Глава 28
Павел намеревался обсудить с Ниной навязанное им дело, но вмешался форс-мажор, то есть внешние неблагоприятные обстоятельства непреодолимой силы. Оные обстоятельства представляли из себя электронное письмо от Кати, в котором та сообщала родителям: они, Катя и её безработный муж, решили, что настало время их семье обзавестись детьми, для начала, естественно, одним ребёнком, а дальше видно будет. С практической точки зрения это означало, что с сегодняшнего дня в их семейной жизни контрацепция отсутствует напрочь.
Эта новость завладела вниманием Нины целиком и полностью. Ни о чём другом она теперь и слышать не желала. Ведь нужно было срочно решить огромное количество безумно важных вопросов. Кто родится — мальчик или девочка? Какое имя он или она получит, русское или скандинавское? Что делать, если имя внучки окажется столь же непроизносимым для нормальных русских людей, как и у зятя? А как с визами в той стране, где живут Катя с мужем, как она, кстати, называется? Там действует шенген или визу требуется брать отдельно? А будет ли малышка знать русский язык? А как она будет называть деда с бабкой?
У Павла разболелась голова. Нина не умолкала. Вопросы она задавала непрерывно, а ответы не только не слушала, а даже не давала их вставить в сплошной поток своей речи. Выждав момент, когда она в очередной раз набирала воздух, Павел попытался сказать, что ребёнок ещё не только не родился, но и не зачат, однако и это не привело ни к чему хорошему. Нина начала вычислять, в какой день Катя родит, оттеснила Павла от компьютера и принялась выяснять, когда же именно произойдёт зачатие, ради этого она даже уточнила часовой пояс Скандинавии и время, когда у них сегодня садится солнце. После этого начались вычисления, через сколько дней после зачатия произойдут роды. Перерыв огромное количество специальной литературы (в электронном виде, разумеется), Нина заявила, что дату родов сейчас рассчитать невозможно, потому что эти акушеры совершенно ничего не понимают в своём деле. Мириться с таким положением вещей было абсолютно немыслимо, и Нина загорелась желанием немедленно разработать формулу, позволяющую высчитать дату родов как функцию даты отказа от контрацепции. У неё почему-то ничего не получалось, и она потребовала, чтобы Павел ей помог.
Павел помогать не хотел. К своему стыду, сейчас он хотел только одного — чтобы Нина хоть немного помолчала. Может, склонить её к оральному сексу? Тогда несколько минут относительной тишины гарантировано. Что делать дальше, можно будет обдумать во время этой тишины. Наверно, идея была неплохая, но поддержки у Нины не нашла.
— Какие глупости! Я уже, считай, бабушка, мне положено сидеть на лавочке, сплетничать, вязать носки и давать дочери советы по уходу за младенцем, и плевать, что я не умею вязать и ничего не понимаю в уходе за младенцами. Научусь!
Нина начала подробно рассказывать, какие носочки, пинетки и шарфики нужно будет связать для внучки (она уже почему-то твёрдо решила, что Катя родит именно девочку). Время ещё есть, минимум семь месяцев, это даже если внучка родится недоношенной. За семь месяцев можно медведя научить ездить на мотоцикле, не то что умную женщину обучить вязанию. Павлу стало ещё тоскливее. Нужно немедленно останавливать это словоизвержение, иначе без жертв тут не обойдётся. В его голове сложился очередной план, как занять рот супруги чем-нибудь помимо бесконечного монолога. Он привычным движением достал из бара бутылку с парой рюмок и провозгласил:
— Ниночка, ты права. У нас будет внучка. Это надо отметить.
— Не слишком ли регулярно мы пьём последнее время? — усомнилась Нина.
— При чём тут это? Ты что, предлагаешь не обмывать такое грандиозное событие? Как ты себе такое представляешь? Это давний обычай русского народа, сложившаяся традиция, не побоюсь этого слова! Тем более, на нас сейчас, в метафорическом смысле, смотрят многие поколения предков, которые тоже заинтересованы в продолжении нашего и, тем самым, своего рода, и не понимают столь сдержанной реакции на столь важную новость.
— Ладно, наливай, — сдалась женщина под напором неопровержимых аргументов.
Они выпили за ожидаемую внучку, потом за Катю (ведь без неё внучки не было бы), потом за отца внучки, кем бы он на самом деле ни был (кто знает, хранит ли Катя верность своему скандинавскому бомжу?), потом вспомнили, что может родиться внук, а не внучка, и на всякий случай выпили и за внука.
