Ознакомительная версия.
— Не знаю, может, ты и прав. А вот Гусейн, мне кажется, единственный, кто действительно боится этого убийцы.
— Плохо ты его знаешь, моя дорогая. Гусейн не просто секретный агент, он настоящий профессиональный убийца, как и Эльза Шернер. Просто мы слышали о его заслугах разведчика и очень мало знаем о его работе в шахской контрразведке.
— Признаюсь, я этого не знала, — пробормотала Офра.
— Неужели есть нечто такое, чего не знает МОССАД? — пошутил я. — Вы ведь знаете все на свете. Вам положено даже знать, какие тапочки он носил в детстве и какой сорт чая любила его бедная мама.
— Очень остроумно. Между прочим, это только теперь Иран является для нас объектом номер один. Раньше, пятнадцать лет назад, такого совсем не было. Мы были лучшими союзниками в регионе, и шахские специалисты достаточно тесно сотрудничали с нами. Просто после их революции все поменялось, и нам пришлось заниматься Ираном, хотя нужно сказать, что у них достаточно замкнутое общество и нам все труднее приходится добывать информацию из этого государства. Поэтому ты напрасно удивляешься, Рудольф, я вполне могла не знать, какие тапочки он носил в детстве.
— Буду считать это уважительным обстоятельством. Тебе не кажется, что нам нужно подняться наверх и собрать свои вещи?
— Идем, — согласилась она.
Мы пошли в холл под бдительными взглядами полицейских. Нужно отдать им должное, они следили очень аккуратно за каждым из нас. В лифт мы тоже вошли не одни, а с каким-то полицейским в штатском, который валял дурака и старательно изображал из себя обычного гостя отеля, забыв о своей казенной физиономии и казенных ботинках, которые он в суматохе явно не успел поменять. Вообще, если хотите, могу дать вам бесплатный совет. Когда за вами следят сотрудники контрразведки, обращайте внимание на обувь окружающих вас людей. Они могут легко менять одежду и гримироваться, но обувь, как правило, подбирать очень трудно, она слишком индивидуальна, и сотрудников, которые следят за вами, выдает часто именно это обстоятельство.
На этаже стоял полицейский. По-моему, они вызвали дополнительные силы из Испании, решив задействовать всех полицейских в радиусе ста пятидесяти километров. Полицейский строго посмотрел на нас, но ничего не сказал. Мы дошли до номера Офры.
— У тебя много вещей? — спросила Офра.
— Нет, — честно ответил я, — небольшой чемоданчик.
— Может, зайдешь ко мне что-нибудь выпить? — Это звучало как явное приглашение.
— С удовольствием, — я смело шагнул за ней. Полицейский посмотрел на нас неодобрительно, но ничего не сказал. Не может же он запретить нам разговаривать друг с другом. А убивать мы никого не будем — это точно. Иначе этот полицейский будет очень неприятным свидетелем на суде. И другой, в штатском, тоже может вспомнить, как мы вместе поднимались в лифте. Наверное, мы оба подумали об этом, когда вошли в номер. Я ногой закрыл дверь и поцеловал Офру.
Вы ничего не понимаете в женщинах и тем более в настоящей эротике, если не целовали секретного агента другой разведки. Это такое ощущение смеси восторга и ужаса, наслаждения и тревоги. Забыл сказать, что агент должен быть женщиной, и желательно красивой женщиной.
Раздевать красивую женщину — это наслаждение. Вы чувствуете, как она струится у вас в руках, как замирает, когда вы медлите, и отдается вам еще в процессе обнажения. Вообще, главное для меня даже не сам процесс эротики, а вот эти моменты наивысшего блаженства, когда женщина полностью в твоих руках. Она согласна подчиняться тебе, согласна с каждым твоим движением, с каждым жестом. Никогда не раздевайтесь раньше женщины. Я где-то читал, что это делают только слабые мужчины. Вам, надеюсь, не хочется выглядеть слабым мужчиной?
Но когда у вас в руке мягкий податливый воск, вы чувствуете всего лишь нежность и умиротворение, конечно, в сочетании со страстью, так сильно волнующей души мужчин. Теперь представьте себе, что этот воск в любую минуту может застыть, превращаясь в очень неоднородную твердую массу с острыми концами. Вам нужно быть деликатным и настойчивым, нежным и грубым одновременно. Почувствуйте все это, и тогда вы поймете, что значит спать с агентом чужой разведки.
