– Все дымишь? Тебе, Нифантий, никакой одеколон не нужен, благоухаешь своим табаком, как роза майская. Ребята-оперативники говорят, что тебя по этому запаху за версту учуять можно. А у них, сам понимаешь, нюх. Профессиональное качество. Не то, что у меня, с моим вечным насморком.
Стародубцев выдержал короткую паузу, очевидно надеясь, что разговор хоть какое-то время будет продолжаться в шутливом русле, но, не дождавшись ответа Кострова, сменил тон на деловой:
– Нифантий Иванович, посмотри, пожалуйста, эти материалы, – он мотнул головой в сторону папки. – И выскажи свои соображения.
– Когда?
Может быть, еще обойдется?
– Завтра утром, часикам к девяти. Хорошо бы уже в отпечатанном виде. Страницы на полторы-две. Сделаешь?
Да, раньше десяти часов поужинать не удастся.
– Хорошо, Игорь Платонович. К утру все будет готово.
Попрощавшись, Костров двинулся к двери.
– Ты уж извини, Нифантий Иванович. Да дело срочное, важное.
– Что же поделаешь, – работа. До завтра.
Значит, придется посидеть-поразмыслить еще и после ужина.
* * *
Вернувшись в свой кабинет, Костров зажег настольную лампу, надел очки. Вылил из электрического чайника в стакан остатки почти совсем остывшего чая и развернул папку.
По давней привычке он прежде всего быстро перелистал все документы, чтобы уяснить суть дела.
Ага, из ПГУ сообщают, что, по информации, полученной из надежных источников, ученые-ядерщики из Израиля предпринимают активные действия, с целью получения секретной информации в Англии и Франции по ядерному оружию. Контакты устанавливают, в основном, с учеными еврейской национальности. Зафиксированы попытки активной обработки советских ученых – евреев из института ядерных исследований, находившихся на конгрессе в Церне, в Швейцарии.
Надо будет позвонить в «лес» и поблагодарить за информацию, внутренне усмехнулся Нифантий Иванович. Эти ребята любят, когда их гладят по головке. Почему бы ни порадовать людей вниманием? Хотя на этот раз они ничего нового не сообщили, в сейфе Кострова уже лежат агентурные сообщения о работе израильской разведки в Церне.
Так, дальше у нас…
Сообщение агента московского Управления КГБ «Гвоздики» о выходе на нее израильской контрразведки.
Вот, это уже интереснее. И стиль-то знакомый: «Мы знаем, что ты связана с КГБ, но мы этого не боимся. Родина у нас у всех одна – Израиль. Рано или поздно, но ты это поймешь сама. Мы тебя не торопим. Но, на всякий случай, чтобы не терять времени, если у тебя есть информация об ученых-ядерщиках, а еще лучше знакомство – поделись с нами».
Ну, нахалы! Креста на них нет! Впрочем, действительно нет, откуда? Но мы в религиозные верования не лезем, не по нашей части. А вот над их методом вербовки подумать на досуге стоит. Раз применяют, не бояться, значит – работает. Хм. Так, что там дальше?
Нифантий Иванович торопливо чиркнул спичкой, оживляя погасшую трубку.
«Характеристика на агента «Гвоздика».
Так: умна, хитра, коммуникабельна, дисциплинированна, проверена неоднократно. Это все хорошо. Но вот дальше: авантюрна, аполитична, любвеобильна.
Костров задумчиво откинулся на спинку кресла. Да, штучка… Но пока жива мать, которую она очень любит, дамочка эта зависит от нас. Выезжать за границу ее мать не желает категорически.
Нифантий Иванович усмехнулся. Что же, пожелаем долгих лет жизни почтенной матери агента «Гвоздика».
Предложение: «Использовать контакт «Гвоздики» со спецслужбами Израиля для подставы, или на вербовку надежного агента «Хронос» из числа ученых Объединенного института ядерных исследований. Цель операции: дезинформация и отвлечение на негодный объект создателей атомного оружия, а также выявление и пресечение преступной деятельности сотрудников «Моссада», работающих на территории СССР».
Что же, идея неплохая. Надо запросить агентурное дело на «Гвоздику» и встретиться с оперработником, который ее ведет.
Нифантий Иванович выскреб из трубки пепел пополам с недокуренным табаком, набил трубку снова, чиркнул спичкой.
Ох уж эти «москвичи»! «Предложение»… Мало им дел в столице и области, все время норовят урвать кусок пожирнее с чужого стола.
Костров знал многих сотрудников столичного Управления КГБ. Толковые, агрессивные, напористые, перед Главком шапки не ломают. Чуть кто зазевался, из-под носа перспективное дело утащат. За своим начальником Управления, как за каменной стеной.
Последний документ в папке был: «Выписка из решения Коллегии КГБ об усилении защиты секретов в области ядерных исследований».
