Ознакомительная версия.
— Например?
— Марина Сундукова. Это ведь она отправилась в Саратов и обнаружила ужасающие совпадения с рукописью.
— Наоборот. Я бы считал ее основной подозреваемой. Ведь убийце важно было дать о себе знать. И он мог сообщить о себе вот таким необычным способом. Почему убийство произошло именно там, куда поехала Сундукова? Может, совпадение, а может, и нет. Возможно, все было подстроено заранее, и она должна была обратить ваше внимание на такие подробности.
— Но это невероятно, — взмахнул руками Валерий Петрович, — я знаю ее много лет. Откуда у нее могут быть подобные связи? Нет, это невозможно.
— Во всяком случае, ее нельзя убирать из списка подозреваемых. Кого еще вы хотите убрать?
— Феодосия Эдмундовича. Ему почти восемьдесят. Он известный ученый, уважаемый человек. В его возрасте подобные «фокусы» просто не нужны.
— А может, наоборот? Последний шанс продемонстрировать свою проницательность. Может, он решил сам разобраться со стилистикой письма этого автора. Он ведь столько лет работал в Институте мировой литературы. И является самым крупным специалистом по рукописям Шолохова. Я читал о нем статью в «Комсомольской правде».
— Верно. Но это совсем иное. Рукописи Шолохова и измышления этого маньяка. Совсем разные уровни.
— Но он может выдать свое заключение по стилистике рукописей. Определить, кто именно их писал и тип мышления автора.
— Возможно, я с вами соглашусь. Но зачем это делать тайком от нас?
— Вы же сами сказали, что ему уже под восемьдесят. В таком возрасте люди хотят использовать каждый предоставленный им шанс. Я же не утверждаю, что он убийца. Но он вполне мог забрать эти рукописи. Для этого его возраст — не помеха. Кто еще должен исчезнуть из списка подозреваемых?
— Юрий Михайлович Светляков. Это ведь он договорился с криминалистом о проверке рукописей.
— И опять это не доказательство. Он договаривался о проверке рукописей, прекрасно зная, что они никогда не попадут в институт, так как именно он собирался их изъять. Разве такой вариант кажется слишком надуманным?
— Это невозможно, — чуть не поперхнулся Оленев. — Юрий Михайлович — известный прозаик, он член Комиссии по культуре при Президенте страны.
— Насколько я помню, в России в тюрьме сидел даже вице-президент и спикер парламента. Или вы считаете, что их должности ниже по рангу, чем общественная должность Светлякова? Могу только добавить, что в Азербайджане в тюрьме успели побывать два премьер-министра, я уже не говорю про Украину, Грузию или Казахстан. Большая должность никогда не являлась гарантией порядочности. Разве вы считаете иначе?
— Но не в случае с Юрием Михайловичем, — возразил Оленев.
— Судя по его книгам, он достаточно порядочный человек. Мы с ним несколько раз виделись на разных приемах, и мне импонируют его взгляды, мысли, статьи, книги. Но я уже давно привык вообще не доверять писателям, — признался Дронго.
— Почему? — удивился Валерий Петрович. — У вас фобия на писателей? Почему вы их не любите?
— Я не сказал, что не люблю. Я сказал, что не доверяю. Их книги часто не соответствуют внутреннему миру самих авторов. Один из самых блестящих стилистов, который так изумительно написал о любви, был Марсель Пруст. Для меня он был просто образцом писателя. При этом я знал о его нетрадиционной сексуальной ориентации. Я человек достаточно широких взглядов, и среди моих знакомых есть люди любой ориентации, это их право и их личный выбор. Но когда я узнал, что он любил издеваться над мышами и крысами, наблюдая, как из их ран, которые он наносил им остро заточенным стилетом или крупными швейными иглами, вытекает кровь, я просто начал испытывать к нему отвращение. А позже узнал, что он показывал своим любовникам фотографию своей обнаженной матери. И он для меня как писатель перестал существовать. Я понимаю, что в вашем издательстве, возможно, нет любителей мучить мышей, но воспоминание о Прусте все еще меня угнетает.
— Вы образованный человек, — вставил Оленев, — но это как раз тот самый случай, когда «знание умножает скорбь».
— Согласен. Итак, трое. Кто еще?
— Я полагал, что меня можно исключить, — грустно заметил Валерий Петрович, — но после ваших слов я думаю, что вы не сделаете исключение и для меня. Очевидно, я тоже мог оказаться в числе подозреваемых лиц, укравших эти рукописи. А потом, чтобы скрыть этот позорный факт, я решил установить контакт именно с вами, чтобы гарантировать свое алиби. Так, кажется, говорят юристы.
