Дэвид Игнатиус - Банк страха

Он будет платить Сэму пятьсот тысяч долларов в год, если Сэм согласится быть номинальным владельцем средств, во много раз больших. Дело было простое. Сэм откроет на свое имя счета на Каймановых островах, куда будут переведены эти средства, а потом переведет банковские книжки и все остальные документы на Джалала, что вместе с доверенностью даст Джалалу абсолютный контроль над деньгами. Так просто. Единственное, на что должен был согласиться Сэм, — это на ложь, на то, что он якобы является собственником каких-то средств. Но Сэм хотел знать больше. Он спросил, зачем Джалалу нужно скрывать такие огромные деньги, откуда они получены и не было ли при их получении совершено преступления. Не получены ли эти деньги от торговли наркотиками или оружием или еще от какой-нибудь деятельности, с помощью которой Джалал наращивал свои доходы. Но принц просто приложил палец к губам, словно говоря: друзья вопросов не задают. Некоторое время поколебавшись, Сэм — к своему удивлению и к еще большему удивлению принца — сказал «нет». Этого он сделать не мог. Это было бы неправильно. В таком случае, ответил Джалал, ему, видимо, стоит поискать другого банкира. Тогда Сэм обвинил своего клиента в попытке подкупить его, что, по мнению принца, хоть и было формально обосновано, серьезно нарушало хорошие манеры. Вот так и разрушилась их дружба. Тогда Сэм ушел из кабинета с убеждением, что никогда больше не допустит своей зависимости от таких людей. И тем не менее сейчас ему снова пришлось прийти сюда и просить об одолжении.

Джалал внимательно следил за лицом Сэма. Казалось, он почти читает его мысли.

— Кстати, мое предложение все еще остается в силе, как только вы изъявите желание слезть со своего скакуна. Мне всегда нужны услуги по открытию новых счетов.

— Нет, благодарю вас, — ответил Сэм. — Я в этом направлении не работаю.

— Жаль. Пока вы не стали заниматься этими дурацкими расследованиями, или чем там еще, вы были отличным банкиром.

— Послушайте, Джек, мне действительно надо идти. Уже поздно.

— Совсем не поздно. Ночь только началась. Впереди масса удовольствий. Давайте я позову румынских девочек. Мне сказали, что это последние девственницы в Бухаресте. — Он хлопнул в ладоши и что-то крикнул по-арабски слуге-суданцу. Через несколько секунд слуга вошел в салон, ведя двух девиц на вельветовых поводках, обвязанных вокруг их шей. Обе были одеты в школьные костюмы — белые блузки, юбочки цвета морской волны и гольфы. По команде слуги они подняли свои юбочки, под которыми ничего не было.

— Вы уверены, что не хотите остаться, дорогой Сэм? — спросил Джалал.

Сэм не ответил. Он перевел взгляд с двух бедняжек на принца и пробормотал, что он благодарен, но уже поздно и ему действительно надо идти. У него не было оснований осуждать принца: тот в ответ на его просьбу помог ему тем, чем мог. Поэтому достаточно было просто тихо уйти. Принц оставил в покое своих румынских красоток, привязав их поводки к ручке двери, и пошел проводить Сэма до парадного выхода.

Когда на следующее утро Лина пришла на работу, ее вызвали в кабинет к мистеру Хаммуду. Такое случалось редко. Она за три года работы не была в его кабинете ни разу. Когда она шла по длинному коридору, сопровождавшая ее секретарша Хаммуда, видя, как она волнуется, поддерживала непринужденную болтовню. Старик вчера вернулся из Багдада, объяснила она, и провел вечер дома, допоздна разговаривая с профессором Саркисом. Сегодня утром на работе первым его требованием было вызвать мисс Алвен. Первым требованием! Ну, вот они и пришли. Секретарша ободряюще улыбнулась и открыла дверь кабинета Хаммуда специальным кодом. Первое, что увидела Лина, был большой портрет Правителя, смотревшего на нее тем тяжелым, невыразительным взглядом, который так любят придворные фотографы. Под портретом, за огромным столом орехового дерева, сидел председатель «Койот инвестмент».

Когда Лина вошла, Хаммуд приподнялся из-за стола, а потом снова опустился на стул. Его крепкое, компактное тело боевого пса — боксера или ротвейлера — было как бы обтесано, сглажено его многочисленными массажерами, парикмахерами, маникюрщицами и слугами. Серебристо-седые волосы безупречно уложены; темно-синий деловой костюм — наверно, такой же аккуратный, каким он надел его сегодня утром; рубашка абсолютно гармонирующего с костюмом светло-синего оттенка; массивные золотые запонки; красный галстук и соответствующий красный носовой платок в кармане. Несмотря на пугающую продуманность его одеяния, казалось, что ему в нем как-то неудобно и он в душе мечтает разорвать его на клочки.

