Он забрал всю папку и заглянул в спальню, где Эйннер отламывал каблуки от туфель — искал тайники.
— Хватит. Давай убираться отсюда.
Сортировкой информации занялись немного позже, в ресторанчике на Монмартре, за жареной бараниной.
— Хочешь сказать, она собрала все это одна? — засомневался Эйннер.
— Именно это я тебе и говорю.
— Выходит, я ее недооценивал.
— Мы все ее недооценивали.
Начав собственное расследование, Энджела в первую очередь занялась банковскими счетами Рольфа Винтерберга в Цюрихе. Используя свои связи, получила выписки из счетов трех банков, согласно которым два открытых Винтербергом счета были закрыты вскоре после смерти Сэмюеля Рота. К этой информации Энджела приложила листок с такой записью:
РВ — житель Цюриха
Живет один?
Нет
Какая компания?
Дальше шел длиннющий, на двадцать страниц, список компаний, разделенных по основному виду деятельности. Почему Энджелу заинтересовали именно эти компании и каким критерием она руководствовалась, отбирая их, оставалось непонятно. На четвертой странице Энджела отметила черным маркером фирму «Угритек СА». Почему она выбрала именно ее? Какие-либо указания отсутствовали, но Мило понимал, что у Энджелы были на то свои причины, скрытые, возможно, на других страницах, тех, что просматривал Эйннер.
Название показалось Мило знакомым, но с чем именно оно было связано, стало ясно только тогда, когда он перевернул страницу. Следующая представляла собой распечатку с веб-сайта «Угритека», компании, занимающейся распространением и внедрением передовых технологий в Африке. А потом он увидел фотографию — приятный мужчина с тронутыми сединой вьющимися волосами и обольстительной улыбкой. Подпись под снимком гласила: «Директор, Роман Угримов».
Мило выдохнул — так шумно, что Эйннер оторвался от чтения и посмотрел на него.
— Нашел что-то?
— Тебе попадалось название «Угритек»? Это компания.
Эйннер покачал головой и зашелестел страницами, листая назад, а Мило закрыл глаза, восстанавливая в памяти жуткую картину того давнего дня, 11 сентября 2001 года, когда в 10.37 утра голова тринадцатилетней Ингрид Шепплхорн раскололась от удара о венецианскую мостовую. И крик Романа Угримова: «А ведь я люблю ее, мерзавец!»
Лишь об очень немногих людях Мило мог сказать, что ненавидит их. В Компании такое чувство, как ненависть, недолговечно, поскольку при том объеме информации, к которому имеешь доступ, перспективы подонков, совершающих мерзкие, отвратительные деяния, просматриваются слишком легко и ясно. Но и зная о том, что именно случилось тогда, Мило никак не мог объяснить для себя убийство Ингрид Шепплхорн.
13 сентября, убедившись, что беременной женщине, Тине Кроу, уже ничто не угрожает, он выбрался из больницы и направился прямиком в палаццо Угримова. Визит обернулся пустым, бессмысленным жестом, подкрепить который угрозами или наполнить агрессией Мило не мог из-за дырок в груди, но его оказалось достаточно, чтобы проникнуться к владельцу палаццо презрением и ненавистью. Русский слишком уверовал в свою неуязвимость: сколько бы преступлений он ни совершил, все проблемы решались с помощью чековой книжки. Итальянская полиция допрашивала Угримова только один раз в связи со смертью находившейся на его попечении девушки, а вскоре после допроса появилась и официальная версия случившегося: бедняжка покончила с собой.
— Вот, — Эйннер протянул лист.
— Что? — не понял Мило.
— «Угритек». Здесь.
Страница представляла собой фотокопию статьи, опубликованной в номере от 4 ноября 2006 года в газете «Ле тан». Речь в ней шла о дипломатическом визите в Европу министра энергетики Судана Авада аль-Джаза, перечислялись намеченные для посещения страны. Основной целью министра был поиск инвесторов, заинтересованных в создании новой электрической инфраструктуры взамен старой, разрушенной гражданской войной. Во второй колонке Энджела обвела синим сообщение о встрече Авада аль-Джаза с директором «Угритека» Романом Угримовым, состоявшейся в доме последнего в Женеве. На встрече присутствовали также некие «американские инвесторы». Адрес в статье указан не был.
Энджела нашла связь. Сама, в одиночку. Феноменальная работа.
Она подозревала, что деньги для оплаты услуг Тигра шли через «Угритек», и теперь Мило разделял ее мнение. В какой-то степени на стороне Энджелы сыграла удача: если бы не тот страшный день, 11 сентября 2001 года, она, скорее всего, не обратила на «Угритек» никакого внимания.
