— Ну, будем. Ты первый.
Егор немного отпил, сморщился. Собутыльник совал мятый, в табачных крошках сырок. Пришлось откусить.
— Спасибо, я всё.
— Ну как знаешь.
Удивительный связник запрокинул голову и высосал всю водку до донышка. Сырок есть не стал — лишь понюхал, да и выкинул. Пустую бутылку поставил на асфальт.
— Держи, бабка, богатей.
Сам поднялся, сумку с рацией повесил на плечо.
— Пока, Степа, Позвоню.
— Да как же я без нее? — в панике метнулся за ним Дорин. — У меня инструкция.
— Ihr Auftrag war es, den Befehlen der Person mit dem Kennwort bedingungslos, zu folgen[8], — жестко проговорил «Селенцов» и громко добавил. — Ну, бывай.
Широким шагом прошел через затененную арку на залитую солнцем улицу Горького и вмиг затерялся в толпе.
Дорин заметался.
Что делать? Наши-то ждут его на Герцена, а он вон где перехватил. Что если ему только рация была нужна? Исчезнет с концами, ищи его потом.
Приняв решение, кинулся вдогонку. Но навстречу из тени качнулась знакомая фигура.
— Куда? Назад! Без тебя разберутся.
Октябрьский! В длинном пальто, под которым блестят хромовые сапоги, на голове картуз.
— Этот потертый и есть Вассер? — спросил старший майор.
— Нет, он связной.
— Так я и думал. Тоже, между прочим, неплохо. Наружка сработала оперативно, так что не бойся, не соскочит твой собутыльник. — Шеф полуобнял Егора за плечо. — Пойдемте, сэр, нас ждет персональное такси.
У тротуара стояла маршрутка ГАЗ-55, все места заняты в ней были молчаливыми мужчинами в штатском — кроме одного сиденья, на котором блестел черным лаком ящик с наушниками.
Ящик заскрипел, затрещал, и тоненький голос пискнул из головного телефона:
— Сел на троллейбус, первый номер. Едет в сторону Белорусской.
— Ну, поехали и мы, — сказал Октябрьский, садясь рядом с ящиком и надевая наушники.
Егору досталось место рядом с шофером.
— А где троллейбус? — спросил Дорин, не замечая, что говорит шепотом.
— Его ведет другая машина.
— Слежка на пару? Ясно.
Кто-то за спиной хмыкнул.
— Мы ведем твоего дружка на двадцати автомобилях, из них восемь радиофицированных, — объяснил Октябрьский. — Я же тебе сказал: сработали оперативно.
На светофоре пришлось остановиться. К маршрутному такси подбежал какой-то гражданин, попробовал открыть дверцу.
— Местов нету, товарищ, — сказал ему водитель.
— Да как же нету? А вон, у окошка! — показал гражданин на сиденье, где стояла рация. — Пускай товарищ в кепке свой чемодан снимет.
— Там сидеть нельзя, спинка сломана.
— Ничего, я как-нибудь пристроюсь…
— Сказано вам — не положено! — рявкнул шофер.
Возле Первого гастронома, бывшего Елисеевского, старший майор сказал в микрофон:
— Корнеев, уходи вправо, теперь мы.
Маршрутка прибавила скорости и вскоре нагнала троллейбус, битком набитый пассажирами.
— Дорин, пригнись, — велел шеф. — Вон он, на задней площадке. Как бы не оглянулся.
Егор сполз на пол, вследствие чего временно лишился возможности лично наблюдать за объектом. Выручал технический прогресс: Октябрьский обменивался с другими машинами информацией, разные голоса (все как один писклявые и трескучие) докладывали о своем местоположении, так что в целом младший лейтенант, можно сказать, был в курсе происходящего.
Однажды из наушника вдруг донеслось:
— Октябрьский, как у тебя?
Кто это посмел обращаться к старшему майору на «ты»?
— Нормально, товарищ Нарком, ведем, — ответил шеф, и Егор затаил дыхание.
Вот это да! Сам Нарком следит за операцией.
— Нужны дополнительные средства — сообщи. Я дал распоряжение…
— Внимание! — крикнул в микрофон Октябрьский, перебив Наркома. — Выскочил из троллейбуса! Бежит на противоположную сторону, к памятнику Пушкина… Прыгнул в «Аннушку», вагон номер 12–42. Движется в сторону Никитских ворот. Савченко, выходи вперед, я отстану! Извините, товарищ Нарком.
— Ну-ну, работайте.
Теперь можно было снова устроиться на сиденье. Маршрутка ехала вдоль Тверского бульвара, отстав от трамвая «А» на несколько машин.
— Шеф, а зачем он у меня рацию забрал? — обернулся назад Дорин. Его распирало от радостного предвкушения: всё под контролем, операция идет успешно, в этом есть и его, Егора, заслуга.
