Я вернулся к Кассиму и Скейлзу. Король более не хныкал, но смущенно улыбался, стыдясь проявленного малодушия. Я не счел нужным подбодрить его какой-нибудь лестной фразой, вроде «как хорошо вы прыгнули», ограничившись: «Гитнер уже в доме».
Скейлз, который сидел на крыше, разглядывая порванный рукав пиджака, поднялся.
— Костюм порвался, — вздохнул он.
— Когда король получит деньги, он купит вам новый, — успокоил я его. — Пошли.
Скейлз повернулся к Кассиму.
— Извините, что пришлось вас ударить, ваше величество, но, учитывая обстоятельства... — он не закончил, ибо, при всей своей учености, не мог найти благовидного предлога, дававшего ему право отвесить оплеуху царственной особе. — Вы очень хорошо прыгнули, — тихим голосом добавил он.
Кассим просиял.
— Спасибо, Скейлз.
— Пошли, — повторил я.
По крышам мы перебрались на дом, занимающий угол Эй-авеню и Девятой улицы. Спустились по пожарной лестнице на тротуар. Зашагали по Девятой, держа курс на площадь Купера. Я постоянно оглядывался, но увидел его лишь когда мы уже вышли на площадь. Бежал Гитнер быстро, а потому я крикнул королю и Скейлзу: «Прибавьте шагу». Они буквально скатились по лестнице, ведущей в подземку. Гитнер пересекал улицу, когда я преодолел три последних ступени. Бросил жетоны, которыми снабдил меня Падильо, в прорези автоматов. Далее не оставалось ничего иного, как ждать следующего поезда.
На наше счастье, он появился мгновение спустя, остановился, мы прыгнули в вагон. Я обернулся. Гитнер бежал к автоматам с жетоном наготове. Проскочил автомат, полетел к поезду. Двери начали закрываться. Медленно, слишком медленно. Гитнер уже у вагона, ухватился за двери, пытаясь их раздвинуть. Но они закрылись. Мы стояли и смотрели друг на друга, пока поезд не тронулся с места.
Никто из нас не помахал на прощание рукой.
Дом стоял на Шестьдесят четвертой улице, чуть восточнее Пятой авеню, двадцать этажей светло-бежевого кирпича, покрытого городской грязью. Он не отличался от других многоквартирных домов, строившихся в Нью-Йорке в двадцатых и в начале тридцатых годов, если не считать стальных решеток, закрывающих все окна на первых четырех этажах.
Да и в вестибюле нас встретил не привычный мужчина средних лет, но трое крепких двадцатипятилетних парней, которые все делали сообща, даже открывали дверь. Вернее, за ручку тянул один, второй пристально оглядывал улицу, а третий внимательно смотрел, кто входит, а кто выходит. Причем двое последних держали правую руку в кармане синей униформы, и не составляло большого труда догадаться, что их пальцы при этом сжимают рукоять пистолета.
Выйдя из подземки на «Гранд Сентрал», мы сменили три такси и лишь последнему водителю назвали нужный нам адрес. Первый из троицы открыл нам дверь, второй оглядывал улицу, дабы убедиться, что никто не собирается в нас стрелять, а третий следил за нами на случай, что мы выкинем какой-нибудь фортель.
— Мистер Маккоркл? — спросил тот, что открыл дверь.
— Это я, — с этими словами я наклонился к окошку, чтобы расплатиться с водителем.
— Мистер Падильо ждет вас в холле.
— Благодарю.
Тот же охранник открыл и дверь холла. Король вошел первым, Скейлз — за ним, я — следом, а замкнули колонну два охранника без ключа. К входной двери они вернулись лишь после того, как Падильо дважды кивнул, показывая, что я тот, за кого себя выдаю.
Он стоял в центре большого зала, начисто лишенного стульев, кресел, удобных диванчиков. Лишь восточные ковры на полу стоимостью семьдесят пять тысяч долларов да четыре или пять картин, которые не затерялись бы и в «Метрополитен», по стенам. Был, правда, письменный стол, обычный современный стол, с шестью отверстиями в торцевой панели, достаточно большими, чтобы через них проскочили снаряды со слезоточивым газом. Искать камеры внутренней телевизионной сети я не стал.
Двое сидевших за столом мужчин привстали, едва мы вошли, но руки их оставались под столом, наверное, на спусковых крючках или кнопках неких устройств, которые, приведенные в действие, разорвали бы нас на куски. Я однажды побывал в приемной вице-президента в Капитолии. Так вот, находившиеся там двое мужчин точно так же привстали, вежливые и внимательные, но готовые к решительным действиям. И я почувствовал, что любое неверное движение обойдется мне очень дорого. Впрочем, после убийств братьев Кеннеди и Мартина Лютера Кинга я не стал бы упрекать их за чрезмерную бдительность.
