— А назад ты, братец, сам. Ты же журналист. Обратись к официальным властям. Обрисуй ситуацию. Они тебе помогут.
— Ты думаешь?
— А больше я тебе ничего не скажу. Тебя же чечены какие-то провезли до Грозного. Провезут и обратно.
— Позвонить отсюда можно?
— А деньги у тебя есть?
— На один звонок хватит.
— Ты сумасшедший. Впрочем, не говори. Найдем бабу, дам тебе мобильник. Но деньги вперед.
— Договорились.
— А пока собирайся. Завтра рано утром «ГАЗ-53» нас заберет от детдома.
— Где это?
— Недалеко. Ближе, чем ты думаешь.
Утром мы вышли из подъезда и направились за угол Парафиновой. Навстречу нам две женщины катили тележку, на каких возят в подсобках мешки. На тележке лежало тело мужчины, прикрытое брезентом, грязным, в соляре. Лицо его, открытое до половины, показалось мне знакомым. Я остановился.
— Что, знакомого встретил?
— Видел пару раз.
— Больше не увидишь. Это Серега Каин. Бывший сварщик пятого разряда. Кончился этой ночью.
— Как?
— Легко. Шилом его в ухо закололи. Помешал кому-то, — объявил Михаил Сергеевич и отвел глаза. — Пойдем, водила ждет.
На этом печальные приключения в городе Грозном не закончились. «Пятьдесят третий» действительно ждал нас у здания, бывшего когда-то детским домом. Водитель — гражданин кавказской национальности — копался в двигателе, совсем как в лучшие времена. Будто за картошкой собирался на овощную базу.
— Ну как? — спросил его человек, похожий на генсека.
— Да не хочу я ехать.
— Отчего так? — посуровел мой ангел-хранитель.
— Привет передают твоему гостю, Миша.
— И кто же это?
— Ахмед.
— Ты знаешь такого? — строго спросил меня Михаил Сергеевич.
— Человек с таким именем привез меня из Махачкалы.
— Он и есть.
— И что?
— Ничего. Ехать не хочется.
— А ехать нужно, — и Михаил отвел водилу в сторону. Они говорили долго, потом вернулись к машине.
— Все, едем, — радостно объявил Михаил, — командир согласен.
— Согласен, так согласен, — пробурчал я и полез в кабину. Михаил сел справа.
— Двигаем. Аслан у нас на извозе.
— А если остановят?
— Я налог плачу. И документ исправен, — ответил он, и мы тронули.
— А машина откуда?
— Моя. Я на ней десять лет гоняю. Правда, от нее мало что осталось как-то. Все сняли. Но я тут живу тридцать лет. Я пошел к хозяину района.
— К властям?
Мои попутчики захохотали громко и продолжительно.
— Тут весь город поделен. Дома, улицы, заводы, фонари и собаки. Как мэр поделил, так и есть.
— И что?
— А то, что хозяин приказал мне машину собрать заново. И людей дал, и запчасти с автобазы. Тогда они еще были. И стал я ему платить и работать на извозе. Но Ахмед отморозок. На нашей территории он ничего не сделает. А вот в другом районе может. Так что я только половину пути поеду.
— Ладно. Там будет видно.
— И видно, и слышно.
— Ладно тебе.
— Все. Водителя в пути не отвлекать.
Я оказался на сцене театра теней. И не я, а тень моя перемещалась сейчас по дороге, свободно минуя патрули и блокпосты. И тот, кто построил декорации другой сцены в бывшей квартире Стелы Канавиной, моей случайной подружки, ставшей необъяснимо смыслом всего того, что было и будет, сейчас разбирал их. Вынимал из тайника на антресолях средство спецсвязи, из-под половиц — оружие, уничтожал следы пребывания моего там и одновременно еще раз проверял и просеивал весь оставшийся от меня мусор, чтобы зацепиться за что-то, догадаться, додумать, вычислить, какое отношение я имею все же к Вячеславу Старкову. Немотивированные поступки у этих людей в зачет не брались. Во всем должен быть смысл, хотя бы иррациональный, но работающий на результат.
Точно так же и мертвый Каин, бывший классный сварщик, влез не в свое дело, стал семафорить, мешать. Он знал здесь каждую блоху на собачьей шкуре, а событие такого масштаба было ему не понятно своей неотвратимостью и двойным смыслом. А меня он увидел и постиг сразу, так как в нем ничего более не осталось, кроме интуиции и нервов. Как и во многих других бывших людях, занимавших сейчас места в своих подвальных ячейках.
— Дальше куда? — поинтересовался водила.
— Постоим немного.
— Стоять не рекомендуется.
— А спешить тем более. Постоим.
