– В каком смысле не то, доктор Хэмлок?
– Ну, она... э-э-э... зеленей обычного. Зеленей, чем надо. Вы понимаете?
Мистер Монк внимательно посмотрел на траву возле кустарника, а потом сопоставил ее с прочей травой, росшей поблизости.
– Это точно так?
Глаза его округлились от ярости, когда он уставился на клочок травы, столь дерзко нарушающий общий порядок.
Джонатан пошел по аллее с нарочитой небрежностью и свернул за первый же угол. Приближаясь к дому, он ускорил шаг. Вдогонку ему несся голос мистера Монка из лабиринта:
– У-у, сорняки хреновы! Вечно все напортят! То совсем черные и грязные, то, видите ли, слишком зеленые! Вот я вас вразумлю!
Хрясь!
* * *
Джонатан ехал на станцию по дороге, обсаженной деревьями. Скорее всего, по доброй лонг-айлендской традиции поезд запоздает, но на всякий случай на станции надо было появиться вовремя – не заставлять же Джемайму ждать! Автомобиль Джонатана – “аванти” класса люкс, сделанный по особому заказу – вполне соответствовал гедонистическому образу жизни хозяина. Машина была в скверном состоянии – Джонатан гонял ее нещадно и совсем не уделял внимания ремонту. Однако элегантные формы “аванти” нравились ему чрезвычайно. Джонатан намеревался, когда авто окончательно выйдет из строя, поставить его на лужайке перед домом и, по возможности, использовать в качестве сеялки.
Он остановился впритык к платформе, коснувшись бампером ее серой, видавшей виды обшивки. Солнце нагрело землю, и из леса несло креозотом. Было воскресенье, поэтому и на платформе, и на автостоянке было пусто. Джонатан откинул сиденье и начал ждать, подремывая. Он и не подумал бы ждать поезда, стоя на платформе, потому что...
...Анри Бака прирезали прямо на цементной платформе вокзала Сен-Лазар. Джонатану потом часто вспоминался пар и лязг этого огромного вокзала, увенчанного стальным куполом. И еще чудовищный ухмыляющийся клоун.
Анри был застигнут врасплох. Задание было только что выполнено, он впервые в жизни собирался в отпуск без жены и детей. Джонатан обещал проводить его, но застрял в автомобильной пробке на Пляс-дель-Юроп.
Он увидел Анри, они помахали друг другу над головами толпы. Должно быть, именно в этот момент убийца и воткнул нож в живот Анри. В шипении пара и грохоте багажных вагонов монотонно и неразборчиво гудел голос диспетчера. Когда Джонатан, протолкавшись сквозь людской поток, приблизился к Анри, тот стоял, навалившись на огромный плакат Зимнего Цирка.
– Что с тобой? – спросил Джонатан.
Опущенные баскские глаза Анри были беспредельно печальны. Одной рукой он сжимал пиджак на животе, упершись в него кулаком. Он глупо улыбнулся и покачал головой, на лице его было выражение крайнего удивления. Потом улыбка сменилась гримасой боли, Анри сполз вниз по плакату и сел, вытянув перед собой прямые ноги, как ребенок.
Когда Джонатан, после безуспешной попытки прощупать пульс на шее Анри, выпрямился, на него в упор безумно скалился с плаката громадный клоун.
Мари Бак не плакала. Она поблагодарила Джонатана за то, что пришел и рассказал ей все. Она собрала детей в соседней комнате для разговора. Они вышли с красными и припухшими глазами, но никто из них уже не плакал. Старший сын – тоже Анри – взял на себя роль хозяина и предложил Джонатану аперитив. Тот не отказался, а потом повел всю семью в кафе через улицу поужинать. Самый младший, который совсем не понимал, что произошло, поел с отменным аппетитом, чего нельзя было сказать об остальных. Один раз старшая дочь, потеряв самообладание, всхлипнула и тотчас умчалась в дамский туалет.
Джонатан просидел всю ночь с Мари за кофе. Они обсуждали практические и финансовые вопросы, стол был покрыт клеенкой, от которой во многих местах оставалась только тряпичная основа – дети, забывшись в мечтаниях, имели обыкновение отколупывать кусочки с ее пластиковой поверхности. Потом говорить стало не о чем, и они довольно долго сидели молча. Незадолго до рассвета Мари поднялась с глубоким вздохом, чуть похожим на всхлип.
– Надо продолжать жить, Джонатан. Ради маленьких. Пойдем. Пойдем со мной в постель.
Нет ничего столь жизнеутверждающего, как акт любви – недаром те, кто замыслил самоубийство, почти никогда не бывают способны к плотской любви. Две недели Джонатан жил у Баков, и каждую ночь Мари принимала его, как принимают лекарство. Однажды вечером она спокойно сказала:
– Теперь уходи, Джонатан. Мне кажется, теперь я справлюсь без тебя. А если мы будем продолжать после того, как самая острая необходимость отпала, это уже будет совсем другое.
