— Есть. Его зовут Хэролд Бродски.
Люк понял, что задал дурацкий вопрос. Красивая разведенная женщина, достаточно молодая. Конечно же, у нее должен кто-то быть.
— И он разделяет твои ценности.
— Да. Хэролд вдовец, и самое главное для него — его сын. А на втором месте идет его научная работа.
— Чем он занимается?
— Химией. — Вилли улыбнулась. — Может, я и научилась смотреть на мужчин трезвым взглядом, но в том, что касается разгадки тайн человеческого мозга, я все та же идеалистка.
— Если б тебе удалось разгадать тайну моей амнезии…
— Странный случай, — сказала она. — Может, ты перенес черепно-мозговую травму, не оставившую видимых следов. Но ты не алкоголик и не наркоман. Достаточно на тебя взглянуть, чтобы в этом убедиться.
— Таким образом, остается…
Вилли покачала головой:
— Нет, ты определенно не шизофреник. Тебя не могли лечить сильнодействующими препаратами и электрошоком, которые способны вызвать… — Она умолкла на полуслове и, так и не закрыв рот, смотрела на него большими глазами, будто ее что-то напугало. Люк снова отметил ее очарование.
— В чем дело? — спросил он.
— Я вспомнила про Джозефа Беллоу. Он поступил в клинику вчера поздно вечером, когда я уже ушла домой. А потом его отпустили среди ночи, и это очень странно.
— Почему он сюда попал?
— У него шизофрения. — Вилли побледнела. — Давай-ка проверим его карточку.
Она бегом поднялась по лестнице и кинулась к двери регистратуры. Люк последовал за ней. В комнате никого не было. Вилли зажгла свет.
Открыв ящик, она достала из него папку, прочла вслух:
— Белый мужчина, рост — сто восемьдесят два сантиметра, вес — восемьдесят один килограмм.
— Ты думаешь, это был я?
Вилли кивнула:
— Больному проводили терапию, которая могла вызвать глобальную амнезию.
— Боже мой! — Если она права, кто-то сознательно лишил его памяти. И в таком случае многое встает на свои места и становится понятно, почему за ним следили — наверное, хотели убедиться, что «лечение» достигло цели. — Но кто это?
— Мой коллега, доктор Леонард Росс. Обычно за пациентом несколько дней наблюдают, прежде чем начать лечение, да и потом, чтобы его сразу выписали — этого я никак не могу объяснить. Чрезвычайно странно.
— Похоже, доктора Росса ждут неприятности.
Она вздохнула:
— Если я на него пожалуюсь, люди скажут, что мной руководит зависть. Скажут, я злюсь, потому что его назначили на должность, которую хотела получить я.
— Когда это случилось?
— Сегодня.
Поразительное совпадение, отметил про себя Люк.
— Видимо, кто-то из вашего начальства обещал Россу повышение в обмен на небольшую услугу — вылечить пациента от несуществующей шизофрении.
— Нет. — Вилли помотала головой. — На кандидатуре Росса настаивал Фонд Сауэрби.
— Но у кого в этом фонде могло возникнуть желание лишить меня памяти?
— Мне кажется, я знаю. У Энтони Кэрролла. Он — член правления фонда.
Имя было Люку знакомо, его в разговоре с ним упоминала Элспет. Она еще сказала, он работает в ЦРУ.
— Все равно без ответа остается еще один вопрос. Зачем?
— По крайней мере теперь мы знаем, кому его задать. — Вилли сняла трубку и набрала номер. — Говорит доктор Джозефсон. Соедините меня, пожалуйста, с Энтони Кэрроллом… Хорошо, передайте ему, что через час я буду ждать его звонка у себя дома.
— Я думал, этот Энтони наш друг, — сказал Люк.
— Да. — Она кивнула, озабоченно нахмурившись. — Я тоже так думала.
19.30.
Квартира Берна была обставлена в испанском стиле, мебелью темного дерева. Вилли говорила, что Берн участвовал в гражданской войне в Испании, и Люк легко мог представить себе там Берна. Пусть его темные волосы с тех пор поредели, но черты лица сохранили суровость, а серые глаза проницательность.
Берн приветствовал Люка горячим рукопожатием и первым делом налил ему чашечку крепкого кофе.
— Объясни мне, дружище, что, черт возьми, происходит.
Люк сел и для начала рассказал об открытии, которое они с Вилли сделали у нее в клинике:
— Вот что, по-моему, со мной случилось. Не знаю, согласишься ли ты с моими догадками, но надеюсь, ты поможешь пролить свет на эту таинственную историю.
— Постараюсь.
