в детстве о том, как праздную этот праздник в разных странах, и поэтому смотрел на происходящее скорее, как на отлично снятое кино, нежели как на реальную окружающую обстановку. Он видел за этой праздничной мишурой большие проблемы лично для них с Андреем: Котов так и не появился ни позавчера, ни вчера, ни сегодня.
В том кафе они уже стали практически завсегдатаями, местные посетители при виде их широко улыбались и приподнимали соломенные шляпы, произнося неизменно-нейтральное «Buenos dias [49]…» и жестом предлагая разделить с ними выпивку. На что Иван отмечал столь же неизменным «Gracias [50]». Они выпивали свой кофе, пролистывали валявшиеся на стойке бара свежие газеты, аккуратно расплачивались, оставляя бармену положенные скромные чаевые и уходили.
А вечером, в своей мансарде, строили предположения — одно невероятнее другого — что именно могло произойти с командиром их группы. Поскольку информации было ноль, все их измышления носили сугубо терапевтический характер и служили исключительно для успокоения собственных нервов. Ибо обоим страсть как е хотелось переходить ко второму варианту развития операции, поскольку уверенности в собственных силах и возможностях у приятелей было всё-таки маловато: сказался невероятно короткий период подготовки в разведшколе.
Вот и сегодня, следуя из кафезиньо «Палома Бланка» в направлении дома, они старались не разговаривать, каждый думал о своём, а праздничная суета вокруг не только отвлекала от мрачных мыслей, но и вселяла какую-то надежду на завтрашний день, который оба определили как контрольный. Если майор не появится в кафе завтра, было решено запускать на полную катушку резервный план.
— И всё равно мозг отказывается воспринимать вот эту духоту как канун Нового года… У нас это на уровне памяти предков, что ли? — пробормотал Андрей, разглядывая искусственную ёлку отчего-то белого цвета, увешанную сияющими игрушками. — Красота-то какая! Хотя, и у нас праздновать Новый год тоже умеют…
— Да уж, — согласился Скиф. — Плюс тридцать и белая ёлка… Новый год, однако…
Сказал он это по-немецки. Изображая из себя иммигрантов, парни между собой должны были в основном изъясняться на этом языке. В одиночку же Иван говорил с окружающими исключительно на испанском.
Андрей тихо рассмеялся.
— А твой немецкий уже вполне приличен, — желая поднять настроение приятелю, бросил он. Но Иван тона не принял.
— Зато твой испанский оставляет желать лучшего, — сквозь зубы произнёс он. Андрей удивлённо повернулся к напарнику.
— А мне он без особой надобности, — беспечно ответствовал он. — Я же — немец Поволжья, не забывайте, сеньор Вальдес.
Теперь уже расхохотался Иван.
— Уел, честное слово, уел! Да, кстати, как тебя местные-то фольксдойче восприняли. Ну, прям на «ура!».
Это действительно было так. Стоило лишь приятелям обосноваться на новом месте, как к Андрею потянулись представители немецкой диаспоры. Слово за слово, в короткой беседе или в обстоятельном разговоре они стремились узнать побольше о своей далёкой родине из первых рук. А некоторые интересовались и жизнью герра Штраубе до войны на загадочной «земле Советов». Андрей отвечал обстоятельно, легенда была до запятой проработана ещё дома. Его слушали, качали головами, иногда с чем-то спорили, чему-то удивлялись.
Больше всего в этих разговорах Андрея и Ивана изумляло то, что к Советскому Союзу у большинства местных немцев не было ненависти. Скорее даже уважение, как к достойному противнику, который в честной схватке просто оказался сильнее. Гораздо больше бранных слов доставалось американцам за разрушенный Дрезден и Гамбург, за отказ создать после войны единую Германию.
Собственно, как понял Иван из этих разговоров, самому появлению нацизма в Германии способствовало то унижение, которое претерпела страна после поражения в Первой Мировой войне. Лишённая права иметь собственную армию и флот, обложенная всевозможными аннексиями и контрибуциями, она пыталась выжить и, по возможности, возродиться снова. И идеи нацизма тогда пали на обильно удобренную союзниками по Антанте почву. А потом, в годину Великой Депрессии те же бывшие враги в первой войне стали способствовать возрождению германской военной мощи для войны второй, теперь уже против СССР. Деньги не пахнут, бизнес, как говорят в Америке, границ не знает.
Они уже подходили к дому, когда из дверей Школы Танго выскочила шустрая девчонка, Габриэлла, как к месту вспомнилось Ивану, и подбежала к ним.
— Доброе утро, сеньоры, с наступающим Рождеством Христовым!
— Доброе утро, Габи, — на американский манер назвал девушку Иван. Он помнил откуда-то, что ей это нравится. Наверное, тётушка Элоиза рассказала в одной из своих бесед на бегу, между прачечной и булочной, в которой работала. Она любила перемолвиться словцом с молодым «господином из Севильи», как она почему-то прозвала Ивана. Она как-то даже сказала, что наслаждается звуками его испанского, словно пеньем соловья в саду на рассвете. Ивану это польстило, тем более что разговорчивая тётушка много полезного рассказала новоявленным иммигрантам о жизни в Буэнос-Айресе вообще и в их скромном домовом мирке, в частности. Это помогло русским адаптироваться среди остальных обитателей доходного дома относительно беспроблемно.
— Сеньоры, вы сегодня приглашены к нам в студию на рождественскую индейку. После праздничной мессы в храме Сан Николас, часиков в десять приходите в патио позади дома, там соберутся все.
— Охотно, — Иван галантно поцеловал сразу зардевшейся девушке ручку. — Что-то принести с собой?
— Ничего не надо, стол — не ваша забота… разве что, прихватите ваше любимое вино, мы пока не знаем ваши вкусы, — лукаво улыбнулась Габриэлла.
— И что ожидается в программе? — поинтересовался Андрей, то есть — герр Штраубе. Девушка пожала плечами:
— Это же естественно: много шуток, песен, выпивки, закуски и — танго!
— Я плохо танцую…
— Танго невозможно плохо танцевать. Когда танцует душа, это всегда прекрасно. А танго — это и есть танец души. Придёте?
— Обязательно, — засмеялся Андрей. — Моя душа давно уже жаждет вытанцеваться по полной!
США. Вашингтон. Белый Дом. 24 января 1950 г.
Уолтер Бэделл Смит, новоиспечённый глава Центрального разведывательного управления, впервые был в Овальном кабинете. С момента его назначения на этот пост в октябре, когда старина Хилленкоттер был признан несоответствующим занимаемой должности, по большей части — из-за не слишком успешной военной компании в Корее, Смиту приходилось усилено вникать во все те многочисленные многоходовые комбинации, которые Управление разыгрывало при его предшественнике. И вот теперь он впервые оказался пред очи Президента Соединённых Штатов Америки.
Трумэн, смотрел на главу разведки сквозь стёкла дорогих очков и пытался понять, насколько этот парень сможет помочь своей стране вылезти из того дерьма, в которое её загнала недальновидная политика её сенаторов и конгрессменов вкупе с трагически бездарными действиями разведки в Юго-Восточной Азии.
Стремительной победы в Корее не получилось. Советы совместно с Китаем смогли
