— Здрасьте, здрасьте, — немного деловито и чуть-чуть фамильярно приветствовала его бывшая жена. — Вот так взяла и зашла вас проведать.
Брянову показалось: «проверить». Он с удовольствием приметил, что своим видом явно удивил Наталью и теперь она сопротивляется своим же непредвиденным и вообще немного неуправляемым чувствам.
— Выглядишь прекрасно, — так же искренне сказал Брянов.
— Ты тоже, я вижу, не в худшей форме, — сдерживая улыбку, ответила Наталья. — Пустишь?
— Как будто нет! — Брянов галантно отступил. — Заходи. Как раз к столу.
Наталья вступила в квартиру Брянова вполне самоотверженно.
И тут позади отца дал о себе знать, уже весь изготовившись к бою, Сан Саныч.
— Ну, здрасьте, здрасьте! — прямо-таки напал он на свою матушку.
Наталья невозмутимо смерила сына с ног до головы. В одежде Сан Саныча свитер и ковбойские сапоги не очень сочетались, но задачу имели общую — агрессивно-оборонительную.
— Я смотрю, вы тут неплохо живете, — приподняв острые бровки, оценила Наталья обмундирование обоих мужчин.
— А чего! — только и ждал, когда бы взвиться, Сан Саныч. — Живем, мать! Я теперь вообще где хочу, там и живу. У меня паспорт есть.
— Знаешь что, помолчи-ка! — вдруг прикрикнул на сына Брянов, между прочим — первый раз в жизни. — Встань в очередь!
— Чего?! — так и обомлел Брянов-младший.
— Ничего. Все — по плану. Сходи погуляй пока, а мы тут без тебя поговорим. У нас есть свои дела.
Он, командуя сыном, смотрел Наталье в глаза, а она смотрела в глаза ему. Она немного терялась, видя перед собой какого-то другого Брянова, и явно, судя по мужественной ее улыбке, пыталась найти опору в себе самой, в своих собственных достижениях…
— Бать…
— Чего «бать»? — бросил в сторону Брянов. — Ты что собирался делать?
— Ну ладно, бать…
Сын бестолково засуетился, потом протиснулся между родителями к вешалке, за курткой.
— А справку-то?! — спохватился он.
— Какую справку? — опешил Брянов.
— Ты что, бать, уже?.. Мы же проверяем твою эту… Дай мне листок и ручку… Я сейчас быстро… на кухне.
Наталья, слегка замерев, продолжала улыбаться, поглядывая то на одного, то на другого.
— Я сам тебе «справку» напишу, — решил Брянов. — Сбегай за бумагой.
За то краткое время, пока сын пропадал в комнате, Брянов поухаживал за Натальей: помог ей оставить на вешалке плащ, нашел тапочки… Темный деловой костюм тоже очень шел Наталье Резоевне.
— Ты выглядишь еще лучше, чем в день нашего знакомства, — немного замирая сердцем, признал Брянов.
— Ну, ты мог предусмотреть это заранее, — не замедлила подковырнуть его Наталья, искоса кольнув взглядом.
Сын нарочно загремел своими лихими сапожищами и так же демонстративно сунул отцу в руки лист бумаги и ручку.
Брянов присел в прихожей на обувной ящик, положил на него же листок и написал Сан Санычу следующее распоряжение:
«КУПИ ТОРТ („ПРАГУ“ ИЛИ КАКОЙ-НИБУДЬ НЕ ХУЖЕ) И ВОЗВРАЩАЙСЯ К ШЕСТИ. БАТЯ».
Сан Саныч прочел и выпучил глаза.
— Вполне достаточно, — заверил его Брянов. — А все детали выясним при встрече.
Сан Саныч наконец все понял — и всепонимающе ухмыльнулся. Он вышел за дверь, а потом просунул голову обратно:
— Бать, тебя можно на минутку?
Брянов вышел к нему, изобразив на лице строгий и нетерпеливый вопрос.
— Бать… ты только не забудь потом сказать, что матушка к нам приходила, а то у меня с ней проблемы начнутся. Она ж не поверит, что у меня уже маразм… К шести-то… не рано будет?
Сан Саныч ухмылялся до ушей. Брянов подмигнул сыну, без лишних слов хлопнул его по плечу — и вернулся. К «матушке».
Наталья уже гуляла по его дому, с интересом посматривая в разные стороны.
Попав в комнату, где осваивалась его бывшая жена, Брянов первым делом заметил, что его второй новый костюм, оставленный на диване, аккуратно расправлен. А еще он заметил, что вся комната пропахла ароматом новой, дорогой кожи — чемодан стоял в углу, — полиэтиленом дорогого магазина, пропахла новыми хорошими вещами, хорошим коньяком. И вообще — пропахла новой, очень свежей жизнью.
Наталья посмотрела на него через плечо.
