— Послушайте, вы, Бонд!..
Это звучало как начало ссоры, но она сразу замолчала и прямо посмотрела ему в глаза. Бонд увидел ее влажные ресницы. И вдруг, обхватив его руками за шею, Тиффани прижалась лицом к его лицу.
— Позаботьтесь о себе, Джеймс, я не хочу потерять вас. — Затем она притянула его голову к себе и поцеловала в губы неистовым и жарким поцелуем, лишенным всякой нежности. Но когда Бонд попытался обнять и поцеловать ее, Тиффани немедленно отстранилась… и момент был упущен.
Держа ручку двери, она обернулась, чтобы взглянуть на него, и в глубине ее глаз угадывался страстный блеск.
— А теперь уходите, — решительно сказала девушка и захлопнула дверь.
Глава 10
«Студиллак» в Саратоге
Джеймс Бонд провел большую часть субботы в номере с кондиционированным воздухом. Он избегал жары. Составляя телеграмму председателю «Универсального экспорта», он использовал простой код, основанный на том, что был шестой день недели и четвертое число восьмого месяца.
В сообщении говорилось, что «алмазная трубка» начиналась где-то около Джека Спенга в образе Руфуса Б. Сайса и оканчивалась у Серафима Спенга. И что основным связующим звеном в «трубке» являлась контора Шеди Трика, от которого камни главным образом и попадали в «Алмазный дом» для сбыта на рынок.
Бонд попросил Лондон установить наблюдение за Руфусом Б. Сайсом. Он предупреждал, что кто-то, известный как Эй-Би-Си, является непосредственным руководителем контрабандной доставки алмазов «Спенгл Моб», и Бонд ничего не знает об этом человеке, за исключением того, что он, вероятно, живет в Лондоне. И, скорее всего, только этот человек может вывести разведку на адрес складов, находящихся где-то далеко на африканском побережье.
Бонд сообщил о своем желании продолжить работу, используя в качестве возможного сообщника Тиффани Кейс, краткие сведения о которой сообщает.
Бонд послал телеграмму через «Вестерн Юнион», принял душ, четвертый за день, и пошел в ресторан, где заказал две рюмки «Мартини», яйца и землянику. Во время обеда он просмотрел программу скачек в Саратоге и заметил, что общее предпочтение отдавалось Перпентьютес Стейк и многим другим лошадям, но имя Шай Смайл упомянуто не было.
Затем Бонд вернулся в отель и лег спать.
В воскресенье утром, точно в девять, к Бонду, стоявшему у своего чемодана, подъехал черный «студебеккер» и остановился у тротуара.
Когда он бросил чемодан на заднее сиденье, а сам сел рядом с Лейтером, тот поднял верх машины и повел ее через Центральный парк.
— Это около двухсот миль, — сказал Лейтер, когда они ехали по Парк-Вей, — мы с тобой не торопимся и потому спокойно поедем по свободным дорогам. В этом районе скорость ограничена пятьюдесятью милями и полицейские свирепствуют. Но если бы я очень торопился, то смог бы уйти от них, а они не штрафуют тех, кого не могут догнать. Они стыдятся появляться в суде и признаваться, что их «индиана» менее быстра, чем другие машины.
— Но я думал, что у «индиан» скорость более девяноста миль в час, — сказал Бонд, отметив хвастливость своего друга, чего раньше за ним не замечал. — Я не знал, что этот «студебеккер» может выжимать такую скорость.
Перед ними был прямой участок пустынной дороги. Лейтер посмотрел в зеркальце и, внезапно переключив скорость, нажал педаль газа до отказа. Бонд втянул голову в плечи и почувствовал, как его вдавило в сиденье. Он недоверчиво посмотрел на спидометр: 80 миль, 90, 95, 96, 97, а затем показался мост, и дорога сузилась. Лейтер притормозил взревевшим двигателем, и они въехали на мост при скорости 70 миль в час.
Лейтер посмотрел на Бонда и усмехнулся:
— В запасе есть еще около 30 миль, — гордо проговорил он. — В Дайсоне я выжал на ней 127 миль в час.
— Прекрасно, черт возьми, — недоверчиво проговорил Бонд. — Но какой же это тип машины? Разве это «студебеккер»?
— «Студиллак», — ответил Лейтер. — «Студебеккер» с мотором от «кадиллака». Специальная коробка передач, тормоза и полуоси. Модернизированный вариант. Небольшая фирма, расположенная около Нью-Йорка, выпускает их. Некоторые изменения — и они стали немного лучше, чем спортивные «корвет» и «сандерберд». Нельзя придумать ничего хуже, чем этот корпус, спроектированный французом Раймондом Лави, лучшим конструктором в мире. Но он слишком совершенен для американского рынка. «Студебеккер» никогда не получал достаточного кредита за этот слишком необычный корпус. Нравится машина?
