что он перешел не на их сторону...
Кирсанов пересек двор и, минуя первый корпус, вошел в помещение резидентуры через боковую дверь, предъявив красную книжечку круглосуточно дежурившему здесь милиционеру.
Хотя сердце бешено колотилось у него в груди, ему удалось напустить на себя беспечный вид, прежде чем вступить в коридор, ведущий к референтскому отделу. Двери секретариата резидента были отворены. Завидев его, неприветливая секретарша бросила ему:
— Григорий Иванович, товарищ генерал желает вас видеть!
С бешено колотящимся сердцем Кирсанов постучался в дверь резидентского кабинета. Ответ последовал с задержкой, — вероятно, генерал припрятывал неизменную бутылку водки. Когда дверь автоматически распахнулась, старый бригадный генерал Антонов встретил Кирсанова непривычно сердечной улыбкой:
— Григорий Иванович, у меня для тебя добрые вести!
— Вот как! Какие же?
— В Москве состоится важное совещание по поводу Испании под председательством товарища Пономарева. Поскольку ты работал в Международном отделе, он хочет, чтобы ты приехал в Москву и обрисовал ему общую картину обстановки в Испании. Это большая честь, — торжественно возвестил генерал, — и я тоже, кажется, приложил к этому руку положительными отзывами, какие давал о тебе. Ты ведь отличный офицер!
— Благодарю, — отвечал Кирсанов тусклым голосом.
— Послезавтра в Москву летит рейсовый самолет Аэрофлота, — продолжал Антонов. — Я заказал для тебя билет в первом классе. — Генерал подмигнул Кирсанову. — Эту командировку оплачивает Центр.
Если бы Кирсанов не встретился до этого с приятелем-киношником, у него просто подогнулись бы колени после такой речи. Слишком много на него навалилось. Резидент смотрел на него, как старый крокодил, готовящийся заморить червячка. Сделав над собой усилие, Григорий постарался изобразить совершенное счастье:
— Вот здорово! Наконец-то повидаюсь с Анной!
Ему почудилось, что генерал незаметно перевел дыхание. А он, между тем, продолжал с той же непринужденностью:
— Только знаете, товарищ генерал, послезавтра я не могу лететь. Всю следующую неделю у меня важные встречи, и раз уж мне придется встретиться с товарищем Пономаревым, будет лучше, если я подготовлюсь поосновательнее. Это в наших общих интересах, раз уж ты меня рекомендовал, — с чувством добавил Кирсанов.
На лице старого генерала появилось привычное бульдожье выражение. Григория поспешно продолжал:
— Ты можешь забронировать мне билет па понедельник? У Аэрофлота есть рейс в этот день, а я за это время куплю Анне подарки.
От Эр Франс тоже был рейс в понедельник, и там ему было бы в тысячу раз удобнее, чем в самолете Аэрофлота, но сотрудникам КГБ было предписано пользоваться исключительно услугами Аэрофлота.
Нахмурившись, резидент немного поразмыслил и медленно потянулся к звонку для вызова секретарши. Похолодевший Кирсанов решил уже, что сейчас его придет арестовывать служба безопасности. Все внутри у него сжалось от страха. Но старый генерал проговорил с деланной улыбкой:
— Хорошо, ты прав. Приготовь все в наилучшем виде. Работай пока. Билет я тебе обеспечу.
Григорий вышел из кабинета и только теперь заметил, что затылок у него взмок от пота. Первый раунд он выиграл, но как-то будет дальше?
Переставляя ноги, как заводная кукла, он направился к залу микрофильмов с ощущением, что, вероятно, идет туда в последний раз. Он сдал отчет о текущем дне и приготовил завтрашний. После этого он позвонил у дверей референтского отдела. Стальная дверь отворилась, старшина с кирпичным лицом принес ему его переносной сейф. Кирсанов открыл его и достал драгоценный блокнот в пластмассовой оболочке.
Вновь сердце забилось в груди сильнее: на печати виднелась тоненькая трещинка. В иных обстоятельствах он даже не обратил бы на это внимания. Мешочек вскрыли и вновь запечатали. Это мог сделать только Анатолий Петров с разрешения резидента.
Кирсанову едва не стало дурно. Он оглянулся на дежурного. Тот уткнулся в книгу. Кирсанов быстро сунул блокнот в карман, закрыл мешочек, положил его в переносной сейф и повернулся к дежурному.
— Товарищ, я закончил!
Старшина равнодушно принял из его рук ящичек, поместил его в большой сейф и отворил двери Кирсанову. Григорий направился по коридору, подавляя безумное желание припустить бегом. Он совершил непростительный проступок, выдававший его с головой. Но если, похитив свои записки, он, с одной стороны, создаст трудности врагам, то, с другой стороны, заключенная в них информация составляла часть его «приданого», столь желанного для ЦРУ. Необходимо было расшифровать «Дон-Кихота» прежде, чем грянет скандал, получить миллион долларов, а с ним и возможность уехать с Исабель.
* * *
Малко проснулся, словно его толкнули, когда зазвонил телефон. Он бросил взгляд на «Сейко»: два часа ночи. Он сразу узнал напряженный голос Кирсанова, и сердце забилось сильнее. Он оказался нрав, предположив, что русский сам выйдет на связь.
— Скоро я добуду нужные вам сведения. Завтра у меня встреча с человеком, который нам нужен. Можем ли мы встретиться, как условлено, завтра в книжном магазине?
— Разумеется. Только будьте осторожны.
В трубке слышалась музыка. Видимо, Кирсанов звонил из бара.
— Спокойной ночи, — сказал русский и повесил трубку.
Прежде, чем погрузиться в сон, Малко не без злорадного удовольствия позвонил Джеймсу Барри. Не ему же одному вскакивать глухой ночью!
* * *
«Эль Сирко» по Калье Хосе Ортега и Гассет считался одним из самых модных ресторанов Мадрида. Подвал, расписанный в сверхмодерновой манере, с абстрактными картинами на стенах. Обычно здесь собирался весь столичный свет, но в такую на редкость жаркую погоду мало кто заглядывал сюда.
Что вполне устраивало Григория Кирсанова. Правда, терзаемый страхом, он почти ничего не ел.
Мягким низким голосом он втолковывал сидевшему напротив преуспевающему журналисту Франсиско Парралю, что ему было нужно от него...
Сильно побледнев, журналист положил вилку.
— Это невозможно! — взволнованно начал он. — Я поклялся ему, что ни при каких обстоятельствах не открою его истинное лицо.
Он умолк, увидев холодную улыбку на губах русского.
— Придется! Иначе нас обоих ждут очень крупные неприятности.
В глазах собеседника мелькнуло смятение. Он давно уже получал от Кирсанова денежные суммы якобы в обмен на сомнительного достоинства статьи для «Новостей». Он даже имел неосторожность вручать Кирсанову расписки, бережно хранившиеся в московском Центре.
— На что вы намекаете? — испуганно пролепетал он.
— В Москве сомневаются. Там считают, что вы много придумываете. Я-то верю вам, но мне нужно доложить начальству, что видел вашего «поставщика» собственными глазами, что вы ничего не выдумываете. Само собой разумеется, его имя я сохраню в тайне. Даю вам слово чести. «Неужели поверит этой сказке?» — мелькнуло у него в голове. Но Франсиско Парраль пребывал в таком состоянии, что готов был поверить чему угодно... Он положил салфетку и отослал официанта, принесшего десерт, перед которым в других обстоятельствах ни за что не смог бы устоять.
