В то утро в гостиницу неожиданно нагрянул Герман Гросс, инженер, имя которого частенько упоминалось в газетах Западной Германии то как одного из крупнейших специалистов-строителей, то так «переметнувшегося на сторону красных», «друга коммунистов», противника вооружения нового вермахта атомным оружием. Эрику и Гросса связывала испытанная дружба и, пожалуй, нечто большее, в чем они не хотели себе признаться.
После завтрака они отправились на прогулку, потом забрели на ферму Петера Андерсена, где выпили парного молока, затем спустились к берегу бухты, пересекли широкую пешеходную тропу, идущую от гостиницы и, прыгая с камня на камень, пробрались на крошечный островок. Там у Эрики был свой любимый уголок.
Гросс привез неутешительные вести — реваншисты упорно продолжают толкать страну на гибельный путь. Концерн военного преступника Круппа начинает строить мощный подводный флот. В ФРГ приступают к постройке военных судов с ракетными установками. Завод известного гитлеровского авиаконструктора Мессершмитта в Мюнхене-Риеме уже полным ходом выпускает реактивные истребители и приступил к строительству бомбардировщиков, способных нести атомную бомбу. Фабриканты смерти вновь, как и во времена Гитлера, получили крупные военные заказы, но теперь они готовятся производить и ядерное оружие, несущее уничтожение самой Западной Германии. Страшно подумать: люди, толкнувшие немцев на две истребительные войны, причинившие им много горя, погубившие миллионы немецких жизней, приведшие страну к позору и оккупации, — с упорством и яростью маньяков стремятся ныне к возврату прошлого.
— Я утомил тебя плохими известиями, — грустно улыбнулся Гросс.
Девушка не ответила, смотрела в море.
— Ты чем-то озабочена? — с участием спросил Гросс.
— Да, — она зябко передернула плечами.
— Так расскажи мне.
— Хорошо… Мне надо собраться с мыслями… Я не знаю, что наиболее важно в этой истории…
Пенный бурунчик стремительно катился с юга наперерез волнам. Потом бурунчик исчез, и у самого его основания появился какой-то крошечный и почти незаметный предмет. Сомнений не было: над поверхностью моря возвышался перископ подводной лодки. Она поняла — с подлодки вели наблюдение за побережьем.
Гросс произнес раздраженно:
— Наверное, проводят очередные учения… Кораблям НАТО очень уж нравятся норвежские воды.
Девушка снова стала смотреть в сторону горной гостиницы, неподалеку от которой волны тихо плескались о каменный берег бухты. Оттуда шла сюда, на север, тропинка, сейчас безлюдная.
— Я слушаю тебя, Эрика, — озабоченно шепнул Гросс: подлодка потеряла интерес для него.
И Эрика Келлер стала рассказывать…
Он появился рано утром, и никто толком не мог понять — откуда. Автобусы с юга в это время суток не проходили мимо, а с севера они вообще курсировали другой дорогой, через долину, там, за горным хребтом. Администрации гостиницы он назвался Перси Паркером, сказал, что пишет в английских газетах и возвращается из поездки на норвежский Север, в Финмаркен. Паркер сказал, что ему нужен покой, он должен основательно отдохнуть.
Покоя в этом уединенном уголке было сколько угодно.
Англичанин почему-то избегал прогулок и почти все время проводил в своей комнате. Лишь к обеду он появлялся в общем зале и молча занимал место за столом, как раз напротив Эрики Келлер и ее соседа — Бодо Крюгера.
Паркеру можно было дать не больше сорока лет, росту он несколько выше среднего, — на продолговатом бритом лице залегли жесткие складки, в серых глазах, за стеклами очков в золотой оправе Эрика видела выражение отрешенности, тоски и непонятного ей гнева.
Было в Паркере нечто такое, что заставляло ее внимательно к нему присматриваться. Возможно, сначала на нее подействовала перемена в поведении соседа по столу — доктора Крюгера. Она отлично помнила, как странно до появления англичанина держал себя Бодо Крюгер, поселившийся в гостинице почти в одно время с ней: он выходил к прибытию каждого автобуса, с какой-то непонятной настойчивостью приглядывался к людям. Казалось, он с нетерпением ожидал или разыскивал кого-то, кто упорно не появлялся. От пристального внимания Крюгера не ушел и Перси Паркер, но и он, кажется, не принес ему ничего нового. Крюгер терял терпение, нервничал, много курил. Сколько времени так продолжалось бы — неизвестно… Но однажды после завтрака Паркер, уже успевший познакомиться с Эрикой, отозвал ее в сторону.
— Фрейлейн Келлер, — сказал он на чистом немецком языке, — мне не хотелось бы, чтобы вы пострадали, и я решил предостеречь вас…
Эрика с недоумением вскинула брови.
— Сейчас вы все поймете, — продолжал англичанин. — Мне доводилось читать ваши статьи, книги, и, стало быть, я знаю вас, ваши убеждения…
— Я и не скрываю моих убеждений, — холодно заметила Эрика, не понимая, чего, собственно, хочет от нее Паркер.