— Садись. Давай по рюмочке, — не обращая на ее рефлексы никакого внимания, легко, по-семейному предложил Брянов, поставил третью рюмку и, не дожидаясь своей дамы, уселся за стол.
Наталья неторопливо присела.
— Я вижу, приманил парня, — с подчеркнутой обидой проговорила она, придерживая рюмку, пока Брянов наполнял ее коньяком. — Хватит…
— Ну, сказала — «приманил»! — вполне показательно обиделся и Брянов. — Он — уже здоровый мужик. Паспорт получил. Немного можно. Пусть приучается к благородным напиткам. Может, тогда реже будет по подворотням с дружками портвейн хлестать.
— Хоть буду теперь знать, что он не в подворотне ночует, — усмехнулась Наталья, и было похоже, что она усмехнулась над своим недавним планом сразу устроить обоим мужикам разгром.
— А что, уже бывало? — по-отцовски озаботился Брянов.
— Вполне возможно, — не совсем признала свои воспитательские ошибки Наталья и замечая, что проигрывает, энергично подняла рюмку. — За что пьем?
— За что? — не сразу собрался Брянов.
Он поглядел Наталье в глаза. Она смотрела, ожидая от него чего-то очень важного… «А ведь это сон!» — провидчески подумал Брянов. В самом деле это был сон — и его предстояло очень скоро, при пробуждении… при спасительном пробуждении — ЗАБЫТЬ. Всем — ЗАБЫТЬ. Должны были грянуть семьдесят пять каких-то омерзительных научных процентов всеобщего семейного беспамятства. Он так и хотел сказать: «за прекрасный сон» — однако сдержался и стал искать какой-нибудь другой повод, пооптимистичнее. «За прекрасный сон», — получилось бы с болью. Она и так уже стиснула его душу — эта ностальгическая боль заведомо предопределенной потери. И бывают же именно такие — предопределенные — потери, но знать заранее… эти семьдесят пять процентов… все равно как знать дату своей смерти, хотя бы и предопределенную восемью десятками лет счастливой жизни…
Надо было выпить за паспорт Сан Саныча.
— Ну, ты чего застыл? — иссякло терпение у Натальи, когда она заметила, что взгляд ее бывшего мужа стал туманным и сама она в этом тумане начала потихоньку пропадать. — За что пьем-то?
— За прекрасный сон! — хрипло и совсем негромко провозгласил Брянов.
— Не оригинально, но все-таки красиво, — оценила Наталья и пригубила рюмку. А Брянов опрокинул свой французский коньячок одним глотком. Потом, пока он терзал дольку лимона, Наталья с присущей ей сдержанностью окинула взглядом стол и протянула руку к лежавшей на другой стороне стола стопочке визиток. Между прочим, рядом с той стопочкой лежала и другая — зелененьких купюр, а рядом с зеленой стопочкой — синенькая книжица.
Наталья с любопытством восприняла главную менеджерскую должность человека, который был поименован на карточке как ALEXANDER BRJIANOV Ph.D., и аккуратно положила карточку на место.
— Я вижу, у тебя новый подъем, — еще раз улыбнулась она, не в силах сдержать в себе то, что нужно было сдерживать теперь изо всех сил. — Можно? — Она указала на синенькую книжицу.
— Без проблем, — пожал плечами Брянов, тоже не в силах сдерживаться — а именно сдерживать свое довольство, которое полагалось по-мужски сдержать — и вообще забыть…
И вдруг он с радостью осознал, что теперь имеет право хвалиться сколько угодно. Наталья полистала — и даже наморщила лоб. «Вот теперь надо пить за паспорт», — твердо решил Брянов.
— Брянов, ты это или не ты? — усомнилась Наталья, защищаясь скептической улыбкой. — Может, тебя подменили?
Подозреваемый поежился.
— Трудно сказать. Сын пока признает…
— Ну, я-то тебя знаю лучше… — предупредила Наталья, — и дольше.
— Значит, надо проверить.
— Что проверить? — напряглась Наталья.
— Очень просто. Как Пенелопа проверила своего Одиссея. Он где-то странствовал, шатался лет двадцать… изменился так, что и родная мать не узнала бы. Вот Пенелопа и проверила — тот или не тот.
— Я не помню, как она проверяла, — поспешила признаться Наталья.
— Я напомню, — вызвался Одиссей Брянов. — Вроде бы у них в доме постель была устроена на столетнем пне. Это была их личная тайна.
Брянов подумал, что древняя интрига могла бы стать более интересной и современной, если бы Одиссей в своих путешествиях как-нибудь по пьянке проболтался бы об этой «личной тайне» кому-нибудь из случайных попутчиков.
— А у нас что было? — очень заинтересовалась Наталья.
И тогда Брянова охватила злодейская, совершенно не человеческая, совершенно демоническая радость.
— Так значит, не помнишь? — как само Возмездие, изрек он.