— Да, их диктует мне Дрейк.
— Понятно. В таком случае вы должны немедленно сообщить мне их содержание. Итак, остается вторая часть…
— Самая трудная. Я не имею доступа к корреспонденции Дрейка.
— Не беспокойтесь, у вас будет доступ, — небрежно бросает Мортон. — Не хочу вас огорчать, но когда подойдет время прибытия сообщения, Дрейка уже не будет в живых.
Отпив глоток виски, Мортон ставит стакан и добавляет:
— И вот еще что: вы понимаете, что не только успех операции, но и ваша собственная безопасность полностью зависит теперь от вашего умения держать язык за зубами. И хотя эта вещь элементарная, я обязан напомнить вам об этом.
Хозяин поднимается, мне не остается ничего другого, как покинуть уютное кресло, поставить стакан на столик и пожать протянутую мне пухлую руку.
— Не сочтите за признак дурного тона, но все же позвольте полюбопытствовать, с кем я имел честь вести беседу? — спрашиваю я перед тем, как удалиться.
— Неужели вы не знаете? — удивляется хозяин.
— Откуда мне знать?
— Ах да, действительно, — спохватывается он. — Моя фамилия Мортон. Вот номер моего телефона.
Он берет с письменного стола визитную карточку и подает ее мне со словами:
— Запомните его. Чем меньше вещественных доказательств, тем лучше.
— Есть, запомнил, — говорю я, возвращая ему кусочек плотного картона.
Беседа наша окончена. Но не совсем. Не успеваю я взяться за ручку двери, как сзади раздается бас Мортона:
— Назовите-ка мой номер.
Я называю.
— Значит, с памятью у вас все в порядке Это хорошо. Тогда вы, вероятно, сможете точно вспомнить, как вы провели вечер в прошлую пятницу.
— В прошлую пятницу? — переспрашиваю я и делаю вид, что копаюсь в своей памяти. — В пятницу вечером я был на том самом месте, где сегодня меня взяли ваши люди.
— Один или с компанией? — любопытствует хозяин.
— В обществе дамы, — говорю я.
— Ну, раз так, не стану лезть вам в душу. Вы что, провели там всю ночь?
— Нет, к десяти вечера мы пошли в «Еву».
— А затем?
— Затем я вернулся в гостиницу.
— Прямо сразу?
— А почему бы и нет?
— Вас кто-нибудь видел?
— Да. Хозяйка гостиницы, мисс Дорис.
— В сущности, все это мелочи, — говорит Мортон и дружеским жестом дает понять, что я свободен.
Я выхожу на улицу, думая о том, что мне нужно немедленно поговорить с Дорис. Дай бог, чтоб меня не опередили.
Пружина действия раскручивется туго; явно, сценарист так и решил, что, он, собственно, хотел сказать, и вообще неясно, есть ли ему что сказать, а режиссер дал полную волю оператору манипулировать камерой, как ему вздумается. И лишь за четверть часа до конца фильма, когда лента уже на исходе, сюжет так закручивается, авторы спешат показать столько событий, что у зрителей начинает кружиться голова. Я имею в виду себя. Судить о других не берусь.
Потуги творцов фильма сводятся к тому, чтобы показать зрителю будни некого инспектора по уголовным делам, который вовсю старается исполнить свою миссию в его родном Сан-Франциско. Но это ему не удается, потому что, с одной стороны, на него давит преступный мир, а с другой, мешают продажные безвольные шефы. Банальная история со множеством смертей, обильно политая кровью. И ничего удивительного, что после того, как сеанс наконец-то окончился и мы вышли на улицу, Линда с облегчением вздыхает:
— Некуда деться от этих насилий… — говорит она и раскрывает зонтик, поскольку опять идет дождь…
Я не очень спешу последовать ее примеру. Вероятно, вы заметили: стоит вам и вашему спутнику раскрыть зонтики, и прогулка испорчена. Поэтому я ограничиваюсь тем, что поднимаю воротник своего плаща и позволяю даме взять меня под руку. После чего мы пускаемся в путь. Естественно, он ведет в Сохо.
— Некуда деться от этих насилий, — снова повторяет мисс Грей, скорее в виде рассуждения вслух, чем в качестве темы, предложенной для дружеского обсуждения.
— Что вы хотите: человечество цивилизуется. А цивилизация требует жертв. Те, кто справляются с этим быстрее, вынуждены наказывать более медлительных. Последние же из зависти стреляют в первых.
— А вы, Питер, из каких?
— Понятия не имею. Скорее всего, мое место среди клиентов Марка. Может, не в самом начале очереди, а где-то сзади, но это не меняет сути дела.
— Не понимаю, как можно шутить такими вещами, — вздрагивает моя спутница и невольно прижимается ко мне.