Убедившись, что Падильо нас признал, мужчины вновь сели, по-прежнему не спуская с нас глаз. Я стоял к ним спиной, но, и не оборачиваясь, знал, куда устремлены их взгляды.
— Обошлось без проблем? — спросил Падильо, ведя нас к лифту.
— Практически да. В подземке Гитнер мог нас нагнать. Он опоздал буквально на пять секунд.
— Я предполагал, что он отстанет на две минуты, — Падильо покачал головой. — Похоже, он действительно кое-чему научился.
— А что у тебя? — полюбопытствовал я.
— Меня преследовал Крагштейн. Уйти от него времени у меня не было, так что он знает, что мы здесь.
— А что с тем парнем, чью машину ты остановил?
— Я дал ему сотню, и он так обрадовался, что спросил, не собираюсь ли я повторить то же самое на следующей неделе. Он сейчас без работы и винит во всем Невилла Чемберлена и Мюнхен[11]. Честно говоря, логика его рассуждений осталась для меня загадкой.
Король тем временем закончил осмотр холла.
— Мистер Падильо, вы полагаете, что в этом доме мы будем в безопасности?
— По оценке экспертов, вломиться сюда сложнее, чем в Форт Нокс[12].
Раздвинулись двери кабины лифта, и я получил еще одно доказательство слов Падильо: впервые на моей памяти я увидел двух лифтеров в одной кабине.
Они выпустили нас на девятнадцатом этаже в небольшую, богато обставленную комнату, где нас поджидал мужчина с тронутыми сединой курчавыми волосами, в темном строгом костюме.
— Добрый вечер, мистер Падильо. Обед скоро подадут, но миссис Кларкманн подумала, что вы захотите отдохнуть...
— Спасибо, Уильям, — Падильо посмотрел на Кассима и Скейлза. — Небольшой отдых также не повредит мистеру Кассиму и мистеру Скейлзу. Кроме того, мистер Скейлз порвал пиджак. Вы сможете ему помочь?
— Разумеется, сэр.
— Благодарю вас. Мы будем в баре. Дорогу я знаю.
— Конечно, сэр, — Уильям повернулся к Кассиму и Скейлзу. — Прошу за мной, господа.
Уильям увел их в левую дверь, а Падильо и я прошли к ту, что находилась напротив лифта. И попали в огромный зал. Пол, выстланный квадратными плитами черного и белого мрамора, три громадные хрустальные люстры, золоченые кресла и кушетки в стиле Людовика XVI, сработанные по меньшей мере за три века до наших дней.
— Кларкманн с двумя «эн» на конце? — спросил я.
— Совершенно верно.
— Кольца цилиндров.
— Ты, как всегда, прав.
— Мистер Кларкманн умер три года тому назад.
— Вижу, ты в курсе событий.
— И все оставил ей.
— До последнего цента.
— Но и она, если мне не изменяет память, не из бедных.
— Миллионов двадцать у нее было.
— Аманда Кент. Сладенькая, как называли ее некоторые бульварные газетенки.
— "Кентз Кэндиз, инкорпорейтед", — кивнул Падильо. — Корпорацию основал ее дед. В Чикаго.
Еще одна дверь привела нас, как и обещал Падильо, в бар. Интимный полумрак, коллекция спиртных напитков на любой вкус, стойка, словно перенесенная из салуна с Третьей авеню, какими они были в начале века. Высокие стулья, несколько низких столиков с удобными кожаными креслами. Падильо прошел за стойку. Чувствовалось, что он здесь не впервые.
— Шотландского, — заказал я, и он наполнил два бокала. После первого глотка комната понравилась мне еще больше. — Слушай, а сколько нужно заплатить, чтобы поселиться в такой квартире?
— Как я и говорил, это кооператив.
— То есть какое-то объединение?
— Чтобы вступить в него, надо купить акции. Одна акция — один этаж. Один этаж стоит миллион.
— А текущие расходы?
— Думаю, тысяч двадцать в месяц, но, возможно, я занизил сумму.
— Не так уж и много, — заметил я. — Конечно, придется потратиться и на обстановку.
— Еще миллион, если тебе нравятся красивые вещи. Впрочем, при удаче можно уложиться в семьсот пятьдесят тысяч.
— По сравнению с бульваром Санта-Моника[13] это большой шаг вперед.
Падильо оглядел комнату.
— Так уж и большой.
— Если не учитывать твое обаяние.
— Я встретил ее на какой-то вечеринке.
— Должно быть, у вас тесные отношения, раз ты можешь практически без предупреждения привести к ней троих гостей.
— Я достаточно хорошо ее знаю.
— У вас серьезные намерения?
— Мне нравится так думать, а я ни в коей мере не хочу огорчать ее.
Я вновь отпил шотландского. Дорогого шотландского. Для меня слишком дорогого, чтобы покупать его даже у оптовиков.
