лишь обман.
— Нет. Это не обман. Ты — моя настоящая жена. Я полюбил тебя с первого взгляда и буду любить всю жизнь. Останься со мной. Ты ведь останешься?
Он встал на колени.
— Давай, пока не будем об этом. Нам нужно выполнить задание, — прошептала Тамара.
Он еще долго стоял на коленях и зачарованно смотрел на Тамару.
— Если бы я был художником, я бы рисовал тебя каждый день.
— Нам нужно ехать.
Наспех позавтракав, молодые вновь отправились в путешествие. Вести машину пришлось Томе. Генрих чуть перебрал с коньяком и боялся задремать. В голове мысли роились будто пчелы. И самая большая пчела — это Генрих. Вот она остается в Германии. Предает Родину? Нет, она выполнит задание. Но не вернется. Это, все равно, будет предательством. Они найдут ее и убьют. Ладно, только ее одну. Могут убить отца. И Генриха. Можно, конечно, бежать. Сменить имя, страну. Была Мари, будешь Люси или Бетти. Денег только нет. Она запретила себе думать об этом. Зачем портить себе медовый месяц? Пусть хоть несколько дней будут безмятежными. Генрих проснулся и смотрел всю дорогу на нее, как зачарованный. Он улыбался и постоянно щипал себя за руку, говоря, что не верит своему счастью. В этот день они еле дождались гостиницы. Свадебное путешествие, наконец, стало таковым по своей сути, а Тамара внутри себя уже сделала выбор между требовательным, щепетильным и злобным Юрой и нежным, добрым и веселым Генрихом. Она больше не хотела сопротивляться. Она решила остаться фрау Рихтер.
Следующая остановка была в Дортмунде. С каждым часом они становились все ближе и ближе друг к другу, а окружающая их опасность ускоряла этот процесс во много раз. Термос, тем не менее, каждую ночь пополнялся содержимым. Утро было безмятежным. Поскольку от Дортмунда до Кельна было небольшое расстояние, то у них получался свободный день. Проспав до полудня в номере «Блю Отеля» Дортмунда, по поводу которого Тома позволила себе несколько острот, уже не боясь обидеть Генриха, молодые вышли погулять, едва не забыв про термос. Пройдя по какой-то живописной улочке, они свернули налево и попали в огромный парк, в центре которого возвышалась телевизионная вышка. Внезапно пошел дождь, и влюбленные укрылись под огромным раскидистым деревом. Они не понимали, что с ними происходит. Почему все вокруг стало каким-то невесомым и несущественным. Когда рука в руке. Что еще нужно человеку в этой жизни? Это была неземная радость. Она затмевала все на свете. Тамара перестала ощущать страх и расслабилась. Генрих целовал ей руки и боялся отпустить даже на секунду, словно кто-то или что-то могли отобрать ее у него. Когда дождь чуть поутих, они побежали по аллее обратно, вспомнив о промелькнувшем по дороге кафе. Так много они еще никогда не ели. То ли дождь и первые холода, то ли психологическое напряжение последних дней пробудили в них зверский аппетит. В гостиницу он вернулись только в четвертом часу дня. Расплатившись, они отправились в Кельн.
В Кельне Генрих затащил супругу в какой-то огромный торговый центр и накупил ей красивых платьев, блузок и туфель. У него был идеальный вкус. А Тамара все время сопротивлялась, запрещая ему тратить свои деньги. А Генрих закрывал уши и говорил, что ему нравится тратить деньги на свою жену, а потом в отеле заставил Тому сделать показ мод и был этим очень доволен. Они опять проголодались и заказали поздний ужин в номер.
Утром вставать не хотелось, но время летело неумолимо. Генрих разбудил Тамару нежным поцелуем.
— Я хочу показать тебе памятник Лорелее. И скалу, где она пела. Нам по пути, в принципе. Немного в сторону свернем, но мы же потом наверстаем.
— Конечно, да.
Тамара не прекращала целовать его слегка волнистые волосы. Счастье заполняло все пространство номера.
— Так не бывает, — шептал Генрих.
— Почему? Бывает.
День выдался дождливым. Они свернули на другую дорогу, чтобы посмотреть скалу известной немецкой сирены — Лорелеи. Генрих в красках рассказал Томе старинную легенду. И вот, наконец, им открылся прекрасный вид с величественной скалой на берегу Рейна. Она была гораздо больше, чем можно было бы себе представить. Дождь то усиливался, то ослабевал. Молодожены сделали остановку, припарковав машину у обочины, и спустились к косе, на которой виднелся памятник Лорелее. Девушка с распущенными волосами сидела на камне.
— Ты знаешь, этот памятник был изготовлен одной русской и установлен тут не так давно, — сказал Генрих.
— Серьезно? Я не знала.
— Я даже помню из Гете стихи про нее… Послушай:
«Ich weis nicht, was soll es bedeuten,
Das ich so traurig bin;
Ein Marchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn».
Тамара продолжала:
— «Die Luft ist kuhl, und es dunkelt,
Und ruhig fliest der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein».
Потом декламировать опять стал Генрих:
— «Die schonste Jungfrau sitzet