— Что-то меня немного развезло, — удивилась Нина. — Вроде и выпила совсем чуть-чуть, а в голове шумит. Непонятно почему.
Ничего себе «немного», улыбнулся Павел. Почти полбутылки. Да ещё на фоне предыдущих пьянок!
— Это потому, что ты теперь старенькая бабуля, — пояснил он жене. — Для старушки такая доза — явный перебор.
— Знаешь, а я уже не чувствую себя старушкой. Мне сейчас очень хочется того, чего старушки никогда не хотят.
— Хотят этого старушки, хотят! Не сомневайся, Ниночка. Просто не признаются, потому что стесняются.
— А вот я — не стесняюсь! Хочу, и немедленно!
Нина поднялась, оставив тапочки под столом, ловко, одним движением, сняла халат через голову, не расстёгивая, затем приспустила трусики и изящным махом ноги забросила их на люстру.
— Долго я буду ждать? — требовательно поинтересовалась она.
— Пойми, Ниночка, мне же не двадцать лет, чтобы…
— Ничего. Справишься.
— Но мы же должны определить, кто злодей, Гринберг или Лебедев, и сообщить Рогову, а не то он…
— Пусть эти трое провалятся в Ад! — высказала пожелание Нина заплетающимся языком.
— Если мы этого не сделаем, Рогов вместе с налоговой отправит в Ад нас!
— Мне и в Аду будет неплохо, если мы там будем вместе!
— Ад нам предоставят каждому свой. Правда, каждому — общего режима.
— Это мы обсудим потом. После того как.
Нетвёрдой походкой Нина подошла к мужу и прижалась к нему.
— Подожди, — попросил Павел и попытался слегка её оттолкнуть, чтобы сперва раздеться.
Зря он это сделал. Нина больше изображала опьянение, чем действительно была пьяна, и бросок через бедро удался ей лучше некуда. При этом она умудрилась не только провести приём так, что Павел сравнительно мягко опустился спиной на пол, но и сдёрнуть с него спортивные штаны с «пузырями» на коленях, которые он обычно носил дома. Окрылённая успехом, женщина бросилась на супруга сверху и попыталась немедленно получить удовольствие. Но ей что-то ощутимо мешало.
— Паша, как-то оно не так, — пожаловалась Нина, остановившись.
— Это потому, что ты теперь бабуся, — предположил Павел. — Они всё так же хотят, но того наслаждения, что раньше, уже не получают.
— Идиот! Я серьёзно!
— А если серьёзно, то нужно снять трусы.
— Я их сняла! Ты что, слепой? Вон они, на люстре болтаются!
— Да я не о твоих. Снять трусы надо мне. Если ты на минутку с меня слезешь, я это сделаю, и всё станет, как раньше.
— Не хочу слазить! — заупрямилась Нина.
Она отползла на коленях немного назад, схватила трусы супруга обеими руками и потянула в разные стороны. Её мышцы напряглись, лицо побагровело от напряжения, и Павел уже забеспокоился, что она не выдержит. Но ткань не выдержала раньше, громко треснула, и трусы прекратили своё существование в этом качестве. Нина издала торжествующий вопль, долгий, пронзительный и громкий. Соседи, его услышавшие, перекрестились, подумав, что маг вызвал из преисподней жуткого демона и теперь беспощадно его пытает.
— Вот так! Понял? А то говорил, бабушка-старушка! — теперь, когда больше ничего не мешало, торжествующая Нина всерьёз принялась за дело.
Расследование в «матюках» их обоих сейчас интересовало не больше, чем автомобильные пробки в центре Москвы, находящейся от них за многие-многие километры.
Полковник Спицын и агент Никулин пришли на конспиративную квартиру почти одновременно. Полковник на всякий случай проверил, согласно инструкции, нет ли за Никулиным слежки, не обнаружил оную и нимало тому не удивился. По его представлениям, следить за такими агентами совершенно незачем, но порядок есть порядок — сказано убедиться в отсутствии слежки, значит, следует убедиться.
— Заходите, — Спицын отпер дверь квартиры и завёл Никулина внутрь.
Когда оба вошли, дверь он тщательно запер на все три замка, после чего пригласил «гостя» в комнату. Агент был страшно чем-то напуган, потому из бара (содержание которого пополнялось за счёт налогоплательщиков) была извлечена бутылка водки с нехитрой закуской. Спиртное частенько успокаивает нервы, по крайней мере, многие в этом твёрдо уверены. Никулин налил себе грамм пятьдесят, выпил не закусывая, сел в кресло и немного перевёл дух.
— Рассказывайте, что случилось, — потребовал полковник.
