– А я думаю, кто меня спрашивает? – Широкая бесхитростная улыбка придавала серьезной девушке глупый вид. Так было и в школе. Погружаясь в счастье, она неизменно расставалась с интеллектом. Тихон задержал взгляд на крупной родинке на стыке носа и щеки девушки. Катя заметила движение его глаз, и сразу нахмурилась. Она всегда стеснялась коричневого пупырышка на лице.
– Я хочу повидаться с Корольковым, – напомнил Тихон.
– К нему нельзя. Он в реанимации.
– Катя. – Тихон взял девушку за костлявые плечи и чмокнул в кончик носа. Над белым воротничком медсестры, застегнутым на все пуговицы, контрастно проступил розовый румянец. Не позволяя новой волне счастья окончательно затопить разум девушки, Заколов мягко потребовал: – Ты должна провести меня к нему.
– Шаповалов запрещает.
– Кто это?
– Главный хирург.
– А мы не будем ему говорить.
– Другие скажут. – Екатерина скользнула взглядом по ладной фигуре Тихона и стряхнула нерешительность. – Хорошо, пойдем.
– Как он?
– К сожалению, пока нет положительной динамики.
– Он приходил в сознание? – с надеждой уточнил Тихон.
– Я же сказала. Без положительных изменений. – Начинающая медсестра вновь окунулась в привычную атмосферу лечебного учреждения.
– Неужели нельзя ничего сделать?
– Почему же. Состояние больного стабильное. Скоро его прооперируют. Шаповалов уверял, что есть надежда.
– Когда операция?
– На днях.
– Почему не спешат?
– Тихон, ты только не нервничай. Больной очень тяжелый. Кроме ноги, у него осколочные ранения всей паховой области. Понимаешь, что это значит?
– Я понимаю, что время уходит, а человек умирает!
– Главный хирург лучше знает, когда проводить операцию.
– Катя, ты сказала, что шанс есть, – Тихон попытался успокоиться.
– Это сказал Шаповалов. Он самый опытный хирург. Не беспокойся, мы сделаем всё, чтобы вытащить Витьку. Вот его палата.
Они остановились в конце длинного коридора напротив широкой двери. Из соседних палат с любопытством выглядывали больные в застиранных голубых пижамах.
– Я не надолго, – заверил Тихон.
– Две минуты, пока я не вернусь.
Тихон смотрел, как по коридору удаляется худенькая фигурка в белом халате. Она так и не приобрела женскую округлость, и не научилась расправлять сутулые плечи. Катя чувствовала его взгляд и жалела, что не обула сегодня новые туфли. Она знала, что из всего возможного богатства женского красоты, ей достались только стройные ножки, да и то, если смотреть на них ниже колена.
Заколов вошел в реанимационную палату. В маленькой комнатке под капельницей на высокой кровати лежал больной. На его неподвижном теле были закреплены несколько датчиков, присоединенных к сложному прибору, ото рта тянулась трубка для искусственной вентиляции легких. Белая простынь издевательски провисала там, где должна была находиться левая нога. Тихон подошел ближе. В худом изможденном лице, с проступившей щетиной, трудно было узнать прежнего жизнерадостного Витьку.
Проклятая война! За что? Ведь ты только начал жить. Почему война калечит самых молодых?
Назвав друга на ты, Тихон вспомнил его последнее письмо. Что же там было: выдумка или предчувствие скорой беды? Даже не предчувствие, а крик души солдата, приговоренного к смерти. Очнись. Расскажи. Если это правда, и тебе угрожал кто-то из своих, то я достану его, где бы он ни был! Подлость и предательство должны быть наказаны!
Опечаленный и подавленный Заколов покинул плату.
– Почему никто не борется за жизнь Витьки? – угрюмо спросил он Катю при выходе из корпуса.
– Это не так. Все стараются. Но он всего лишь рядовой. Нам привозят много раненых из Афганистана.
– Его бы туда.
– Кого?
– Вашего хваленого хирурга Шаповалова.
– Он был в Афганистане. И не раз.
– Тогда я хочу поговорить с ним. Он должен начать операцию немедленно. Витька не может ждать!
Девушка примирительно коснулась руки Заколова.
– Сегодня две бригады медиков уехали на полигон. Там важные испытания. И Шаповалов с ними.
– Высокоточное оружие для военных важнее судеб простых солдат, – с горечью констатировал Заколов и, не попрощавшись, направился к проходной.
– Тихон, – окликнула Катя. Он обернулся. – Мы еще увидимся?
– Я буду сюда приходить каждый день.
– А вечером? – смущенно спросила она и, мгновенно покраснев, выпалила: – Мои родители в отпуске. Ты знаешь, где я живу.