Но, когда вы это почувствуете, вспомните и об удовольствии простого, человеческого, прошу прощения, мужского обладания красивым женским телом. Вообще-то мы, мужчины, всеядны. Нам все равно с кем, где и когда. Но желательно с очень красивой женщиной, в прекрасном отеле Андорры и в самое лучшее дневное время. Кстати, всегда лучше спать с гибкой, стройной, подтянутой женщиной, чем с распустившейся бабой, у которой живот висит над ногами, хотя многим мужчинам это абсолютно все равно.
Но это так, к слову. Вы меня не выдавайте, иначе все мужчины меня просто возненавидят. Нельзя выдавать фирменные секреты мужчин, нельзя их так подводить. Если хотите, выдам еще один, самый страшный секрет. Никогда не верьте тому, что говорит вам мужчина перед тем, как раздеть вас. В этот момент он чувствует себя Гарун аль-Рашидом, готовым ради вас на любое безумство, или царем Соломоном, которому подвластны все на земле и на небе.
Но как только он получает то, что хотел получить, — все. Он забыл обо всех своих обещаниях. Он даже с недоумением смотрит на вас. Как он мог обещать вам всего полчаса назад даже проводить вас домой после этого. Нет, это был совсем не он. Вы его с кем-то спутали. Какой царь Соломон? Не нужно рассказывать нам сказок. Все и так очень хорошо. Мы славно провели время, вот и чудно. А больше ничего не надо. Правда, бывают маленькие исключения. Это когда мужчина по-настоящему влюблен. Тогда после первого раза ничего не исчезает. Слишком сильные эмоции переполняют его, и нужно немного подождать, чтобы он остыл или успокоился. После десятой встречи он будет уже в норме. Говорят, некоторым нужна бывает для этого вся жизнь. Но это только редкие исключения, лишь подтверждающие правила. Мужчина вообще никогда не способен на большую и сильную (а главное, верную) любовь. Для этого он слишком скотина, в самом лучшем смысле этого слова. Больше никаких секретов выдавать не буду. Но два часа, проведенных с Офрой, я запомнил на всю жизнь. Нужно отдать ей должное, она была прекрасным сотрудником и хорошей любовницей. Я даже пожалел себя, что все так быстро кончилось. Что ни говорите, а сюда нужно приезжать, чтобы любить друг друга. Лучшего места на земле не существует. Может, только Париж. Но это совсем другой город. Там какие-то токи любви и страсти. Здесь умиротворение и покой. Хочется долго лежать на постели, глядя на потолок и мечтая о дальних странах и других женщинах.
Честное слово, если мужчина даже в объятиях самой красивой женщины в мире не мечтает о других женщинах, значит, он либо импотент, либо дурак, либо влюблен. Последнее встречается все реже. В наше время стрессов и эмоций нельзя полностью отдаваться любви, это вредит работе и деловым связям. Поэтому с женами у нас, как правило, чисто деловые отношения, с любовницами — полуделовые, а с секретаршами — совсем не деловые. Но это не мешает нам часто забывать и первых, и вторых, и третьих.
И если на словах все мужчины мечтают о необыкновенно умной и энергичной женщине, то на самом деле они хотят прекрасное тело в постели, рабскую душу, полностью верную только своему властелину, и умелые руки для поддержания чистоты и варки еды на кухне. Что у нее в голове, нас интересует меньше всего, вернее, совсем не интересует. Чем больше там пустоты, тем портрет идеальнее. Ну что, правильно я нарисовал наши отношения с прекрасным полом?
Только не надо меня ругать. Вы сами хотели это прочитать, движимые болезненным любопытством. Не нужно было вообще открывать эти страницы. Если вы моралист или идиот, просто пропустите их и идите дальше. Вам они все равно не нужны. Во всех остальных случаях смело читайте. Это правда.
— Что ты думаешь об этих троих? — спросила Офра, лежа на спине и глядя в потолок.
Я лежал рядом и курил свой любимый «Ротманс». Хорошо еще, что у Офры номер для курящих, иначе мне пришлось бы бегать в коридор. Это новое идиотическое увлечение Запада — своим здоровьем и экологией. Как будто без этого мало проблем. Теперь во многих отелях есть целые этажи для некурящих или, вернее, есть лишь некоторые номера для курящих. В ресторанах курение запрещено, во многих самолетах запрещено, в театрах, на улицах, в библиотеках — везде запрещено. Словом, нигде нельзя курить. Можно только здоровым умирать.
— Ничего не могу сказать, я все время думаю, кто из них мог убить нашего китайского друга. Тот ведь был не дурак, а пустил к себе в номер убийцу и даже подставился под его пулю. Почему?
— Это ты у меня спрашиваешь?
— Просто я размышляю вслух. И ничего не могу придумать.
— А я, кажется, кое-что придумала.
— Интересно, — я даже отложил сигарету.
Ознакомительная версия.
