Но всему приходит конец. В один из мартовских дней, спустя два с половиной месяца после их знакомства, ей наконец позвонил Марков.
– Сегодня, – сказал он тоном, не терпящим возражений, – сегодня вечером ключи будут у него.
– Хорошо. – Она знала, что должна делать в этот вечер.
Положив трубку, она набрала номер посольства. Его номер. Он почти сразу поднял трубку.
– Слушаю, – сказал по-русски.
– Это я. – Она сама удивилась, почему ее голос прозвучал так глухо. Все-таки сказывалось волнение.
– Да, – обрадовался он. До этого она никогда не звонила ему первой. – Что случилось, Мария?
– Мои родители сегодня уезжают, – вместо ответа сказала она.
– Куда?
– Как обычно, на нашу дачу. Вернутся только завтра вечером. Я тебя приглашаю к нам домой.
– Да, конечно, – несколько озабоченно произнес он, – а они вернутся уже завтра?
– Конечно, завтра вечером.
– Как жаль, что так получилось, – вздохнул он.
– Что получилось? – Она сделала вид, что не поняла.
– Сегодня вечером я должен быть в посольстве. Наш посол улетел на два дня, и я должен оставаться здесь.
– Как хочешь. – В голосе прозвучала настоящая обида. Женская обида. Неужели все его взгляды и встречи были лишь сомнительными уловками, чисто по-женски подумала она.
– Хорошо, – он решил для себя, очевидно, нелегкую дилемму, – я приеду, но только попозже.
– Если ты так занят, можешь вообще не приезжать. – В ней по-прежнему говорило оскорбленное самолюбие, так совпадающее с настроем беседы, который ей рекомендовали психологи.
– Приеду обязательно, просто сейчас в посольстве много работы. Я приеду в девять. Можно?
– Можно, – согласилась она, – только не опаздывай, а то все соседи будут знать, что ко мне по ночам ходит иностранец.
– Я приду очень тихо. У вас говорят, как мышка, – засмеялся он.
– До свидания. – Она положила трубку.
– До свидания, Мария, – сказал он, уже не сомневаясь в своей победе.
Произошла обычная подмена понятий. Профессиональный разведчик Робер Фарвелл был, безусловно, подготовлен и знал, какие грязные методы может использовать КГБ против иностранных дипломатов. Но мужчина Робер Фарвелл хотел верить в свою мужскую привлекательность и неотразимость. И его мужское начало взяло верх над его профессиональным опытом. Ему казалось естественным, что спустя два с лишним месяца после их знакомства женщина сама звонит к нему в посольство, назначая свидание. Он даже не придал значения тому факту, что звонок раздался как раз в тот момент, когда улетел посол. Психологи и аналитики КГБ, разрабатывавшие эту операцию, советовали Чернышевой несколько раз в разговоре вставлять фразу о частых отъездах родителей на дачу, где они обычно ночуют. Эта фраза как кодовое слово должна была остаться в памяти Фарвелла и спустя некоторое время сыграть роль ширмы, скрывающей истинные намерения женщины. Ведь об отъездах родителей она говорила еще и раньше.
Вечером к приему гостя все было готово. Работали сразу несколько передающих устройств, в столовой в роскошную люстру была вмонтирована камера. Разумеется, Чернышева не знала, что подобные камеры были установлены и в спальне, и в кабинете «отца», и даже в ее комнате. Этого ей не сказали, чтобы не оскорблять ее лучших чувств.
Стол был накрыт. Привезли даже бутылку грузинского вина, строго предупредив Чернышеву, чтобы она открывала бутылку только в присутствии самого Фарвелла. На кухне были готовы зажаренная индейка и куры, на столе стояли всевозможные салаты. На замечания Марины, что она и сама могла приготовить некоторые блюда, сотрудники КГБ просто не отреагировали. У них не любили ненужного дилетантизма и людей, занимавшихся не своим делом. Для подготовки такого стола просто все заказали в ресторане «Прага» и привезли сюда еще горячим.
Ровно в девять вечера Фарвелл позвонил в дверь. Она пошла открывать. И сразу увидела перед собой огромный букет роскошных красных роз.
– Это тебе, – сказал Фарвелл, протягивая ей букет.
– Спасибо. – Ей стало даже немного жаль этого самоуверенного дипломата, кажется, искренне поверившего, что она позвонила ему, лишь потеряв голову от любви.
Она позволила поцеловать себя и, показав ему на вешалку, куда он повесил свой плащ, первой прошла в столовую.
– Как у вас красиво! – восхитился Фарвелл, осматривая комнату.
– Садись за стол, – попросила она, убегая на кухню. Он пошел следом за ней. Она, услышав его шаги, не обернулась, стоя у плиты. Он подошел сзади и обнял ее за плечи, целуя в шею.
