Вокзал срочно вызвал своего адвоката (его присутствие побои, конечно же, не отменяло, но всё-таки делало их не такими жестокими), а пока тот сюда добирался, ничего не понимающего врача усадили за стол, открыли найденные в холодильнике две бутылки водки, закуска тоже там нашлась, и все вчетвером (Горец уже вернулся со своей героической вылазки) принялись старательно изображать праздничное застолье. Любой непредвзятый взгляд со стороны однозначно бы определил, что здесь собрались давние друзья, они очень рады встрече и получают массу удовольствия от общения. Один из них, правда, почему-то не пьёт, но это целиком и полностью его дело, может, он язвенник или нечто подобное. Второй почему-то почти непрерывно смотрит на настенные часы, но и это вполне объяснимо — может, он ждёт, когда из них выскочит кукушка. На самом деле врач, конечно же, ожидал появление не кукушки, а Кирилла со спецназовцами, но у него на лбу не было написано, кого именно он ожидает из часов.
А Вокзал ждал сообщения от адвоката, что тот уже приехал и готов оказывать юридическую помощь, но адвокат не подавал о себе никаких вестей. Проклятые пробки, когда уже с ними разберутся, негодовал бандит. Пару раз он звонил, но юридический советник не отвечал. На самом деле пробки были тут совершенно ни при чём, адвокат давно приехал, но во дворе был схвачен спецназовцами, как только вышел из автомобиля. Бить его пока не стали, всё-таки адвокат, даже оружие и наркотики у него ещё не нашли, но мобильный телефон, естественно, отобрали.
Долгожданный телефонный звонок, наконец, раздался, но оказалось, что звонил вовсе не адвокат. Захмелевший Вокзал сначала послал подальше полковника ФСБ, совершенно не беспокоясь о последствиях, а затем пообещал приехать и помочь Мишиному другу, даже не думая, как он сможет преодолеть заслон спецназа. Зато последняя фраза Воронцова о враче навела бандита на интересную идею.
— Слышь, ты, лепила, а давай мы тебя мочить не будем? — предложил он медику.
— Давай, я только «за», — охотно согласился врач, пьяно улыбаясь, на помощь родной милиции он уже давно не надеялся.
— Но за это ты будешь должен отработать.
— Надоело работать. Давай лучше дальше бухать!
— Одно другому не мешает, — отметил Вокзал. — Мы же русские люди!
— Да какая разница — русские, еврейские или ещё какие? Что у тебя там за работа?
— Одному типу по голове дали, надо посмотреть, что с ним.
— Пятьсот долларов, — назначил цену добрый доктор.
— Ты совсем оборзел, лепила? Ты жизнь получаешь!
— Моя жизнь, вся, как она есть, не стоит ни хрена. Вообще! А вот моя работа стоит пятьсот долларов, и ни копейкой меньше.
— Тогда мы тебя убьём, — неуверенно пригрозил Вокзал.
— За пятьсот долларов? — изумился медик. — А ты не продешевил? Бомжи и то больше берут за морду кому-нибудь набить.
— А вообще, пятьсот, так пятьсот! — бандит вспомнил, что все расходы оплачивает Воронок. — Бери свою санитарную сумку с красным крестом, и пошли.
— И полумесяцем, — дополнил врач, неимоверно собой довольный.
— Чё?
— С красным крестом и красным же полумесяцем, — пояснил медик. — Вот!
Вокзал полюбовался сумкой, полумесяца не увидел, и вспомнил, что им пора идти. Сборы много времени не заняли, и вскоре вся дружная компания вывалилась во двор. Появление милиции стало относительной неожиданностью только для медика, который уже не надеялся на их вмешательство в ситуацию.
— Кого я вижу! Кирилл Анатольевич! Надо же, и вы здесь! А мы, это, плюшками балуемся, — Вокзал выдал заранее подготовленную тираду.
— Ну, всё, Вокзал! — торжествующе провозгласил Кирилл. — Уж теперь-то ты сядешь надолго!
— Что такое, начальник? Собираешься найти у меня за поясом атомную боеголовку?
— Не кривляйся! Похищение — это тебе не шутки!
— И чё я такого похитил? Пару-тройку спутников ГЛОНАСС?
— Вот его ты похитил! — Кирилл уверенно показал на доктора. — Статья сто двадцать шестая, от четырёх до восьми лет. И не сомневайся, ты непременно получишь восемь!