— В понедельник я прибыл в Вашингтон для встречи с одним генералом по какому-то делу, настолько секретному, что я никому об этом не сказал. Жена волновалась из-за моего внезапного отъезда и позвонила Энтони, который договорился со мной, что во вторник мы вместе позавтракаем. За завтраком он что-то подсыпал мне в кофе, от чего я крепко уснул. Дождавшись, когда Вилли закончит работу и уедет домой, он поместил меня в больницу под вымышленным именем и разыскал доктора Леонарда Росса. Пользуясь своим положением члена правления Фонда Сауэрби, он убедил Росса напичкать меня какими-то препаратами или подвергнуть процедурам, которые уничтожили мою память.
Сейчас он скажет, что все это просто бред, подумал Люк. Однако реакция Берна оказалась иной.
— Но зачем Энтони это понадобилось? — спросил он.
— О причинах поговорим после, а пока давай сосредоточимся на том, что он сделал. Он забрал меня из больницы, переодел в лохмотья и отвез на Юнион-стейшн, приставив ко мне своего сообщника, который должен был присматривать за мной и убедиться, что я действительно ничего не помню.
— Но Энтони не мог не знать, что рано или поздно ты выяснишь, кто ты на самом деле.
— Безусловно, только к тому времени след бы уже остыл. Вилли, вероятно, успела бы забыть о загадочном пациенте, а Росс — уничтожить все записи об этом больном.
Берн задумчиво покачал головой:
— План, конечно, рискованный, но не лишенный шансов на успех.
— Я ожидал, что ты отнесешься к моей теории с большим скептицизмом, — сказал Люк.
Его собеседник пожал плечами:
— Мы все занимались секретной работой. Подобные вещи случаются.
Люк был уверен, что Берн чего-то недоговаривает.
— Если тебе что-то еще известно, пожалуйста, скажи.
— Я действительно кое-что знаю, но мне бы не хотелось навлекать на людей неприятности.
Для Люка блеснул новый луч надежды.
— Прошу тебя. Я в отчаянном положении.
Берн глубоко вздохнул.
— В конце войны Вилли и Энтони работали над особым проектом УСС — созданием «препарата правды». Когда война закончилась, Вилли вернулась в колледж и защитила докторскую о воздействии различных препаратов на психическое состояние человека. Став профессором, она продолжила работу в этой области, сосредоточив внимание на том, как медикаменты и другие факторы влияют на память.
— Но она уже не сотрудничала с ЦРУ.
— Так я тогда думал. Но я ошибался. В 1950 году в Управлении началась работа по программе под кодовым названием «Блюберд», связанной с поиском методов контроля над сознанием. ЦРУ финансировало целую серию открытых исследовательских проектов, направляя деньги через различные фонды, чтобы скрыть истинный источник субсидий. На деньги ЦРУ проводились и исследования Вилли.
— Как она к этому относилась?
— Мы много спорили. Я говорил, что ЦРУ намерено промывать людям мозги. Она возражала, мол, любые научные достижения можно использовать как во благо, так и во вред и ей все равно, кто оплачивает ее работу.
— Поэтому вы и развелись?
— Можно сказать и так. В 1952 году я написал киносценарий о секретной службе, которая манипулировала сознанием ничего не подозревавших граждан. Фильм имел большой успех. Моя карьера была обеспечена, студии завалили меня предложениями.
— А что Вилли?
— Я повел ее на премьеру. Она была в ярости. Заявила, что я воспользовался секретной информацией, которой она со мной поделилась. Она была уверена, что ЦРУ прекратит финансировать ее исследования. В результате наш брак распался.
— Так, значит, вот что она имела в виду, когда сказала, что у вас разные ценности.
— Она права. Ей следовало бы выйти замуж за тебя.
Сердце у Люка снова екнуло. Ему хотелось спросить, почему Берн так думает, но он решил подождать с этим вопросом.
— Полагаю, ЦРУ все же не прекратило финансирование.
— Нет, — ответил он со злостью. — Вместо этого они разрушили мою карьеру. Меня пытались обвинить в антиамериканской деятельности. Я ведь до самого конца войны оставался коммунистом и поэтому был для них легкой мишенью. В Голливуде меня внесли в черный список.
— И что же ты потом делал?
— Пару лет было очень трудно, но затем я придумал серию детских книжек. — Берн показал на шкаф, где на одной из полок пестрели яркие обложки. — Первую опубликовал под псевдонимом. Книжка стала бестселлером, и с тех пор я пишу по две штуки в год.
— Теперь я вижу, почему ты не счел мой рассказ бредом сумасшедшего, — заметил Люк.