Но почему Энджела не поделилась своим открытием с ним? Не доверяла?
— И куда мы теперь? — спросил Эйннер.
— Не мы — я. Ты и так многим мне помог.
— Теперь уже и мне интересно. Убитые суданцы, компании-посредники, китайцы с исчезающими лэптопами. О большем Туристу и мечтать не приходится.
Мило не стал особенно настаивать — Эйннер мог заподозрить, что он хочет избавиться от него ради собственной безопасности, — тем более что никакие аргументы на напарника не действовали. Эйннер, выражаясь его словами, «начал работу» и твердо вознамерился довести ее до конца.
— Итак, куда?
Не в первый уже раз Мило подумал, что, может быть, совершает ошибку. Не только потому, что тащит за собой Эйннера, но и потому, что вообще ударился в бега. Если бы там, во Флориде, он не сбежал, а сдался, сейчас все могло бы уже закончиться. Звонок Грейнджера не оставил времени на размышления. Прими он тогда иное решение, сидел бы сейчас дома, в гостиной, ел лапшу и слушал Стефани, у которой совершенно другое восприятие мира.
Для Туриста рассуждения на тему «что было бы, если бы» недопустимая роскошь, позволительная только другим. Туризм не допускает сожалений; более того, они — чума для Туриста. А потому Мило задвинул сожаления в дальний ящик и сказал:
— Поедем в Женеву. Машина заправлена?
Эйннер покачал головой.
— Жди здесь. Думаю, самое время сменить колеса.
Порой у Тины возникало чувство, что она не умеет ценить хорошее. Поездка в Венецию — подумать только! — запомнилась духотой, грязью, толпами туристов и ощущением гнетущей тяжести в животе. Как будто именно эти компоненты составляли все самое плохое, что только мог предложить мир. А потом она встретила Фрэнка Додла и узнала, что бывают вещи и похуже.
Те первые дни в Венеции прошли, не оставив следа. Она всегда была гением по части не замечать то, что перед глазами, и сейчас спрашивала себя, не повторяет ли то же самое здесь, в Остине, в этот субботний день.
Кое-какие параллели были. Муж исчез среди ночи, растворился бесследно, рассеялся как дым, а она день за днем потела на задней веранде родительского дома. Жара в Остине почти такая же, как в Венеции, тяжелая, изнуряющая, обволакивающая тебя всего, стоит лишь совершить вылазку за пределы дома. А еще в Остине, как и в Венеции, Тина была одна — только она и дочь.
— Лимонаду? — спросила мать, высовываясь из-за раздвижной стеклянной двери и напоминая своим появлением, что она все же не одна. По крайней мере, в формальном понимании этого слова.
— Да, мам. Спасибо.
— Долго не сиди.
Ханна Кроу закрыла дверь, оберегая драгоценную искусственную прохладу, а Тина осталась. Выгорающая трава и два умирающих тополя, посаженные недавно у забора, напоминали, что она не в Венеции, а в Техасе. Здесь, в северных пригородах Остина, вода ценится дорого, а вот земля пустует, и люди живут за высокими оградами. Совсем другой мир.
Ханна принесла большую пластиковую чашку с ледяным лимонадом и села рядом с дочерью. Некоторое время обе молча смотрели на жухлую, бурую траву. Ханна выглядела моложе своих пятидесяти шести, и кожа ее постоянно оставалась подрумяненной техасским солнцем. Она часто говорила, что предпочла бы, как ее муж Мигель, родиться по ту сторону границы и быть такой же смуглой, как он, но при этом не отказывала себе в удовольствии похвастать тем особым, оливковым оттенком кожи дочери, который стал результатом соединения лучших качеств обоих миров.
Первой не выдержала Ханна.
— От него ничего?
— Он уже не позвонит.
— Позвонит. Обязательно позвонит.
Мать либо не хотела, либо не могла разобраться в ситуации, и Тину это раздражало.
— Не позвонит, мам. Не может. В Компании думают, что Мило совершил кое-что нехорошее, и он не может позвонить, пока не докажет свою невиновность.
— Но от одного звонка…
— Нет, мам. Его найдут даже по одному звонку. — Тина щелкнула пальцами. — Он не может рисковать.
Ханна печально улыбнулась.
— Знаешь, на что это похоже?
— Знаю. На паранойю.
Ханна кивнула.
— Это не паранойя. Ты же сама видела тот седан возле дома Шеффилдсов. Помнишь, я тебе показывала?