Ну, тут все ясно: секреты под замок. Всех секретоносителей спрятать от посторонних глаз. Опекать и оберегать, особенно при выездах за границу.
Нифантий Иванович устало прикрыл глаза.
Ага. А любопытных заманивать в болота и топить. Всех! Крыс, мышей, кошек и собак, а также ворон и сорок, незаконно проживающих на ядерных объектах. Поставить на учет и периодически слушать, о чем болтают между собой. Да, дела!
Скосив глаза, Костров увидел, что настенные часы показывают 21.30.
Заработался. Да! И ведь жене совсем забыл позвонить, предупредить, что опоздает к ужину.
Может, завтра с утречка успею закончить. Железный он, что ли, ей-богу?..
Нет, гасим свет, едем домой! Сейф опечатать, дверь на замок. Баста!
По гулким, в этот час уже пустым лестницам и коридорам Нифантий Иванович спустился к выходу.
Возле четвертого подъезда, напротив 40-го гастронома стояли три служебные «Волги». Водители, сбившись в кучку под одним огромным зонтом, молча курили. Вечерний ливень, начавшийся несколько часов назад, перешел теперь в мелкий, промозглый дождичек. Да, осень.
– Вечер добрый, Нифантий Иванович!
От группы водителей, торопливо растерев ногой недокуренную сигарету, к Кострову поспешил его шофер Сергей.
– Извини, Сережа, что долго.
– Ну, что Вы…
Сергей захлопнул за севшим на заднее сиденье шефом дверцу и поспешил к своему месту.
– Нет, извини. Пока доедем до моей Профсоюзной, пока поставишь машину в гараж. Потом в метро до твоего Филевского парка. Ужинать, конечно, не раньше полуночи сядешь. Извини. Но одно хорошо: на сегодня работа вся. Отдыхаем! Приятно даже просто об этом подумать, а?
Полковник чиркнул спичкой, зажигая в который раз за вечер погасшую трубку.
Ответа не последовало.
Игорь Платонович Стародубцев проработал бок о бок с Костровым уже много лет, но кое в чем шофер Сережа знал Нифантия Ивановича даже лучше заместителя начальника Управления.
«На сегодня работа вся!» Как бы не так! Сергей хорошо чувствовал горьковато-ванильный запах табачной смеси, которую курил шеф этим вечером по дороге домой. Эта смесь – для работы. Работы самой ответственной и напряженной, не знающей перерывов и времени суток. Да и когда еще, как не во время серьезных раздумий, полковник Костров позволял себе тратить столько спичек на разжигание постоянно гаснущей трубки? Это он-то, мастер курения, гордящийся этим своим искусством не меньше, чем опытом работы и высоким положением в КГБ?
Так что всю дорогу молчал Сережа, не лез с разговорами, понимал важность момента.
Город засыпал. Машина стремительно неслась по опустевшим улицам Москвы. Сидящий на заднем сидении этой машины человек размышлял, поминутно доставая спичечный коробок, чтобы снова и снова разжигать все время гаснущую трубку.
Ни Гали в Париже, ни Моше в Тель-Авиве, ни профессор Коган в Дубне, ни Анатолий Иванович в Москве еще не знали, что в голове Нифантия Ивановича Кострова нити их судеб уже переплетались и завязывались в узел.
«Волга», притормозив на повороте, выехала на улицу Профсоюзная как раз в тот момент, когда полковник Костров мысленно заключил:
– А как же назвать будущую оперативную игру? Не будем мудрить, назовем ее операция «Сусанин».
Название пришло как бы само собой. Пусть «Сусанин» поводит израильтян по бесконечным лабиринтам, не имеющим выхода к цели.
Когда человека начинают томить скверные предчувствия, он – человек обычно поступает в соответствии со своими привычками и наклонностями. Кто-то без видимых причин становится мрачен и раздражителен, буквально бросается на окружающих, начинает отравлять жизнь родственникам и коллегам. Кто-то угрюмо достает из домашнего тайника припрятанный именно для таких случаев шкалик. Ну, дело, конечно, одним шкаликом не ограничивается, идет человек в магазин, и уже через час – другой он вполне готов одним своим видом отравить жизнь и самым близким родственникам и самым любимым коллегам. В общем, много еще вариантов.
Ученый-физик, профессор Яков Соломонович Коган по натуре своей был человеком осторожным, если не сказать – трусоватым. Поэтому скверные предчувствия посещали его очень часто. Однако, будучи человеком хитрым и опытным, он не рисковал лишний раз ссориться с семьей или товарищами по работе. Да и здоровьем Яков Соломонович в свои пятьдесят девять лет похвастать уже не мог, поэтому традиционным славянским порокам, вроде невоздержанности в питие, подвержен не был.