Он кивнул.
Когда самый младший сын услышал, что Джонатан уходит, он очень расстроился – он собирался попросить Джонатана сводить его в Зимний Цирк.
Через несколько недель Джонатан узнал, что убийство организовал Майлз Меллаф. Поскольку одновременно с этим Майлз ушел со службы в ЦИРе, Джонатан так и не смог определить, какая сторона приказала убрать Анри.
* * *
– Хорошо же вы встречаете поезд! – сказала Джемайма, заглядывая в окошечко у переднего пассажирского сиденья.
Он вздрогнул.
– Извините. Я не заметил, как пришел поезд.
Не успев сказать, он понял, насколько неестественно звучит этот довод – на платформе было тихо и безлюдно, и не заметить поезд было невозможно.
По пути к его дому она выставила ладонь из окна, по-детски ловя ветер. Он подумал, насколько элегантно и молодо она выглядит в белом льняном платье с высоким, в китайском стиле, воротником. Она сидела, глубоко вжавшись в кресло – то ли отдыхала, то ли демонстрировала свою полнейшую индифферентность.
– Вы никаких нарядов, кроме того, что на вас, не привезли? – спросил он, повернувшись к ней, но глазами продолжая следить за дорогой.
– Нет, конечно. Держу пари, что вы ожидали увидеть у меня в руках коричневый бумажный мешок с парадным ночным бельишком.
– Мешок мог бы быть любого цвета. Это для меня несущественно.
Он притормозил и свернул на боковую дорогу, потом снова вырулил на магистраль, но уже в обратном направлении.
– Забыли что-нибудь?
– Нет. Мы возвращаемся в поселок. Купить вам одежду.
– А эта вам не по вкусу?
– Более чем. Но для работы она не годится.
– Работы?
– Конечно. Вы что же, решили, что приехали отдыхать?
– Какая работа? – настороженно спросила она.
– Я подумал, может быть, вы были бы не прочь помочь мне покрасить лодку.
– Поэксплуатировать меня решили?
Джонатан задумчиво кивнул.
Они остановились возле единственного в поселке магазина, который работал по воскресеньям. Это был домик в стиле “ложный Кейп-Код”, украшенный рыбачьими сетями и стеклянными шариками, рассчитанными на то, чтобы привести в восторг воскресных туристов из города. Владелец магазина явно не принадлежал к породе сдержанных новоанглийских рыбаков. Это был весьма эксцентричный полноватый мужчина за сорок, одетый в явно узкий для него костюм а-ля принц Эдуард, дополненный широченным голубовато-серым галстуком. При разговоре он выбрасывал вперед нижнюю челюсть и с явным удовольствием произносил все гласные в нос.
Пока Джемайма выбирала себе шорты, рубашку и пару парусиновых туфель, Джонатан прикупил еще кое-что, пользуясь рекомендациями магазинщика при определении размера. Советы давались не очень дружелюбно, в интонациях ощущалось какое-то сварливое недовольство.
– Примерно десятый, по-моему, – сказал хозяин, а потом сжал губы и отвел глаза. – Конечно, все поменяется, когда она нарожает парочку детей. С этими бабами всегда так.
Его брови пребывали в постоянном движении, причем независимо друг от друга.
Джонатан и Джем отъехали на некоторое расстояние, и тогда она сказала:
– К расовым предрассудкам мне не привыкать, но с таким я сталкиваюсь впервые.
– Я знал многих женщин и был от них в восторге, – произнес Джонатан, точно копируя голос магазинщика. – Некоторые из лучших моих друзей – женщины.
– Но вы же не хотите, чтобы ваш брат женился на одной из них? – подхватила игру Джемайма.
– И к тому же вы прекрасно знаете, как падают цены на землю, если по соседству поселится женщина.
Тени деревьев, высаженных вдоль дороги, ритмично проносились над капотом машины, и солнечный свет то вспыхивал, то угасал в уголках глаз Джемаймы и Джонатана.
Она пощупала один из свертков.
– Эй, это что такое?
– Увы, там не нашлось коричневого бумажного мешка.
Она секунду помолчала.
– Понятно.
Машина свернула в подъездную аллею и объехала строй платанов, закрывающих вид на церковь. Он раскрыл дверь и пропустил ее в дом первой. Она остановилась посреди корабля и осмотрелась, стараясь ничего не упустить.
– Это не дом, Джонатан. Это голливудская декорация.
* * *
Он обошел лодку, желая посмотреть, как у нее движется работа. Почти придав носом к дощатой поверхности, с сосредоточенно высунутым и зажатым между зубами языком, она старательно возила кистью по площади примерно в один квадратный фут, что и составляло все ее достижения.
