— В сентябре, — уточнил Вова.
— Начнем с тебя, Наташа. Расскажи, пожалуйста, что ты видела в лесу.
— Вспомни все, Наточка, — добавил отец.
Девочка отняла руку от сиденья:
— Наш класс с Николай Васильевичем пошел на экскурсию на Гурдэй. У Вовы был папин бинокль, и мы в него все время смотрели.
— Вова с Наташей учатся в одном классе, — пояснила мать Иванова.
— И так засмотрелись, что отстали от класса. А кругом лес, и мне страшно. Я хотела кричать, но Вова говорит: «Лучше поднимемся на ту скалу и будем искать наших».
Я сказала: «Ладно». Мы поднялись на скалу и увидели огонь. Вова взял бинокль и говорит: «Какой костер!». Потом я посмотрела. И правда! Огонь горит высоко-высоко, и голубой-голубой!
— Не голубой, а бело-синий, — уточнил Вова.
— Ты видел синий, а я видела голубой, — не согласилась Наташа. — У костра сидел дядя и палкой трогал бревно.
— Какое бревно? — заинтересовался Язин.
— В огне лежало бревно — большое и толстое. И дядя шевелил его палкой.
— А деревья кругом горели? — спросил Воронов.
— Не-е! — отрицательно мотнула головой Наташа. — Не горели.
— У костра сидел один человек или больше?
— Один.
— Ты не ходила потом туда, где горел костер?
— Нет! Нас нашли, и нам попало от Николай Васильевича!
— Николай Васильевич — это преподаватель ботаники, — пояснил отец Наташи.
— Что ты, Наташа, видела еще?
— Больше ничего.
— Как долго отсюда до Гурдэя? — спросил Язин начальника милиции.
— Километров семь-восемь.
— Спасибо, Наташа, — поблагодарил полковник. Он перелистнул блокнот и обратился мальчику, — а теперь, Вова, расскажи нам, что ты видел в лесу, — на слове «ты» Язин сделал ударение.
— В конце сентября в нашей школе был двухдневный поход — в субботу и воскресенье, — начал Вова. — Наташа уже говорила, что мы отстали и увидели костер. Огонь горел та-а-к сильно, — протянул Вова, — что я даже думал пожа-а-р. У костра сидел дядя в кепке, и все время поворачивал палкой бревно. Оно лежало в огне.
— Ты хорошо видел, что бревно? — спросил Язин.
— Или бревно, или мешок.
Язин не спускал глаз с мальчика, и Воронов понимал, что полковник напал на след.
— Ты говоришь, огонь показался тебе бело-синим?
— Да. Он горел ярко-ярко, бело-бело, а потом из огня пошло что-то будто синее.
— Что ты видел еще?
— Дядя шевелил мешок палкой, будто поворачивал его, — тут Вова зажурил глаза, чтобы лучше вспомнить. — Палку он менял несколько раз. Потом бросил в огонь что-то и отскочил от костра. Вот тогда огонь и пошел голубым.
— Длинная ли палка была у человека?
— Дли-и-нная.
Больше ребята ничего сказать не могли.
Язин поблагодарил детей за наблюдательность и попросил у матери Вовы позволения сходить с ее сыном в лес.
Через несколько минут зеленый вертолет опустился на скалу у Гурдэя. Отсюда Вова показал место, где горел огонь. Но найти само кострище оказалось труднее. Прошел почти год. Земля заросла. Но все-таки его нашли. Земля под ним оказалась перекопанной, и сейчас здесь росла какая-то высокая трава с фиолетовыми цветами. Шагах в тридцати, где кончались последние лиственницы, начиналось болото.
Поиски начались лишь тога, когда, жужжа двойным звуком, вертолет скрылся с Вовой за лесом. И здесь был найден предмет, значительно облегчивший поиски БОРа.
Теперь, когда известно, что «Красная маска» свила свое гнездо в алмазном институте, БОР наступал на врага десятками тайных троп. Врачи, радисты, графологи, пиротехники, дактилоскописты искали человека, пробравшегося в НИАЛ под личиной одного из ученых. С 12 июля в борьбу вступила химия. Отныне союзником БОРа становился криптокол — краска стойкая, как анилин, незримая, как вирус, липкая, как клей. Раз попав на предмет, одежду или руки человека, криптокол держался недели, не выдавая себя. Но едва он соприкасался со специальным реактивом, как тотчас же загорался яркой краской, выдавая того, кто прикоснулся к потайному красителю. Семь разных цветов должны были окрасить семь разных объектов НИАЛа, и поэтому операцию нанесения краски генерал Чирков зашифровал словом «Радуга».
