Как будто ожидая этого сигнала, из-за деревьев, слева от них, появились три человека. Один из них вел лошадь со звездой на лбу и в белых чулочках.
— Не смотри на них, — мягко проговорил Лейтер, — повернись спиной к треку и смотри на тех лошадей. Тот старый, согнувшийся человек с ними — это Джим Фитсимоне, самый лучший тренер Америки. А вон те лошади — Вутворда. Большинство из них победит на этих соревнованиях. Взгляни мельком, а я буду следить за их друзьями. Не стоит казаться заинтересованными. Теперь давай посмотрим: вот конюх, ведущий Шай Смайл, и Бадд, мой старый друг «хромающий мозг» в лиловой рубашке. — Бадд пропустил конюха вперед, потом стал медленно галопировать по дальней стороне трека, направляясь к одному из постов. Гангстеры вынули свои часы и, оглядевшись, заметили нас. — Незаметно взгляни на них, Джеймс, когда лошади начнут бег, они перестанут интересоваться нами. Теперь ты можешь обернуться. Шай Смайл на дальней стороне трека, и они смотрят на нее в бинокли и ждут старта. Это заезд на 800 метров. Писсаро стоит около пятого поста.
Бонд обернулся и взглянул вдоль барьера налево — на двух человек, пристально смотревших в бинокли и на часы, на которых отражались блики от солнца.
— Пошла!
Бонд разглядел бегущую вдалеке гнедую лошадь, выходящую на поворот в дальнем конце. На таком расстоянии до них не долетало ни звука, но потом стал быстро нарастать мягкий цокот копыт, и он все усиливался до цех пор, пока лошадь не вышла перед ними на последнюю 200-метровку, приближаясь к наблюдающим за ней мужчинам.
Когда лошадь пронеслась мимо него, Бонда охватило возбуждение. У нее были дикие глаза, оскаленные зубы, из широко раскрытых ноздрей валил пар. Наездник изогнулся, как кошка, опустив лицо и почти касаясь шеи лошади. Лошадь пронеслась, как вихрь, и Бонд перенес взгляд на наблюдавших за ней людей, которые теперь наклонились и нажали на кнопки секундомеров.
Лейтер тронул его за руку, и они направились к машине.
— Лучше всех шла Шай Смайл, — сказал он. — Не имею понятия, какое у нее время, но земля под ней буквально горела. Если она сможет пройти так и милю с четвертью, победа ей обеспечена. А теперь, черт возьми, поедем и позавтракаем, у меня появился аппетит, когда я увидел этих плутов сегодня утром. — И затем добавил как бы для себя: — Потом я собираюсь узнать, сколько возьмет мистер Белл за то, чтобы провести скачки не по правилам и быть дисквалифицированным.
После завтрака, выслушав еще несколько предположений Лейтера, Бонд в безделии провел утро на треке, наблюдая от нечего делать за лошадьми, которых, как предупредил его Лейтер, он увидит в первый день скачек.
Был прекрасный день, и Бонд наслаждался погодой, прислушиваясь к жаргонам Саратоги, смеси Бруклина и Кентукки, в толпе народа, элегантных владельцев лошадей и их друзей, размещавшихся на тенистых лугах при ипподроме. Он видел огромный щит со вспыхивающими огнями, информирующий о ставках; игрушечное озеро с лебедями; каноэ с опущенными якорями; большие группы негров, которых всегда привлекали скачки.
Миллионы долларов каждый год текли в карманы гангстеров, для которых скачки были одним из источников дохода, так же как проституция и торговля наркотиками.
Бонд попробовал систему, которую создал известный в Чикаго О’Брайн. Он поставил на каждого наиболее вероятного фаворита и таким образом получил 15 долларов и несколько центов к концу восьмого забега, которым заканчивались скачки этого дня.
Он пошел домой, увлекаемый толпой, принял душ, немного поспал, а затем прошел в ресторан и провел час за напитком, который ему посоветовал Лейтер. Этот напиток был модным в кругах любителей скачек: «бурбон» с водой из ручья. Бонд был уверен, что на самом деле вода была из водопровода, но Лейтер сказал, что настоящие знатоки «бурбона» настаивают на том, чтобы пить виски в традиционном стиле с водой из родников с верховья реки, где она самая чистая.
Бармен не удивился, когда Джеймс попросил этот напиток, и Бонд был доволен. Затем он съел бифштекс и, выпив последнюю рюмку «бурбона», направился к торговым рядам под белым навесом, где Лейтер назначил ему место встречи.
Бонд сел за сухощавой женщиной в вечернем платье, отделанном норкой, запястья ее сверкали блеском драгоценных камней каждый раз, когда она предлагала цену. Около нее сидел скучающий мужчина в белом костюме и темно-красном галстуке, который, возможно, был ее мужем или тренером лошадей.