— Хорошо, только недолго.
— Долго, недолго, а стой.
Водила плюнул себе под ноги, вышел из кабины, пнул скат, опять плюнул.
— И чего нервничать? — кивнул на него Михаил.
— Вам тут виднее. Чего и почему. Я плачу, вы доставляете.
— Еще бы ты не заплатил.
— Если будешь так себя вести, то выйду сейчас и сам пойду дальше.
— Куда, извините?
— Язык до Киева доведет.
— Язык доведет тебя до первого хохлацкого полицая. Вот что за народ? В ту войну все перешли в полицаи, в эту легли под чеченов.
Водила проявлял уже явные признаки бешенства. Он заглянул в кабину, встав одной ногой на подножку и склонив голову, нехорошо посмотрел на Михаила.
— Давай на Новощедринскую, — приказал Михаил.
— Я в поселок не поеду.
— Как это ты не поедешь?
— А так.
— Тогда до перекрестка с грунтовкой.
— Там блокпост.
— Ну и что?
— Там не мой район. Аусвайс мой там не работает Могут быть неприятности. Ты все понял?
— Тогда…
— Я вас довезу до полевого стана, и мы попрощаемся. А там дуйте по целине до грунтовки. Потом по дренажным канавам до червленского коллектора. Выйдете к железке. Перейдете пути, и напротив — Старощедринская. Там мост через Терек, и до Брагунов рукой подать.
— Спасибо на добром слове. А меня ты когда заберешь?
— На все про все у вас часа три туда и тебе, Михаил, два часа обратно.
— А ты?
— А я тем временем вернусь на свою территорию. И через пять часов тебя жду на этом самом месте ровно тридцать минут. Потом — сам понимаешь. Добираешься как хочешь.
— Ненадежный ты человек.
— А вот уж какой есть.
— Дай ему половину.
— Все.
— Половину. А то он за мной не вернется.
— Пошел ты в жопу. Ничего не давай. Но Грозный город маленький. А тебе, Миша, там еще долго проживать.
— А почем знаешь? Может, я в Москву-город билет выправил.
— Ты себе билет на небеса скоро получишь.
— Трогай.
— Ага.
Он взял все же половину денег, развернулся и уехал назад, в сторону Грозного.
— Хорошая машина «пятьдесят третий». Компанейская.
— Неплохая, — ответил я. — Ну, веди, Сусанин.
И он повел. Мы взбирались на холмы, пылили по дорогам, тропы какие-то немыслимые находил Михаил, как подтвердилось, Сергеич. Нас останавливали трижды. На железнодорожной линии, на бывшем полевом стане у Терека, где был какой-то совершенно невероятный временный мост из подручных материалов, и, наконец, в самих Брагунах. За мертвыми полями находился этот населенный пункт. Первый сгоревший танк я увидел именно там.
— Это чей? — спросил я тезку великого прохиндея.
— Трудно сказать. Он давно здесь стоит. Видишь, даже траки сняты. Можно, конечно, внутрь заглянуть.
— А что мы там увидим?
— Да ничего.
Башня была разворочена сбоку и сзади. Наверное, добивали остановившуюся машину. Дожигали экипаж.
— Ты кто по условной воинской специальности? — спросил меня Михаил.
— Строитель.
— А я механик.
— Какой?
— Авиационный.
— Снимаю шляпу.
— То-то же.
А по большому счету до нас не было чеченам никакого дела. Как будто не шла русская армия по республике, не освобождала равнину, не восстанавливала конституционный порядок. Тезка генсека лихо разговаривал по-чеченски, и все вопросы снимались. По его версии, мы шли в Брагуны подзаработать на строительстве дома большого человека. И нам верили. Стражи порядка оказались все как один смешливыми, но гордыми и важными. И все обвешаны оружием. И все с портативными рациями.
— Почему нас не берут в рабство, не расстреливают на обочине и не шмонают?
— А зачем? У них сейчас другие заботы. Думают о спасении души. Самолеты еще не бомбили по этим квадратам.
— А что ты им говоришь?
— Много будешь знать, скоро состаришься.
— А если мы русские шпионы?
— Не говори глупостей.
— Ну почем они знают, что мы не шпионы, не разведчики?
— Потом скажу.
Что-то здесь было не так. Мы, как нож через масло, проходили через посты, и ничего не случалось. Я прокручивал в голове свое появление в Грозном. День тот и ночь в квартире, все слова Мишкины, и все больше утверждался в мысли, что здесь не все чисто. Повернуться бы мне тогда, сказать, что струсил или передумал. Но уже первые дома Брагунов показались. Мирные и надежные. В одном из них была сейчас гостьей Стела. А я был персонажем незваным. Хуже татарина.
