Дэвид Игнатиус - Банк страха

— Конечно, — мягко сказал он, — я помогу вам.

С ее лица спала маска напряжения и горячности. Теперь оно выражало облегчение, словно с ее плеч свалился тяжелый груз. Она коснулась его щеки.

— Спасибо, — проговорила она.

Почувствовав ее руку на своем лице, Хофман хотел обнять ее; спальня была недалеко. Но теперь она стала чем-то вроде его клиента. Не зная, что еще сказать, он шепнул:

— Будьте осторожны.

Она улыбнулась. Да, сегодня она была неосторожной.

— Мне надо идти, — сказала она. Выходя, она поцеловала Хофмана, и он подумал, что знает, на что они идут и во имя чего.

На следующее утро Мартин Хилтон приехал на встречу в «Хофман ассошиейтс» точно в назначенный срок. Хофман успел об этом забыть. Когда прозвенел звонок, он, положив ноги на стол, смотрел по телевизору запись соревнований по дартсу. Эта передача его очень успокаивала. Двое толстых мужчин кидали маленькие стрелы через комнату на несколько футов. Самое большое оживление возникало тогда, когда судья громко выкрикивал счет. Хофман с сожалением выключил телевизор и пошел открывать дверь.

Хилтон пожал Хофману руку так, словно состязался с ним в силе. Распознать, кто он такой, было затруднительно. Смуглое лицо, волнистые, тщательно уложенные волосы и странная походка: он шел по комнате как-то крадучись, словно бодибилдер, на каждом шагу чувствующий сжатие и растяжение мышц. Если бы на нем не было дорогого костюма, его можно было принять за темнокожего. Произношение у него оказалось почти чисто американское, а речь такая размеренная, словно была записана раньше и теперь лишь воспроизводилась. Манера же поведения была скорее континентальная — более осторожная и собранная, чем обычно бывает у приехавших из Америки. Но еще прежде, чем он заговорил, Хофман почувствовал, что визит этого молодого человека как-то связан с Назиром Хаммудом. Впрочем, все, чем занимался Хофман в последние дни, казалось ему связанным с этим разбойником.

— Я хочу нанять вас, мистер Хофман, — начал посетитель. Его визитная карточка мало о чем говорила: она представляла его как брокера по экспорту и импорту.

— Это дорого стоит, — ответил Хофман. Это была его стандартная реакция.

— Нет проблем. Я достаточно богат.

— Вы счастливчик. Меня-то лично деньги никогда особо не волновали.

— Каковы ваши условия, мистер Хофман?

Сэм поднял руку, словно останавливал уличное движение.

— Погодите! О деньгах можно поговорить потом. Вы лучше скажите сперва, что вам нужно.

— Это связано с банковскими делами.

— Да?

— Да. С банковскими делами. Меня интересует информация об одном арабском финансисте.

Хофман невольно улыбнулся.

— Дайте-ка я угадаю. Этот джентльмен из Ирака.

— Правильно.

— А фамилия его Хаммуд.

— Да. — Хилтон слегка поднял брови, как бы встревоженный тем, что Хофман неделикатно произнес эту фамилию вслух.

— А почему вы думаете, что я о нем что-нибудь знаю?

— Интуиция. И профессиональный навык.

— Какой профессии? — Хофман взглянул на карточку. — Здесь сказано «брокер».

— Да. Но вы уже поняли, чем я занимаюсь.

— Нет, не понял. На кого вы работаете?

— Ну, скажем, я работаю с друзьями вашего отца.

— То есть с ЦРУ? Или, может быть, с запойными пьяницами? Простите, не могли бы вы изъясняться поточнее?

— Надеюсь, вы простите меня за то, что я не смогу изъясняться точнее. — Он, казалось, был уязвлен тем, что его представительность ставится под сомнение.

— О’кей. Примем пока, что вы работаете на ЦРУ, но не хотите в этом признаться.

— Принимайте что угодно, мистер Хофман. Это чисто деловое предложение. Мне кажется, у вас есть информация об этом иракском господине и его деньгах. И я готов заплатить за нее.

— Постойте. Вам нужны деньги Хаммуда? Или только информация о нем?

— Только информация. Я занимаюсь информационными делами. Денежными делами я не занимаюсь.

— Как скучно.

— Деньги быстро тратятся. Информация живет вечно.

— Да, да. Я уже слышал этот бред от моего папы. Так что увольте. И почему же вы думаете, что я что-нибудь знаю о Хаммуде? Я просто консультант по бизнесу. Я ни на кого не работаю и ничего такого не знаю.

— Но у вас есть друзья, которые знают.

Хофман прищурился.

— Так же, как и у других в Лондоне, кто занимается расследованиями. Почему бы вам не обратиться к кому-нибудь еще?