— А над чем же еще шутить? Человек, сам того не желая, шутит над тем, что его окружает, а как вы сами заметили, нас окружает прежде всего насилие.
— Вы даже не предполагаете, в какой степени вы правы, — говорит мисс Грей таким тоном, что я настораживаюсь.
— Как это понимать?
Вместо ответа она предлагает:
— Зайдем куда-нибудь, где тепло. Я бы с удовольствием выпила чашку горячего чая.
«Горячий чай». В моей памяти тут же возникает кондитерская, куда однажды меня пригласил мистер Хиггинс, кстати, также жертва двух опасных сил: преступного мира и собственной продажности.
Короче говоря, мы заходим в старомодную кондитерскую, которая попадается нам по дороге в «Еву», и уединяемся в скромном уголке. Я заказываю чай для Линды, себе — кофе и тут же осознаю свою ошибку: принесенные нам чай и кофе почти одинаковы по крепости и даже по цвету.
— Последнее время у вас какой-то подавленный вид, — замечаю я, стоически отпивая глоток подозрительной жидкости.
— Неужели это заметно?
— Боюсь, что да.
— Ах, Питер, я в полной безысходности, — вздыхает Линда.
И чтобы я не ломал голову в догадках, поясняет:
— У меня был разговор с Дрейком. Очень долгий и очень неприятный разговор.
— На какую же тему?
— Тем было две. Первая была приправлена угрозами, вторая — посулами.
— Ясное дело. Ну а все-таки, о чем шла речь?
— Прежде всего он обвинил меня в невыполнении его указаний. Вместо того чтобы играть роль вашей надзирательницы, я стала вашей любовницей. И даже не удосужилась подать ему хоть какую-нибудь мало-мальски интересную информацию о вас.
— Надеюсь, это соответствует истине?
— Да. Однако он использовал это обстоятельство как повод припугнуть меня Марком, тем самым, в очередь к которому, по вашим словам, стоите и вы. «Дорогая, — сказал он мне, — за предательство у меня одно наказание. Возможно, мне недостает воображения, но до сих пор лучшего я не придумал. Не беспокойтесь, я не стану вас мучить. Я просто вас ликвидирую». А когда я спросила, в чем он видит мое предательство — вы ведь один из его людей, — он ответил: «В какой степени Питер мой человек и в какой — нет, как раз вы и должны были выяснить. Во всяком случае, если на этот счет у меня есть некоторые сомнения, я совершенно не сомневаюсь, что вы человек Питера».
Помолчав, она машинально отпивает глоток чая и продолжает:
— В сущности, это была только увертюра…
— А что последовало за ней? Вам предложили занять место Бренды?
Линда поднимает голову и вопросительно смотрит на меня:
— Откуда вы знаете?
— Что еще может захотеть такой человек, как Дрейк, от женщины, убедившись, что она не годится на роль доносчицы?
— Да, он предложил мне занять вакантное место интимной подруги. И не преминул намекнуть, что это единственная возможность избежать наказания.
— И вы, разумеется, признались, что любите меня…
— М-м… что-то в этом роде.
— На что Дрейк вам ответил: «И продолжайте его любить, кто вам мешает. Я не требую от вас любви, я хочу, чтобы вы со мной спали».
— Можно подумать, что вы подслушали наш разговор, — говорит Линда.
— Мне незачем подслушивать. Этот человек сидит у меня в печенках. Разбудите меня среди ночи и спросите: «Что бы сказал Дрейк по поводу того-то и того-то…» и я едва ли ошибусь.
— Питер, он всех нас держит в руках. Он впился в нас, он нас душит, как этот отвратительный лондонский туман, с той лишь разницей, что туман в Лондоне гораздо менее опасен…
Мисс Грей берет сигарету.
— И чем же закончилась ваша беседа? — спрашиваю я, щелкнув зажигалкой.
— Я объяснила ему, что мне надо подумать. И он проявил великодушие, дав мне маленькую отсрочку.
— Что же вы тогда повесили нос?
— Небольшую отсрочку, Питер. Совсем маленькую!
Я мог бы ей объяснить, что в некоторых ситуациях отсрочка, даже самая маленькая, может оказаться вполне достаточной, но воздерживаюсь от подобного откровения. И поскольку я вождерживаюсь, Линда шепчет:
— Мне страшно…
— Собственно, чего вы боитесь? В конце концов, у вас есть выбор: Марк или Дрейк… В подобных случаях человек всегда выбирает из двух зол меньшее.
— Как вы не понимаете. Да я просто не выношу его… я скорее соглашусь лечь в постель с саламандрой или крокодилом… я не желаю даже скрывать своего отвращения… не сумею этого сделать… так что все равно все кончится Марком…
— Не драматизируйте положение вещей, — говорю я ей. — Не стоит дрожать заранее. Может, все и обойдется.
