— Ты что делаешь, скотина?!
Тот вместо ответа сконфуженно протянул клочок бумаги.
Через плечо шефа Егор прочитал строчку, написанную химическим карандашом: «Господа чекисты, предлагаю вступить в переговоры».
Кулак в черной перчатке с силой стукнул по стволу дуба.
— Мать его… — Октябрьский подавился ругательством — вспомнил о ребенке.
Девочка выжидательно смотрела на него снизу вверх, шмыгала носом.
— Тебя как зовут? — спросил старший майор, опускаясь на корточки.
— Люська.
— Ну какая же ты Люська, это плохих девочек так зовут, а ты Люсенька. Правильно я говорю?
Немножко подумав, девчушка кивнула.
— О чем с тобой дядя говорил? Ну, который в избушке?
— Спросил: «У тебя котенок есть?» Я говорю: «Нету». Он говорит: «Жалко. Скажи маме, пускай купит. Котенки — они знаешь какие смешные». Потом говорит: «Там в кустах дяди в прятки играют. Отнеси им эту бумажку. Они тебе шоколадку дадут». Давай шоколадку.
Октябрьский выпрямился, посмотрел в сторону избушки.
— Дяденька, давай шоколадку, — дернула его за штанину девочка.
— У кого-нибудь есть шоколадка? — спросил шеф, по-прежнему глядя на детскую площадку.
Лялин и парень в кожанке покачали головами.
— У меня ириски есть, две, — сказал Егор.
— Ладно, — вздохнула девочка. — Давай ириски.
И побежала обратно к аэроплану — удержать ее Егор не успел.
Только теперь до него дошло, почему у шефа такое выражение лица. Мало того что Селенцов обнаружил слежку, так еще, сволочь фашистская, прикрылся детьми. Как его теперь возьмешь?
— Матюгальник мне! — крикнул старший майор, обернувшись. — И передать по цепочке: не стрелять, ни в коем случае. Откроет огонь — не отвечать!
Сзади, оказывается, тоже были сотрудники, много. Надо полагать, из остальных машин подтянулись.
Начальнику принесли алюминиевый рупор.
Он сдернул кепку, смахнул с черепа капли пота. Лицо у старшего майора было бледное, решительное.
— Гражданки! Говорит администрация парка. Немедленно уводите детей в сторону Пироговки, на территории замечена бешеная собака!
Едва договорив, Октябрьский опустился на одно колено, вынул из-под пальто маузер и, опершись на другое колено локтем, навел длинный ствол на окошко домика.
Правый глаз шефа был зажмурен, нижняя губа закушена добела.
Егор тоже рванул из кармана свой ТТ, но Лялин схватил его за рукав.
— Не надо. Октябрьский знаешь, как стреляет? Пусть этот только высунется.
— Его живьем нужно! Обязательно живьем! — шепнул Дорин в отчаянии.
С галдежом и визгом женщины подхватили детишек, десять секунд спустя на площадке не осталось ни души. В песочнице валялось забытое ведерко, под ноги к Егору подкатился красно-синий резиновый мяч.
Старший майор шумно выдохнул, поднялся. Маузер спрятал обратно.
— Не стал по детям стрелять, — с облегчением сказал Егор. — Все-таки не совсем мерзавец.
— Совсем мерзавцы только в плохих романах бывают, — повеселевшим голосом произнес Октябрьский. — Дайте-ка матюгальник.
— Шеф, а зачем он девочке про котенка говорил? — спросил Дорин, подавая рупор. — Думаю-думаю — никак не соображу.
— Мало ли. Может, у него дома дочка такая же, и у нее котенок. Эх, — с сомнением покачал головой старший майор. — Вряд ли живьем дастся. Но попробуем. — И громко крикнул в раструб. — Выходите с поднятыми руками! Я гарантирую вам жизнь!
— Ага, сейчас! — приглушенно донеслось из домика. — Только суньтесь — разобью рацию и застрелюсь. Говорить буду только с главным начальником. Пусть подойдет.
— Договорились!
Октябрьский оглянулся назад, поискал кого-то взглядом.
— Эй, Клячкин! Пушка твоя знаменитая при тебе?
— Так точно, — ответил один из оперативников, делая шаг вперед.
— Ну, покажи мастерство. Ты — главный начальник. Подходишь тихо, культурно. Еще издали начинай его забалтывать, неважно что. Чуть башку высунет — бей. Только не промажь, точно в лоб.
— Когда я мазал, шеф? — обиженно сказал Клячкин.
Раз «шеф» — значит, свой, из спецгруппы, сделал вывод Егор.
Провожая взглядом Клячкина, который с начальственной неспешностью, солидно шел через площадку, Дорин спросил:
— Как это в лоб? Живьем же хотели.
— В пистолете резиновые пули. Новинка, — коротко объяснил шеф.