Ночью 12 июля люди БОРа нанесли фиолетовый краситель по верху каменного забора, шедшего вокруг института. Лишь в одном месте они оставили проход, нетронутый краской. Отныне всякий, кто вздумал бы перебраться через забор, запачкал бы руки и одежду несмываемым криптоколом цвета фиалки.
На следующий день в операции «Радуга» принял участие и Светлов. Телеграмма из Академии наук потребовала полной инвентаризации НИАЛа с участием крайфинотдела. Поэтому Светлов и Шапов работали в институте, не возбуждая ничьего внимания. Они были скромны и молчаливы, поглощены переписью бесконечного числа аппаратов, посуды, машин и приборов, название которых не всегда могли даже выговорить. Светлов и Шапов ползали по чердаку, пачкаясь в пересохших опилках, обходили бесчисленные кабинеты, не пропускали не единой вещи в вестибюле, коридорах и подвале. Они запоминали расположение предметов в ремонтных мастерских, в кабинетах, на складах, в лабораториях и при необходимости фотографировали помещение.
Задание Язина выкрасить огнелазный скафандр оранжевым криптоколом Светлов и Шапов начали выполнять немедленно. Длинный коридор полуподвала, где находился склад № 3, был пуст. Сквозь большие окна по концам коридора лился дневной свет. Под потолком горели невидимые лампы. Двери складов белели эмалью. Светлов и Шапов шли по коридору, проверяя составленную два дня назад инвентарную ведомость. Шапов негромко читал наименование предметов. Светлов проверял их наличие. В этот день большая печь не топилась, и до склада, где лежал пирозон, оставалось несколько метров. Светлов уже торжествовал, что никто не заметит их повторного посещения цокольного этажа, как вдруг на лестнице послышались легкие шаги, и в коридоре появилась красивая женщина в белом халате. Она легко прошла мимо людей БОРа, и Шапову показалось, что она украдкой заглянула в инвентарный журнал.
Светлов вошел в кладовую, лишь когда женщина оставила подвал. Он не первый десяток лет участвовал в подобных операциях, но каждый раз кровь приливала к его сердцу, заставляя его биться сильнее. На складе было душно и жарко, чувствовалось, что окна помещения не открывались несколько лет. На стеллажах лежали коробки, ящики, стояла посуда причудливой формы. Едва только Шапов вошел в кладовую, как исчезла его напускная неторопливость. Он тотчас же стал на часах у двери, а Светлов, сбросив туфли, в одних носках поднялся на верхнюю полку. Здесь у самой стены, за пакетами тканей и одежды, за коробками с аппаратурой стоял знакомый плоский ящик серого цвета. Сняв его с полки и положив на стол, капитан открыл крышку. Гвозди ржаво взвизгнули, и Светлов поймал себя на том, что вздрогнул; оглянулся. Капитан вытащил из ящика сложенный вдвое асбестовый костюм и несколько секунд смотрел на скафандр. Косые дымчатые стекла защищали прорези для глаз, круглая маска для рта придавала пирозону фантастический вид. Затем он натянул резиновые перчатки, развинтил винты на груди комбинезона и расстегнул застежку. Одновременно в его руках появился плоский черный тюбик. Яркая оранжевая головка говорила, что в тюбике оранжевый криптокол. Каждую минуту по коридору мог пройти человек и заглянуть на склад. Поэтому Светлов немедленно пустил краску и стал обрызгивать ею внутренность пирозона. В коридоре послышались чьи-то шаги. Шапов дал сигнал тревоги, и Светлов, успев покрыть комбинезон простыней, поставил сверху еще несколько коробок. По подвалу шла знакомая женщина. Не останавливаясь, она миновала склад и вскоре исчезла на лестнице. Светлов продолжил операцию. Опылив изнутри рукава и подошвы костюма, капитан застегнул «молнию», закрепил винты и, заколотив ящик, поставил его на прежнее место.
Прошла минута, и Светлов уже шел по коридору, считая дверные ручки, лампы, дорожки и изредка заглядывая в журнал. Но ни он, ни его помощник не знали одного — в этот день за ними следила пара недоверчивых глаз, силившихся разгадать: действительно ли в институте идет опись?
В ту же ночь, во втором часу, у забора НИАЛа, в том месте, где не был нанесен криптокол, остановился человек в резиновой обуви. Густой теплый туман окутывал Сверкальск, заливая дома, улицы, прятал деревья. Человек у забора некоторое время слушал — нет ли прохожих, и только потом закинул наверх крючок с веревочной лестницей. Несколько точных движений и он уже стоял в саду института. Оставив лестницу на заборе, он неслышно двинулся к зданию НИАЛа. Туман все сгущался.
В нескольких метрах от входа, освещенного расплывчатым пятном тусклого света, человек включил рацию и шепотом заговорил:
