Куо — это не какой-нибудь бандит с обрезом. В толпе по пути следования кортежа его не будет. Такие не стоят в ожидании, когда им подвернется возможность нажать на курок, а потом под шумок смотаться. На везение и удачу Куо никогда не рассчитывает. Он — профессионал. В этом смысле он сродни Ломану: предпочитает работать и добивается лучших результатов с отлично вымуштрованной командой, при полной информации и безупречном взаимодействии. С момента появления в городе он с максимальной точностью проинструктировал каждого, и если только информация есть, они ее добудут. Узнают схему обеспечения безопасности, найдут в ней слабое место и воспользуются им.
Нужно исходить из того, что Куо знает все. Абсолютно все.
За исключением, разумеется, того, что я нахожусь там, где нахожусь, и сижу сейчас, забившись в свою конуру, как собака. Пес, выжидающий другого пса, чтобы разорвать ему глотку.
135x2x8=2160
Даже отклонение планеты от своей оси имело значение.
В квадратном маленьком окошке моей комнаты виднелся храм Пхра-Чула-Чеди, в лучах утреннего солнца он поражал великолепием: белые стены, наполовину скрытые зеленью громадные золотые двери; над стенами полукруглый купол, тоже мерцающий золотом, и от купола вверх — красивый тонкий шпиль башни. Между куполом и башней шел ряд ничем не закрытых ниш, напоминавших альковы, — они располагались вокруг основания шпиля, образуя кольцо. Находясь в одной из этих ниш, меткий стрелок мог держать под прицелом Линк-роуд.
Я находился приблизительно на одном уровне с нишами. Меня отделяло от них не более двух сотен ярдов. Но было лето, солнце стояло высоко. В любое время дня в глубине этих альковов таилась тень. Полевой бинокль против этого был бессилен. Разглядеть, что там внутри, не помогла бы никакая подзорная труба, здесь бесполезно было любое увеличение. Только — фотоаппарат.
Если выдержка установлена на бесконечность и пленка экспонируется достаточно долгое время, то с помощью фотографии можно получить детальное изображение даже очень темной комнаты; такой, интерьер которой невооруженным глазом просто невозможно разглядеть. Фотокамера — это прибор для улавливания света.
В том местечке, что Ломан подыскал мне в соседнем квартале, большого разнообразия фотоаппаратуры не было; в основном там занимались обработкой пленок и изготовлением снимков на заказ, и двенадцатикратное увеличение было пределом того, что они могли предложить. Милей дальше по Раме IV располагался еще один фотомагазин, но я не мог позволить себе высовываться так далеко. Получив разрешение как следует порыться у них на полках, я подобрал то, что лучше всего отвечало поставленной задаче: «пентакс Х-15», 25-миллиметровый, с одинарным отражением; объектив с фокусным расстоянием 135 миллиметров, конвертер и адаптер для бинокля. Объектив, плюс конвертер, плюс мой «юпитер» (135х2х8) — в итоге я имел суммарное фокусное расстояние в 2160 миллиметров и увеличение в 16 раз.
Установив фотоаппарат на треногу с поворачивающейся подставкой, я проверил жесткость. Здание было старое, от движения по улице внизу доходила вибрация, поэтому из всех пленок я выбрал «Пан-плюс-Экс», тридцать шесть кадров. Глубина резкости значения не имела, в окуляры «юпитера» стенка в глубине средней ниши казалась удаленной от наружного края алькова максимум футов на шесть. Чтобы не мешала образовавшаяся в разогретом воздухе дымка, я воспользовался желтым светофильтром «Виво-Аш-4»; а преодолеть отсвечивание золотистого купола помог самодельный сменный кожух, изготовленный из картонного ящика, в каких пересылают фотопринадлежности и реактивы.
Ворота, ведущие в сад храма, были скрыты в облаке цветущих магнолий, и со своей позиции я видел только верхнюю часть проема в стене; высота дверей была футов пятнадцать, значит, входящих в храм людей я не увижу. Ничего не оставалось, кроме как сконцентрировать все внимание на расположенных кольцом полукруглых нишах.
Прежде чем я заметил какое-то движение, прошло два часа. Меняя диафрагму с 2,8 до 11, я сделал шесть снимков на одной пятидесятой, причем, учитывая вибрацию, относительно низкую скорость срабатывания механизма и критическое фокусное расстояние, я использовал тросиковый привод.