Когда они подъехали к посту на Ханри Хадсон Бридон, Лейтер вынул из левого кармана пиджака монету в десять центов.
— Пока одно из твоих колес не отлетело, — предупредил Бонд, когда они снова набрали скорость, — ты бы поостерегся. Такая езда хороша для малышей, которые не могут позволить себе купить настоящую машину.
Они весело разговаривали о спортивных машинах, пока не доехали до Вест-Честера — контрольного пункта. Через пятнадцать минут они находились уже на Таконин-стрит, которая тянется на север, через сотни миль полян и лесов. Бонд откинулся на сиденье, молча любуясь одним из красивейших мест по этой дороге и думая о том, что сейчас может делать Тиффани и как ему после Саратоги удастся увидеться с ней.
В двенадцать тридцать они остановились позавтракать в придорожном домике-таверне со стандартной обстановкой, высоким прилавком, на котором стояла бутылка бренди, лежали сигареты, журналы и прочее. Помещение было расцвечено всевозможными огнями, а в меню на полированных столах советовали попробовать жареного цыпленка и черную форель. Обслуживали две официантки, на которых не хотелось смотреть.
Но яичницу, сосиски, горячие гренки и пиво им принесли быстро, и все это было достаточно вкусно, так же как и кофе со льдом. Выпив по второму стакану, они вышли из таверны и продолжили свой путь.
— В течение одиннадцати месяцев в году это место абсолютно мертво. Люди приезжают сюда принимать грязевые ванны, и оно похоже на любой другой курорт, где принимают какие-нибудь ванны и лечатся от болезней. Все ложатся спать в девять часов, за исключением нескольких стариков, которые спорят о прошлом и о том, какой пол был в отеле «Юнион»: из белого или из черного мрамора. И только в августе это место становится оживленным. Здесь устраивают, вероятно, самые значительные состязания лошадей в Америке. Цена на сдающиеся комнаты повышается не менее чем в десять раз. Комитет по скачкам красит трибуны, каким-то образом достает несколько лебедей для пруда в городском парки, ставит на якори индейские каноэ, включает фонтаны. Ни кто не может сказать, откуда появились эти каноэ, и обозреватель скачек сделал заключение, что это связано с индейской легендой.
Бонд засмеялся.
— А что еще он сказал?
— Тебе самому следовало бы знать об этом, — возразил Лейтер. — Это было самое большое сборище после английского Дерби. Лили часто бывала здесь, ваша Лили Ленгтрай. Примерно в то время, когда Новальи побил Железную Маску в обнадеживающих скачках. Но все потом изменилось. — Он вытащил из кармана вырезку из газеты. — Это просветит тебя о положении дел в настоящее время. Я вырезал эту заметку сегодня утром из «Пост». Этот Джим Кеннон — их спортивный обозреватель. Хороший журналист. Знает, о чем говорит. Прочти его.
Пока «студиллак» ехал по дороге к Трое, Бонд читал заметку Джима Кеннона. Он читал, и Саратога времен Лили пропала в туманном прекрасном прошлом, и XX век, оскалив в усмешке зубы, взглянул на него с этой заметки.
«Пригород Саратога-Спрингс, — прочел он под фотографией привлекательного молодого человека с большими глазами и с улыбкой на тонких губах, — был территорией преступного мира до тех пор, пока Кафауэр не показал его по телевидению, что испугало этого бандита и заставило его перебраться в Лас-Вегас.
Но главари шаек еще долго владели Саратогой. Это была территория колоний национальных гангстеров, и они часто показывались там с оружием и с битами для бейсбола. Саратога отделилась от союза, как это сделали другие деревушки, и отдала свои муниципалитеты под опеку разбойничьих корпораций. Саратога все еще остается таким местом, куда приезжают наследники прошлых победителей всех времен для того, чтобы поддерживать свои конюшни для скачек, которые весьма примитивны и годятся лишь для ярмарочных состязаний лошадей.
Перед тем как Саратога закрылась, любители автостопа были брошены полицейскими в тюрьму, они ввели проездные чеки и перестали брать чаевые с убийц и сутенеров. Пьяные, которые напивались в барах, рассматривались как типы, угрожающие спокойствию людей. Но убийства все продолжались так же, как и рэкет в публичных или игорных домах, где преступникам предоставлялись большие возможности для махинаций.
Профессиональное любопытство заставило меня просмотреть литературу о скачках, в которой журналисты называют Саратогу местом „легкомысленной невинности“. Но это отвратительный город. Там обанкротившиеся дельцы спасаются от кредиторов, игрок в карты должен быть готов к тому, чтобы проигрывать так же быстро, как крупье объявляет ставки. Но казино никогда не давало возможности постоянного выигрыша: тот, кому повезло, мог тут же все проиграть.