Когда лошадь выводили под сверкание неонового света, аукционер, грозный Свайнброд из Теннесси, давал характеристику лошади и открывал аукцион с помощью двух помощников в проходах, следящих за каждым кивком или поднятием карандаша среди хорошо одетых бизнесменов и агентов.
В круг ввели нервную худую лошадь под № 201. Началось расхваливание лошади.
— Я назначаю цену в шесть тысяч долларов. Теперь семь тысяч, кто больше? Семь тысяч триста, четыреста, пятьсот, только семь пятьсот за эту прекрасную лошадь, восемь тысяч. Благодарю вас, сэр! А кто даст девять? Восемь тысяч пятьсот, шестьсот, семьсот… А кто же даст большую сумму?
Пауза, удар молотка, взгляд неодобрения на ряды публики, где сидели обладатели тугих кошельков. — Господа, слишком дешево за эту двухлетку! Я продаю жеребенка, у которого большие шансы на победу, и за такую ничтожную сумму! Восемь тысяч семьсот, а кто же даст девять, где девять тысяч?
Сухая рука в кольцах и браслетах вынула бамбуковый с золотом карандаш из сумочки и подчеркнула какую-то цифру на программе «Ежегодная распродажа в Саратоге». № 201, гнедой жеребец. Затем серые глаза женщины взглянули в глаза лошади, и она подняла золотой карандаш.
— Предложенная цена — девять тысяч. Кто предложит десять или добавит к девяти тысячам? Я слышу девять сто? — Пауза. Последний взгляд по рядам и удар молотка. — Продано за девять тысяч долларов. Спасибо, миссис.
Головы обернулись, и многие вытянули шеи, чтобы лучше рассмотреть покупательницу, а женщина со скучающим видом что-то сказала человеку, сидевшему рядом с ней.
И 201-й, Бей Колт, был уведен из круга, а туда ввели 202-й, который на мгновение испугался яркого света, стены незнакомых лиц и запахов.
В рядах, позади Бонда, началось движение. Лицо Лейтера появилось рядом с ним, и он шепнул:
— Дело сделано. Это стоило три тысячи долларов, и наездник перехитрит их. Запрещенный удар на последней 200-метровке как раз тогда, когда он должен был бы сделать свой победный рывок. Пока! Увидимся утром!
Шепот прекратился, и Бонд продолжал, не оглядываясь, следить за аукционом. А затем по липовой аллее побрел домой, чувствуя жалость к жокею Т. Беллу, ввязавшемуся в опасную игру, и к лошади Шай Смайл, которая должна была закончить скачку ради сделки не по правилам.
Бонд с высокой трибуны следил в бинокль, взятый напрокат, за владельцем Шай Смайл, который ел крабов. Писсаро сидел в огороженном для ресторана месте четырьмя рядами ниже Бонда. Напротив него расположился Рози Бадд, тыча вилкой в сосиски и кислую капусту, запивая все это пивом. Хотя большинство других столиков было занято, около этого вертелось два официанта и часто подходил метрдотель посмотреть, все ли в порядке.
Писсаро был гангстером и выглядел гангстером из нелепой кинокомедии. У него была круглая голова, а лицо состояло из двух крошечных глаз, двух ноздрей и влажного розового рта со сжатыми губами над небольшим подбородком. Он не обращал внимания на приготовления к первому забегу, сосредоточив все свое внимание на еде, поглядывал иногда на тарелку своего соседа, как будто хотел подцепить что-нибудь с нее.
У Рози Бадда было жирное крепкое тело; на его квадратном неподвижном лице игрока в покер под тонкими бровями глубоко прятались маленькие глазки. Ел он медленно и только изредка поднимал взгляд от тарелки. Когда кончил есть, взял программу скачек и стал изучать ее, осторожно перелистывая страницы. Не подымая глаз, он отрицательно покачал головой, когда метрдотель предложил ему посмотреть меню.
Писсаро подождал, пока принесли мороженое, и когда получил его, опустив голову, стал быстро поглотать.
Глядя на них в бинокль, Бонд изучал обоих мужчин и думал, к какому типу их отнести. Он знал холодных, преданных своему делу играющих в шахматы русских, шикарных нервозных немцев, молчаливых беспощадных анамитов из Центральной Европы. Людей своего круга. Двуликих людей высшего качества, солдат удачи, которые считали, что жизнь можно растрачивать за тысячу в год…
Появились результаты четвертого забега, и теперь оставалось полчаса до скачки Перпетуса. Бонд опустил бинокль, взял программу, ожидая, когда на другом конце трека, на табло, начнут появляться ставки.
Он еще раз посмотрел на программу. Там было написано:
«Второй день, четвертое августа. Ставки не ограничены. Можно получить 25 000 долларов, 52 забега для трехлеток. Взнос — 50 долларов каждый забег. Участники соревнований платят 250 долларов дополнительно. Можно выиграть 25 000 долларов, из которых 5000 за второе место, 2500 за третье место и 1250 — за четвертое. Приз будет вручен владельцу победившей лошади. Одна миля с четвертью».