— Мабрук! — резко сказал он, когда она села. — Вы получили повышение.

— Простите? — переспросила Лина. Ей показалось, что она ослышалась.

— Вы переводитесь на новую работу. Директором по рекламе. Я повышу вам зарплату на сто фунтов в неделю. Мы не обходим вниманием наших доверенных сотрудников, если они лояльны. — Он произнес все это суровым монотонным голосом, так что это больше походило на похоронное объявление, чем на повышение. Но Лине ничего не оставалось, как выразить благодарность.

— Спасибо, — сказала она. — Когда я должна приступить?

— Немедленно. Сегодня же. Ваши вещи перенесут из бухгалтерии в новый кабинет прямо сейчас.

— Благодарю вас, — повторила Лина. Ею начинало овладевать беспокойство. Она перемещалась из конфиденциальной части компании в официальную часть. Что это означало? Она пыталась припомнить совет Ранды, который получила вчера вечером, — не позволять себя унижать, — но сейчас все стало непонятно.

— Вы довольны? — Казалось, Хаммуду нужны гарантии того, что она будет наглухо закрыта в своем новом отделе.

— Конечно, сэр. Чем я должна буду заниматься на новом месте?

— Рекламой. — Он изобразил подобие улыбки.

— Но мы ведь особенно не занимаемся рекламой, сэр. По правде говоря, мне кажется, что мы совсем ею не занимаемся.

— Вот почему нам здесь нужен доверенный сотрудник. Если бы мы этим занимались, не было бы проблем; мы могли бы посадить кого угодно. Но поскольку мы ею не занимаемся, следует соблюдать осторожность. Нам нужен человек, которому мы доверяем.

— Понятно, — сказала Лина. В дальнейшие объяснения можно было не вдаваться. Это был явный абсурд.

— Вам понравится эта работа.

Лина кивнула. Все это прозвучало как приказ. В беседе возникла пауза. Она подумала, можно ли спросить, почему ее переводят. Хаммуд перестал улыбаться и выглядел несколько расслабленным, что, в свою очередь, придало храбрости Лине. Она прочистила рот и заговорила.

— Почему же вы перевели меня из бухгалтерии? Я совершила какую-нибудь ошибку?

— Нет. Никаких проблем нет. — Опять показалось, что ему неудобно сидеть.

— По-моему, профессор Саркис был недоволен тем, что я на одной вечеринке разговаривала с американцем. Я постаралась объяснить, что не знаю его. Когда этот американец хотел заговорить со мной вчера в парке, я ударила его. Так что, я надеюсь, вы не сердитесь на меня из-за этого?

Хаммуд поднял руку, как бы для того, чтобы прервать этот разговор. Вопросы безопасности он не любил обсуждать даже с теми, кого они непосредственно касались.

— Мне очень жаль, если я что-нибудь сделала не так.

Он еще выше поднял руку и даже сжал кулак. Опустил он ее только когда убедился, что она кончила говорить. Лицо его побагровело, и шрам на щеке, обычно едва видимый, превратился в ярко-красный рубец. Он буквально пронзал ее пристальным взглядом своих черных глаз.

— Не уходите из компании, — медленно сказал он, заколачивая слова, как железные костыли. — Вот это будет ошибкой.

Лина похолодела. Это, несомненно, была угроза. Из нее автоматически выскочили слова, которые всегда говорят иракцы, чтобы уцелеть:

— Мне очень нравится здесь работать. Вы всегда были очень добры ко мне.

Он кивнул. Напряженный момент прошел, и, напугав ее, он, казалось, снова расслабился. Но он еще не все сказал.

— Хабибти. — Он употребил арабское слово, обозначавшее «моя дорогая».

— Йа, сиди?

— Вас когда-нибудь интересовало, откуда берутся мои деньги?

— Нет, сэр. — У нее снова прошел мороз по коже.

— Отчего же, это совершенно естественный вопрос. Думаю, он многих интересует. Когда я вступаю в деловые контакты на Западе, это первое, о чем меня спрашивают. Как я заработал так много денег? Откуда они? И вас это тоже должно интересовать.

— Но я правда как-то не думала. — Она попыталась поудобнее сесть на кожаном стуле, который издал неприятный, скрипучий звук.

— Я говорю людям всю правду. Я объясняю, что я хороший бизнесмен и очень удачлив. Я рассказываю, как я начинал в Багдаде без гроша, только пользуясь своей сообразительностью, как я искал возможности. И когда я видел что-нибудь, что меня привлекало, я покупал это. Понимаете?