– А может, ужин – после? – спросил он шепотом, осторожно касаясь губами ее ушей.
Это было приятно и щекотно.
Она попыталась вырваться:
– Иди в столовую. Я сейчас все принесу.
Он крепко держал ее, кажется, не собираясь отпускать.
«Еще только не хватает, чтобы он меня изнасиловал», – весело подумала она.
– Иди туда. Иначе у меня все подгорит, – попросила она, и он, наконец отпустив ее, пошел в столовую.
Когда она появилась с большим блюдом в руках, он был в кабинете «отца», разглядывал книги, стоявшие на полках.
– Чем занимается твой отец? – спросил он. – У вас интересная библиотека.
– Он биолог. – Она знала, что эксперты КГБ подбирали библиотеку с учетом этой специфики работы ее придуманного отца.
– Это заметно. У вас много книг по биологии. И вообще по русской классике. У нас в Канаде нет такого культа книги, как у вас. Это, наверно, чисто русское явление – так любить книгу. В какой бы дом я ни пришел, везде большие библиотеки.
– Он стал собирать свою сразу после войны, – равнодушно сказала она и показала в сторону столовой. – Пойдем сядем за стол.
Они вернулись в столовую.
– У вас есть грузинское вино! – поразился он.
– Папе прислали в подарок. У него есть грузинский аспирант, такой смешной, я тебе о нем говорила.
Это тоже была часть продуманной легенды. Она говорила про грузинского аспиранта месяц назад, чтобы, увидев сегодня здесь бутылку вина, он связал бы ее с теми словами и отнесся бы к ней совершенно спокойно.
Так и произошло. Увидев вино, он обрадовался и ничего не заподозрил.
– Может, ты ее откроешь? – попросила она.
Голос все-таки предательски дрогнул. Но сейчас все уже работало на ее образ женщины, впервые пригласившей к себе знакомого мужчину.
Он кивнул и, подняв бутылку, взял штопор. Через несколько мгновений он разливал вино в высокие бокалы, стоявшие перед ними.
– За тебя, – поднял он свой бокал.
– За тебя, – сказала она, поднимая свой.
Глядя ей в глаза, он стал пить свое вино. Она вдруг поняла, что, если сейчас не будет пить, это вызовет у него подозрение. Поняла каким-то шестым чувством, женской интуицией. И также, глядя ему в глаза, осушила свой бокал вместе с ним.
Он снова наклонился и осторожно поцеловал ее. На этот раз поцелуй был более долгим и страстным.
«Сегодня он нетерпеливее обычного, – подумала она, – видимо, сказывается обстановка».
– Давай сначала поедим, – предложила Марина. – Я весь день готовила, – лицемерно добавила она.
Он согласно кивнул, взяв тарелку с салатом. Еще дважды он разливал вино в бокалы, и дважды она отпивала из своего бокала, наблюдая, как он пьет свою чашу до дна. После того как она принесла из кухни готовых кур, в столовой наступило неловкое молчание. Первый голод был утолен, теперь он снова смотрел на нее, в нетерпении ожидая сигнала.
По телевизору показывали какую-то комедию, и она вдруг поймала себя на мысли, что хочет громко рассмеяться над очередной шуткой одного из героев. Кажется, начинало сказываться действие спиртного и добавленного в него лекарства. Она вдруг с ужасом подумала, что может потерять сознание раньше своего гостя. И хотя она пила значительно меньше, очевидно, доза не была рассчитана на женский организм. Сильно кружилась голова.
– У вас много хороших фильмов, – сказал Робер, заметив, куда она смотрит.
– Да, – тяжело кивнула она, – действительно много хороших. Кажется, я немного перепила.
Он улыбнулся.
– Всего бутылка хорошего вина. Это не так много, Мария.
– Вы рассуждаете как профессиональный алкоголик, – с отвращением заявила она, пытаясь подняться на ноги. – Кажется, это было очень сильное вино.
Он протянул ей руку. И помог подняться. А затем она вдруг неожиданно для себя оказалась в его объятиях. И вдруг почувствовала, что отвечает на его горячий поцелуй.
«Я схожу с ума», – подумала она.
– Мария, – шептал он, почему-то путая ее имя.
Ей хотелось поправить его, объяснить, что он ошибается, что ее зовут Марина, но язык уже отказывался повиноваться.
Еще через некоторое время они оказались уже на диване. И она чувствовала его горячие сильные руки.
«Господи, – промелькнула последняя сознательная мысль, – они же все это снимают. Зачем я пила эту гадость…»
Он поднимал ее платье, пытался расстегнуть пуговицы на спине. Она почти не сопротивлялась. Но, кажется, действие вина начало сказываться и на нем. Он дышал тяжелее обычного. И как-то странно закрывал глаза. Последнее, что она помнила, были его обжигающие поцелуи. И потом она провалилась в спасительный сон.