— Вы можете писать детективные истории, — кивнул Дронго, — браво. Значит, исключать никого нельзя. Тринадцать человек в издательстве. Если сумеем вычислить возможного вора, то не исключено, что выйдем и на вашего автора.
— Да. Поэтому я к вам и обратился. Если бы вы могли нам помочь! Я знаю, что вы частный эксперт и не обязаны нам помогать. И понимаю, что вы будете тратить на нас свое время. Но нам важно установить, как пропали рукописи и кто их нам отправлял. Мы готовы заключить с вами соглашение и выплатить вам гонорар как нашему юристу.
Дронго загадочно улыбнулся и покачал головой.
— Нет, — сказал он, — я не уверен, что вы сможете выплатить мой обычный гонорар. Но дело достаточно интересное, и я готов вам помогать из чисто профессионального интереса. Разумеется, все остальные расходы я отнесу за ваш счет. Если таковые появятся.
— Мы заранее согласны, — кивнул Оленев, тяжело поднимаясь со своего места. — Когда вы сможете приехать к нам в Переделкино?
— Уже завтра утром. Часам к одиннадцати. Может, вы присядете? У меня к вам еще несколько вопросов.
— Конечно. Я не хотел больше отнимать у вас время.
Оленев снова уселся на стул.
— Всех, кто работает в вашем издательстве, вы знаете давно?
— Всех. Некоторых я знаю по двадцать или тридцать лет. Некоторых меньше. Но достаточно давно, чтобы никого не подозревать. Психопатов среди наших нет, в этом я уверен.
— Я не говорю, что среди ваших сотрудников обязательно прячется маньяк. Вы подумайте и сразу мне не отвечайте. Разве не может быть и такого варианта, когда автор присланных рукописей — кто-то из родственников сотрудников вашего издательства? Возможно, сын, племянник, брат, муж, близкий родственник. В таком случае он решил послать рукопись в издательство, где у него есть знакомый. И попросил своего знакомого или знакомую забрать эти рукописи, когда ему сообщили о возможной проверке, о которой в вашем издательстве могли знать все.
— Об этом мы даже не думали, — нахмурился Оленев, — конечно, такой вариант больше похож на правду. Но я не знаю, что вам сказать. Придется изучать личные дела каждого. Я даже не представляю, что мы скажем людям, когда будем изучать их связи или их семьи.
— Не обязательно говорить об этом всем сотрудникам, — возразил Дронго. — Я уже понял, что директор у вас достиг солидного возраста. Кто у вас еще находится в этом «нежном» возрасте?
— Старше шестидесяти? Ваш покорный слуга, Евгений Сидорин и Фуркат Низами. Два переводчика и консультант издательства. Собственно, так и должно быть. Остальные редакторы вместе с главным гораздо моложе.
— А Передергин?
— Ему сорок пять. Он молодой, энергичный, спортивный. Приехал из Якутска, работал там председателем леспромхоза. Очень деловой, инициативный. У нас было столько проблем до его появления. Он крепкий хозяйственник, хотя и невыдержанный человек. Столяров все время делает ему замечания, Передергин может грубо ответить, нахамить любому посетителю, даже нашим редакторам, часто вообще не считается с мнением остальных, даже с мнением директора издательства.
— Не очень лестная характеристика.
— Он у нас такой своевольный уездный князек. Но пока он работает неплохо, и мы его терпим. Хотя, конечно, было бы гораздо лучше, если бы он чуть меньше проявлял свой характер.
— Насколько я сумел понять, вы полностью исключаете возможность проникновения к вам постороннего лица, похитившего эти документы.
— Полностью, — кивнул Оленев, — я же говорю, что наши комнаты стоят на охране. И никто не смог бы туда проникнуть незамеченным.
— А если у возможного пособника вашего автора был запасной ключ? Вы же сами сказали, что почти у каждого из ваших сотрудников есть свой ключ. Ничего не стоит сделать запасной ключ и войти в ваши комнаты.
— Не совсем так, — возразил Валерий Петрович, — от общего входа ключи есть только у руководства. А самое главное — рядом дежурит сторож, который охраняет соседнее административное здание. Если бы у нашего здания появились незваные гости, он наверняка бы их увидел. Наше здание примыкает к административному корпусу. Это даже не здание, а всего лишь коридор и семь комнат. В одной сидит директор, в другой его заместитель, в третьей главный редактор. В большой комнате сидят редактора, а в другой большой комнате — технический отдел и консультанты. Еще две небольшие комнаты используются как помещение для Нины Константиновны, где хранятся различные документы, и кабинет главного бухгалтера Воеводова. Вот, собственно, и все.
Ознакомительная версия.