До обеда движение в нишах наблюдалось дважды. У меня на это ушло еще десять кадров, выдержка варьировалась от одной второй до одной тридцатой, значения диафрагм были те же. Поднимающаяся с улицы раскаленная дымка сгустилась. Решив прервать наблюдение, я отправился в фотомагазин и с полчаса провозился в лаборатории; труды мои вознаградились — даже влажные негативы, выглядели многообещающе, а два или три из них можно было печатать не раздумывая. Начатую работу следовало закончить. Все равно лучшего результата при такой жаре сегодня не получить, подумал я, и еще через два часа первые снимки уже висели на просушке. Из шестнадцати попыток успешными я бы назвал пять, а одна фотография оказалась просто идеальной: на ней четко просматривались голова и плечи прячущегося в нише человека. Можно было узнать даже форму дымчатых очков.
Большего мне и не требовалось. С этого момента наступала схватка нервов. Сомнений не оставалось. Если у офицеров безопасности ничего не получится, потому что их слишком много, и если ничего не получится у их коллег из Бангкока, потому что полковник Рамин ошибочно считает, будто все предусмотрел, то выстрел будет сделан оттуда — из средней ниши храма Пхра-Чула-Че-ди — святыни, места поклонения Всевышнему, единственному, кто вправе дарить или отнимать жизнь. И неважно, что потом в качестве доказательства я представлю снимок, на котбром явственно виден Diabolus.
Поединок нервов начался с этой минуты. Я принял на себя обязательства. Рандеву назначено, и ничто не должно помешать мне на него явиться. Дата известна — двадцать девятое, то есть через три дня. Час пока не установлен, но ясно, что все произойдет за несколько мгновений: самое большее, на что я могу рассчитывать, — это секунд десять.
Ломан сказал: «Это самая хрупкая операция, с какой я когда-либо сталкивался».
Уголки подсыхающего снимка начали загибаться. Из отверстия ниши смотрело знакомое лицо, властное и самоуверенное — лицо профессионала. Я отпечатал еще две фотографии, повесил их и оставил сушиться. Спрятав негативы в карман, я вышел на улицу.
На дорогу к оружейнику ушло полчаса. Магазин находился примерно в миле от фотолаборатории. Три квартала я проделал пешком, постоянно проверял, нет ли слежки, где-то на половике пути взял рикшу, потом сошел, огляделся, прошел пешком еще квартал. Абсолютная надежность и безопасность становилась решающими слагаемыми успеха.
Я был один. И я должен был оставаться один. И когда через три дня я приду к списанному под снос зданию и начну подниматься на верхний этаж, чтобы не опоздать на рандеву, никто не должен знать, что я на него явился.
Торговец-оружейник предложил мне великолепный выбор. И я выбрал. Инструмент удовлетворял самым изысканным требованиям. От него не отказался бы даже Куо.
Помещение напоминало пещеру. Слабый свет сочился откуда-то сверху из-под крыши, и было очень тихо. Первое, что я увидел, когда вошел, — смотрящего на меня из полумрака чулу, особь мужского рода, — высотой он превосходил человека, голова разрисована живыми яркими красками. Их тут было не менее сотни, как мужские, так и женские.
Я стоял и слушал. Глухой шум быстро проносящихся по Раме IV автомобилей, едва уловимое подрагивание пола под ногами, больше ни звука. Когда я вошел, свет горел, но я не стал искать выключатели. Мне показалось, что лучше тут ничего не трогать.
Он появился из полумрака и шагнул ко мне. Самой яркой деталью в его облике были глаза.
— Лучшее, что я смог подобрать, — сказал он.
— Насколько тут безопасно?
— По крайней мере безопаснее, чем у гранильщика. Сюда никто не приходит.
Огромная крыша едва виднелась высоко вверху. Мы подошли друг к другу, как двое опоздавших пассажиров, встретившихся на вокзале, когда последний поезд уже ушел.
— Где выходы? — я хотел это знать. Мне не нравятся большие помещения. Чем они меньше, тем скорее можно выбраться.
Он показал пальцем.
— Одна дверь там, другая в дальнем углу. У меня есть ключи к обеим. Вот твои, возьми.
Я взял ключи. Он неплохо все устроил. От списанного здания три минуты ходу, и идти к дверям надо было через аллейку, которая могла служить достаточно хорошим прикрытием, — проходов в ней было несколько и тут же на деревянных чурбаках стояла цистерна, по виду похожая на топливную.
Глаза привыкли к полутьме, и я как следует огляделся. Бумажные змеи свисали с горизонтально укрепленных шестов ровными рядами. Даже если бы потянуло сквозняком и они зашевелились, с их нежной бумажной кожей ничего не случилось бы. Мужские особи — чула — были украшены бородами, а женские — пакпао — имели длинные хвосты и размерами уступали мужским. На многих змеях были нарисованы большие лица, на некоторых — драконы, на полу повсюду валялись пустые коробки внушительных размеров.