Гладкова убежала. Растерянный Заколов подумал, что бывшая одноклассница восприняла его поцелуй в кончик носа слишком серьезно.
Радиограмма.
Игла Центру.
Подкрепление прибыло. Группа усилена. Возникли небольшие трудности с объектом в госпитале. Справимся собственными силами. Подготовка к операции "Крах" в стадии завершения.
Новоиспеченный лейтенант Олег Григорьев приехал в воинскую часть на 38-ю площадку за полтора часа до начала важных испытаний и сразу окунулся во всеобщую суету. Тут и там пробегали офицеры с большими звездами на погонах, некоторые на ходу отдавали приказы, младшие офицеры с выпученными глазами спешили их исполнять. От вопросов молоденького лейтенанта все отмахивались, как от назойливой мухи. Наконец, расстроенный Григорьев заметил генерал-майора, шагавшего в окружении озабоченных офицеров, и решил: сейчас – или никогда. Он дождался, пока невысокий горбоносый генерал закончил кричать на толстого подполковника, набрал в грудь побольше воздуха и бойко отрапортовал о собственном прибытии к месту несения службы. В воцарившейся тишине с особым шиком щелкнули новенькие каблуки лейтенанта, вытянутая рука протянула документы.
Командир части, генерал-майор Николай Иванович Орел бегло посмотрел бумаги, сверкнул глазами на взмыленного офицера и гаркнул:
– Где пропадал, мать твою? Гражданский борт на семерку прибыл четыре часа назад. Ты что, в озере прохлаждался?
– Никак нет, товарищ генерал-майор. – Лейтенант не ожидал такой проницательности у генерала и попытался отшутиться: – Вспотел с непривычки.
– Вот! Распустили людей в отпуска. Теперь работайте с потными салагами! – генерал нашел взглядом среди своей свиты флегматичного капитана и приказал: – Капитан Курагин, определить лейтенанту место дислокации на предстоящие пуски.
Процессия удалилась в штаб. Капитан, получивший приказ, сплюнул под ноги и толкнул Григорьева в плечо.
– За мной, лейтенант.
Ничего не объясняя, он протопал к стоянке автомашин и запрыгнул в армейский джип без тента, где его поджидал водитель срочной службы. Через десять минут тряски по пыльной дороге УАЗ остановился в степи около зеленой автобудки, верхняя часть которой напоминала форму гроба. Рядом возвышалась ершистая стена разнообразных антенн, по сторонам виднелись несколько бункеров и других вагончиков. Капитан отпустил водителя и вошел в помещение, представлявшего собой кунг автомобиля "Урал", поставленный на бетонные блоки.
– Вот наше место дислокации на период испытаний, – сообщил Курагин, не оглядываясь на Григорьева. В кунге около приборов находились два старших лейтенанта. Капитан обратился к ним: – Матвеев и Пряхин, часовую готовность объявляли?
– Только что.
– Знакомьтесь. Лейтенант Олег Григорьев. Прибыл сегодня в часть после училища. Будет служить с нами.
Посыпались обычные для новичка вопросы: кто такой, откуда, что закончил, кого из местных знаешь. Григорьев отвечал и улыбался, стараясь понравиться новым сослуживцам.
– А что сегодня испытываем? – в свою очередь поинтересовался он.
– Зенитно-ракетный комплекс С-300. Слышал про такой?
– Еще бы. Ракетный щит будущего.
– А ты, выходит, первый раз на испытаниях? – спросил Матвеев.
– Да. Первый раз – и сразу такое событие. Повезло.
– Может, повезло, а может и…, – Матвеев грустно посмотрел на Григорьева.
– В чем дело? Ты что имеешь в виду?
– Спецтрусы получить успел?
– Какие еще трусы?
– Специальные, из просвинцованной ткани.
– А, я понимаю. Прикалываетесь.
– Выходит, не успел, – скорбно покачал головой Матвеев.
– Да-а, – сочувственно вздохнул Пряхин. – Был у нас один такой смелый…
– Товарищ капитан, о чем это они? – сдерживая беспокойство, поинтересовался Григорьев.
– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан и мельком взглянул на Григорьева. – Зато из него вырастет хороший офицер, он не будет вечно думать о бабах, как некоторые.
– Вы что серьезно?
– Если тебя не берет нейтронное излучение, то, конечно, можешь и без трусов щеголять, а у меня жена молодая, – Пряхин отвернулся и демонстративно уставился на приборную панель.
– Ребята, хорошь прикалываться. Какие еще спецтрусы? – Григорьев старался выглядеть бодрым и уверенным, хотя давалось это ему всё сложнее.