— Не знаю. Может, ты ему чем-то подозрителен показался, — ответил Октябрьский, и настроение сразу испортилось.
— А вернее всего, фрицы решили проверить, не химичил ли кто с рацией, — продолжил старший майор. — Хорошо, что я не отдал ее Сливовкеру из техотдела на изучение. Уж он приставал-приставал, не терпелось абверовскую новинку исследовать…
Неизвестный Егору Савченко, который вел «Аннушку», доложил, что объект спрыгнул на ходу и перебежал на другую сторону бульвара.
Там его уже пас какой-то Шарафутдинов — как понял Егор, на трехтонке.
Связник проделал подобный маневр еще дважды, но оторваться от слежки не смог — очень уж плотно его обложили.
— Что-то слишком петляет, — озабоченно сказал Октябрьский. — Заметил? Маловероятно. Неужто чутье такое?
На Зубовской площади Селенцов в очередной раз сменил вид транспорта — пересел из автобуса на 34-й трамвай, шедший в сторону Новодевичьего.
В это время объект снова вела машина Октябрьского, только водитель поменял цифру маршрута на стекле да номер на бампере.
— Я остаюсь, товарищ старший майор? — сказал шофер. — У нас маршрутное такси «семерка», она тут тоже заворачивает.
— Нет, Лялин. Давай-ка ты лучше поотстань. Береженого, сам знаешь… Корнеев! — (Это уже в микрофон.) — Обгоняй!
Минуты не прошло — Корнеев, ехавший на «эмке», доложил:
— Сошел. Идет через Девичье Поле. Медленно. Оглядывается.
— Кажется, приехали, — удовлетворенно заметил Октябрьский. — Встреча у него тут с кем-то, не иначе. Всем начальникам групп! Оцепить сквер по периметру, скрытно. Я выхожу.
Вылез на тротуар, сладко потянулся.
— Давай, ребята. Только не кучей.
Оперативники один за другим перескакивали через чугунную оградку и исчезали в еще голых, но все равно густых кустах.
— А мы с тобой, Егор, культурно пойдем, по дорожке. Приличным прогулочным шагом.
Не успели они пройти «приличным шагом» и двадцати метров, как из кустов вынырнул Лялин.
— Товарищ старший майор!
— Ну, где он?
— В избушке на курьих ножках, — отрапортовал сотрудник.
Октябрьский нахмурился:
— Что за дурацкие шутки?
— Там детская площадка, товарищ начальник. Песочница, горка деревянная. Ну и избушка, вроде как Бабы-Яги, что ли. Залез он туда и не выходит.
— Ладно, пошли посмотрим, что за чудеса такие…
Игровая площадка на Девичьем Поле была замечательная, свежепокрашенная к Первомаю. Кроме обычного набора детских забав — горки, качелей, песочницы — были там фанерный аэроплан с красными звездами, кораблик с надписью «Аврора» и бревенчатый домик с маленькими окошками. По всей этой красоте ползало десятка полтора ребятишек мелкого возраста, в основном вокруг аэроплана. Жилище Бабы-Яги у подрастающего поколения Страны Советов, похоже, популярностью не пользовалось.
На скамейках сидели бабушки с няньками. Кто вязал, кто болтал между собой — одним словом, картина для парка самая что ни на есть обыкновенная.
Октябрьский, Егор и Лялин укрылись среди деревьев, со всех сторон окружавших площадку. За сквером серело массивное здание Академии Фрунзе. Оттуда тоже, перебегая от ствола к стволу, подтягивались оперативники.
Старший майор не сводил глаз с избушки.
— Не пойму… Сидит — не высунется… Тайник у него там, что ли? Не нравится мне это. Уйдет подальше от детей — будем брать.
Вдруг одна девочка лет шести, пытавшаяся вскарабкаться на крыло аэроплана, оглянулась на домик.
— Тсс! — шикнул на подчиненных Октябрьский, прислушиваясь.
Девочка что-то спросила звонким голоском. Спрыгнула на землю, подбежала к избушке. Заглянула. Скрылась внутри.
— Чего это он? — спросил Егор, посмотрел на шефа и поразился — лицо у того страдальчески исказилось.
— Паскуда, — прошептал старший майор. — Вот он что удумал…
— Шеф, я не понял.
— Помолчите! — цыкнул Октябрьский — яростно, да еще и на «вы». Внезапно стиснул Егору плечо. — Нет, гляди, выпустил!
Девчушка вышла из домика, крикнула:
— Хорошо, дяденька! — и вприпрыжку понеслась к краю площадки, где (Егору отсюда это было хорошо видно) на земле лежали двое сотрудников.
Один из них, коренастый парень в кожаной куртке, вдруг поднялся в полный рост и не маскируясь направился к старшему майору. Девочка шла за ним.
Октябрьский встретил оперативника бешеным шепотом:
— Ты что делаешь, скотина?!
Тот вместо ответа сконфуженно протянул клочок бумаги.