Объяснения, казалось, причиняют Хилтону страдания.

— Мне сказали, что у вас есть друзья в «Койот инвестмент».

Хофман побледнел. Ему хотелось по возможности оградить Лину.

— Зря вы так думаете, — сказал он.

— Где вы возьмете информацию — дело ваше, мистер Хофман. Я готов заплатить за нее — вот мое предложение.

— И во сколько же вы ее оцениваете, эту информацию, которой у меня нет?

— Дорого. Я уже говорил вам, я богат.

— Мои условия — один миллион долларов, деньги вперед.

— Но это неслыханно.

— Может быть. Но здесь именно столько стоят такие сделки — с фальшивой визиткой, со всякими хухры-мухры, когда нужно украсть информацию, нарушив английские банковские законы. Я такими делами не занимаюсь. И не люблю шпионов.

— Не сердитесь, мистер Хофман. Я просто хотел сказать, что миллион долларов — это очень большие деньги. Вполне возможно, что мы заплатим вам такую сумму за ту информацию, о которой я говорил; но я должен подумать.

— Думайте, что хотите. Кстати, для записи, если у вас под вашим замечательным шпионским костюмом есть шпионский магнитофон: я отказываюсь заниматься какой-либо нелегальной деятельностью и заявлю об этом однозначно в записке о нашем разговоре для моего адвоката.

— Не надо адвокатов, мистер Хофман. Я пришел с деловым предложением. При чем здесь суд?

— Мой номер телефона — на карточке. Позвоните, если у вас будет настоящая работа.

Хофман проводил его до двери. Открыв ее, он увидел еще одного человека, который ждал в холле и смотрел, чтобы никто не помешал любознательному мистеру Хилтону. Он тоже был смуглый, с курчавыми волосами и размеренной, качающейся походкой циркового униформиста.

— Сводите вашего друга что-нибудь выпить, — сказал ему Хофман. — Кажется, ему надо слегка расслабиться.

Проводив посетителя, Хофман совершил поступок, для него нехарактерный. Он позвонил отцу в Афины, чтобы посоветоваться. Там был полдень, и Фрэнк Хофман, видимо, находился в похмелье. Сэм боялся, что сейчас опять начнется лекция про море денег. Но отец, кажется, забыл о прошлом разговоре. Его порыв иссяк.

— Привет, папа, — сказал Сэм.

— Кто это? — При единственном сыне вопрос Фрэнка Хофмана был глупым; он просто не любил, когда его заставали врасплох.

— Это Сэм. Как ты сегодня?

— Говенно. Вчера вечером принял лишнего с одним гинекологом из Катара. Рассказывал замечательные истории о частной жизни почтенных настоятелей двух святых мечетей. А как ты?

— Неплохо, папа. Грех жаловаться. Много работы.

— Не кричи так громко. Голова болит.

— Извини, — шепотом сказал Сэм.

— Вот, хорошо. Так что же за звонок из поднебесья? Боюсь, что не сыновняя привязанность. Не иначе, тебе что-нибудь нужно.

— Мне действительно нужен твой совет, папа.

— Как трогательно. Вот для чего существуют папочки — платить по счетам и давать советы. Чем могу быть полезен?

— Тебе что-нибудь говорит фамилия Хилтон?

— Конечно. У него множество гостиниц. Я в них часто жил. Следующий вопрос.

— Перестань, папа. Я не его имею в виду. Этого зовут Мартин Хилтон. Ты его не знаешь по службе?

— Вроде нет. Как он выглядит?

— Среднего роста. Тридцать пять лет. Темный. Манеры приятные, но костюм носит не очень складно, если можно так выразиться. Он смахивает на твоих бывших коллег, только более спокойный.

— И что ему было нужно?

— Информацию. Но не по-хорошему: он все время намекал, что работает Бог знает на кого, а на кого — не сказал. И кажется, он располагает очень большим карманом.

— Что еще?

— Из того, что можно сказать по телефону, — все.

— А, мы соблюдаем конспирацию! Очень романтично! Что, тут опять замешаны ай-яй-яй-рабы?

— Да, конечно. А ты как думал? Может Хилтон работать на Цирковое и развлекательное училище?

— Ни в коем случае. Если бы им от тебя что-нибудь было нужно, они бы так и сказали. Или попросили бы меня, хотя подозревали бы, что я пошлю их на…

— Побереги красноречие, папа. Ты знаешь, на меня это не действует. Как ты думаешь, на кого он тогда работает, если только не выпендривается?

— А шел бы ты тоже на… сынок. Откуда мне это знать?

— Подумай. Ты же все знаешь.

— Конечно, но с чего бы это я стал тебе рассказывать?