Англичанин скупо улыбнулся.
— Это делает вам честь. Однако можно не сомневаться, что за вами установлена слежка даже здесь. Мне хотелось, чтобы вы об этом знали.
— Слежка? За мной? Здесь? — Эрика искренне удивилась.
Паркер тихо рассмеялся.
— Не верите? Хотите убедиться? Пожалуйста. — И он положил ей в руку пачку микроскопических фото. — Вот снимки с документов, которыми вы пользуетесь при работе над вашей книгой. Очевидно, против вас замышляется провокация.
— Кто же сделал это? — она растерялась от неожиданности.
Вместо ответа Паркер показал ей в окно — на улице, возле автобуса вертелся Бодо Крюгер.
— Он?
Паркер утвердительно кивнул.
— Но каким образом?.. — начала было Эрика.
Паркер перебил ее:
— Очень просто — я заметил, как он орудовал в вашей комнате, и мне пришло в голову лишить его трофеев. Только и всего.
А вскоре произошло событие, совсем сбившее Эрику с толку.
Началось с того, что ни к обеду, ни к ужину Паркер не вышел. Потом девушка видела, как в его комнату прошел доктор. Эрика заметила, как Бодо Крюгер шептался с врачом.
По-видимому, Крюгеру удалось-таки проникнуть к англичанину, а может быть, он сумел что-то выведать у хозяина гостиницы, — как бы то ни было, поздно вечером немец заказал разговор с небольшим городком на Рейне. Эрику в тот день не оставляла тревога, ей начинало казаться, что Крюгер следит не столько за ней, сколько за Паркером. Вот почему она сочла нужным проследить за своим соотечественником.
— Герр Шольц, — заговорил Крюгер, — я нашел его… Да, да, он прибыл сюда под видом английского журналиста. Приехал из Финмаркена… Ха-ха… Без сознания… — И Крюгер перешел на шепот.
Итак, беспомощному сейчас Паркеру угрожала какая-то опасность, — так по крайней мере казалось Эрике Келлер. И она решительно направилась в комнату англичанина, где дежурила медсестра. Паркеру стало лучше, он уже пришел в себя и выразил девушке искреннюю признательность за ее ночной визит. Ей не терпелось как-то сообщить ему о своих подозрениях, и как только медсестра отлучилась, она тотчас передала ему телефонный разговор Крюгера. Однако, к удивлению Эрики, ее сообщение ничуть не напугало Паркера, наоборот, он заметно повеселел.
— Наконец-то, — с облегчением произнес он. — Так это, значит, мой друг Генрих Шольц послал сюда Крюгера для встречи со мной… Не беспокойтесь, дорогая фрейлейн, мне ничто не угрожает… — Он был еще слаб, и ему нельзя было много говорить.
Она покинула его в недоумении. Кто же этот его друг Шольц, если своим доверенным он направил сюда Бодо Крюгера, человека, явно связанного с тайной полицией? Как мог Паркер забыть об этом?
Ни на следующий день, ни позже ничего не произошло. Только англичанин стал держаться, пожалуй, еще более замкнуто, а Крюгер теперь буквально не спускал с него глаз и всюду следовал за ним по пятам. Должно быть, он его охранял. Так прошло около двух недель. Эрика видела, как изо дня в день менялось настроение Паркера: первые несколько дней после той ночи он оставался спокойным, — наверное, был уверен, что вот-вот явится Шольц. Но тот не появлялся, и Паркер начал проявлять беспокойство, стал задумчивым и наконец перестал даже к обеду выходить в общий зал.
Англичанин продолжал представлять загадку для Эрики; подсознательно она чувствовала, что с ним творится неладное, и чего-то ждала.
И вот это случилось… Два дня назад произошел новый сильнейший приступ. Паркер опять потерял сознание. Врача дома не оказалось. Крюгер всполошился и куда-то исчез. На правах знакомой Эрика направилась к больному. Паркер находился совершенно один. Он страшно изменился, побледнел от боли и лежал молча, стиснув зубы. Но вскоре он заговорил в бреду, вернее, он что-то шептал тихо-тихо, «про себя». Эрика никак не могла понять произносимых им слов. Английским языком она владела недурно, но Паркер даже в бреду говорил почему-то не на своем родном, а на каком-то неизвестном ей языке. Прислушавшись, девушка уловила отдельные слова и тогда поняла: он говорил по-русски. Задыхаясь, Паркер выкрикнул: «Нет, нет, я не отдам вам… Лучше смерть!.. Установки… Родине, только Родине… и жизнь мою…» И через минуту: «Жена… Сын… Куда вы дели моего сына?» Эрика слышала эти слова, но, к сожалению, не знала, что они значат. Паркер заметался, мучительно застонал. И как раз в это время кто-то рывком открыл дверь комнаты. Эрика оглянулась: на пороге стоял молодой человек с обветренным лицом, коренастый, закутанный в легкий дорожный плащ. На минуту девушка встретилась взглядом с его мутно-серыми глазами. Несомненно парень слышал выкрики больного.