Когда Клячкину оставалось до избушки шагов двадцать, темное окошко полыхнуло коротким, хищным пламенем. С дерева сорвалась напуганная выстрелом ворона.
Самого Селенцова младший лейтенант не углядел — тот стрелял из-за стенки, не высовываясь. Однако не промахнулся.
Охнув, Клячкин согнулся пополам. Ткнулся головой в землю, перекатился на бок и задергал ногами.
— А-а! А-а-а! — кричал он, зажимая руками живот.
— Завыл, волчара? — крикнул из домика связной. — Под такую музыку и умирать веселей!
Из кустов выбежал кто-то в сером пальто, схватил раненого подмышки, хотел утащить, но окошко снова озарилось вспышкой, и человек опрокинулся навзничь. Он не бился, не стонал — просто откинул руки и остался лежать лицом кверху.
Тогда Клячкин поднялся на четвереньки, попробовал ползти сам.
Следующий выстрел уложил его наповал.
— Оставаться на местах! — грозно рявкнул старший майор в рупор.
Снова выстрел — от дуба, за которым стоял Октябрьский, полетели щепки.
— Вот сажает, гад! — Шеф стряхнул с воротника труху. — По звуку — «вальтер» П-38, девятимиллиметровый. Хорошая машинка.
В последующие десять минут «Селенцов» стрелял еще четырежды — очевидно, когда замечал в кустах какое-нибудь движение. Судя по крикам, как минимум дважды попал.
Затем надолго наступила тишина.
Октябрьский высунул из-за ствола картуз — никакой реакции. Приказал Лялину перебежать от дерева к дереву — опять ничего.
— Так-так, — сказал тогда шеф. — Неужто он обсчитался, все восемь пуль из магазина высадил? Или хочет нас обдурить, а у самого вторая обойма… Есть вторая обойма или нет — вот в чем вопрос…
Он приложил ко рту рупор:
— Эй, как вас там, Селенцов! Может, поговорим?
— Говорите, слушаю, — раздалось в ответ.
— Как вы поняли, что за вами слежка?
— Интересуетесь? — откликнулась избушка. — Дайте спокойно перекурить — скажу.
— Ладно, курите.
Из окошка потянулся сероватый дымок.
— Точно патроны кончились, товарищ начальник, — азартно крикнул из-за соседнего дерева Лялин. — Время тянет!
— Чище работать надо, чекисты! — донеслось из домика. — Номер на маршрутке поменяли, а вмятина на бампере та же.
— Лялин!!! Ты что же, …, за машиной не следишь!? — заматерился шеф таким страшным голосом, что Егор обмер, а Лялин и вовсе попятился. — Ты, …, мне операцию провалил!
Помертвевший Лялин слепо переступал ногами, двигаясь куда-то вбок. Бормотал:
— Виноват, не доглядел… Исправлю, товарищ начальник… Кровью искуплю!
Внезапно он сорвался с места и выскочил на площадку. С разбегу перепрыгнул через песочницу, заорал:
— Бросай оружие, сука! Выходи!
— Стой, дура! — крикнул ему вслед Октябрьский.
Но было поздно — логово Бабы-Яги изрыгнуло гром и молнию. Проштрафившийся Лялин повалился головой под качели.
Из кустов высыпали было оперативники, но ударил выстрел, еще, еще. Двое упали, остальные попрятались обратно.
— Есть запасная обойма! — простонал старший майор. — Обманул, артист!
И снова пошла канитель: шорохи в кустах, редкие выстрелы.
После седьмого по счету Октябрьский вдруг скинул наземь пальто, сбросил головной убор.
— Пора!
— Так семь только, я считал, — вскинулся Дорин. — Еще одна осталась.
— В том-то и дело. Нужно, чтоб он ее на себя не истратил. Всем сидеть тихо! — крикнул шеф в рупор и вышел на открытое место.
Оглянулся на оперативников, погрозил кулаком.
Был он стройный, подтянутый, на груди сверкали эмалью ордена. Зычным голосом воззвал:
— Селенцов! Это начальник управления! Предлагаю поговорить!
Почему начальник управления, растерянно подумал Егор, но в следующую секунду догадался: шеф нарочно важности прибавляет, хочет шпиона своими ромбами и орденами соблазнить, чтоб последний патрон не на себя, а на чекистскую шишку потратил. Вот это человек! Ведь застрелит его сейчас Вассеров связной, сто процентов застрелит!
Не мог Егор смотреть на такое спокойно — нарушил приказ командования.
Выскочил из укрытия, отфутболил в сторону подвернувшийся под ноги мяч, догнал старшего майора.
— Дорин, ты? — вполголоса спросил Октябрьский, не оборачиваясь. — Ну конечно, у кого еще дисциплина хромает… Значит, так. Если выстрелит, сразу на него и своим знаменитым аперкотом в нокаут. Соплей надо мной не ронять, плач Андромахи не закатывать.