— Простите, Кирилл Анатольевич, но здесь не происходит никакого похищения. Это мои друзья, которые меня наняли на небольшую работу, за которую заплатят, — доктор сделал паузу и пронизывающе посмотрел на Вокзала, — три тысячи долларов.
— Точно, — подтвердил бандит. — Именно три тысячи. Не две и не четыре.
— Что? — изумился Кирилл. — Вокзал тебе заплатит три килобакса? Да он никогда в жизни таких денег добровольно никому не отдавал!
— Не переживай, начальник! Платить будет Воронок, помнишь такого? — ухмыльнулся Вокзал.
— Я так и знал, что Павлуха сотрудничает с криминалом!
— Так может, найдём у него ствол? — предложил командир спецназа. — У меня как раз с собой есть.
— Пока не нужно ничего находить. Может быть, позже, — отказался Кирилл и обратился к медику: — Слушай, лепила, неужели ты не понимаешь, что они тебя в конце концов прибьют? Только мы, милиция, сможем тебя защитить! Ты уверен, что выбрал правильную сторону?
— А тут, знаете ли, нет правильной стороны. Одна другой ничем не лучше. Вы обещали меня прикрыть от них, и что? Прикрыли? Вы даже не пытались меня спасти, всё, что вам было нужно, это взять их над моим ещё тёплым трупом. Так что если хотите их арестовывать, на мою помощь не рассчитывайте. Я вам понятно ответил?
— Ладно, езжайте своей дорогой, — разрешил Кирилл.
— Что, они так и уйдут? — возмутился командир спецназа.
— У тебя есть другие предложения?
— Они все пьяные, кроме одного. Давай этого одного как следует отмудохаем, чтобы он за руль сесть не смог, и тогда любой из остальных доедет только до ближайшего гиббона.
— Они вызовут такси, — предположил Кирилл. — Пусть лучше едут, а мы посмотрим, куда. Адвоката отпустить, мобильник ему вернуть. Вопросы есть?
Адвоката вывели из автобуса и освободили от наручников.
— Так, ребята, кто заныкал его мобильник? — поинтересовался командир.
Все спецназовцы молча смотрели на него искренним взглядом, недоумевая, кто же мог так нехорошо поступить.
— Чёрт с ним, с мобильником, оставьте себе, — великодушно разрешил адвокат. — Надеюсь, когда-нибудь очередным мобильником вы подавитесь.
— Можно его отмудохать? — попросил командир спецназа Кирилла.
— Нет. Хватит пока. Вы сегодня уже стольких отмудохали, что больше половины бойцов оказались в больнице.
— Слушай, начальник, раз сюда едет Вокзал, мне надо срочно сваливать, — заявил Вовчик. — Нельзя нам с ним быть в одном месте. Мокруха получится, а это ни к чему.
— Хорошо, — согласился Спицын, набрал какой-то номер и распорядился: — Вовчика пропустить. Это такой длинный мужик с лошадиной рожей. Ну, да вы его знаете, я вам фото показывал.
Вовчик со всеми попрощался за руку, пожелал Воронцовым удачи и покинул квартиру Лебедева. Сам Борис Павлович сосредоточенно что-то сочинял, стуча по клавиатуре компьютера с силой и скоростью добросовестного дятла, полковник устремил взгляд куда-то в потолок и задумчиво шевелил губами, видимо, разрабатывал план какой-нибудь жизненно необходимой для России спецоперации, а Воронцовы что-то шёпотом обсуждали между собой. Наконец, их совещание подошло к концу, и Нина решительным шагом направилась к Спицыну, который прекратил рассматривать потолок и перевёл вопросительный взгляд на неё.
— Полковник, вы не ответите на пару вопросов, которые так и остались для нас непонятными? — попросила Нина. — Ведь всё равно пока делать абсолютно нечего.
— Ну, если хотите скоротать время, устроив викторину без призов, то я не против. Спрашивайте.
— Мы так поняли, что директором «матюков» станет Лебедев…
— Вы всё поняли совершенно правильно.
— Но многие уверены, что теперь нового директора нам пришлют из Москвы. Как вы собираетесь этого не допустить?
— Очень просто. Наши «матюки» курирует контора незабвенного капитана Рогова, но головной НИИ русского языка в Москве находится под крылом ФСБ. Они сделают то, что мы им скажем. Правда, официально мы в этой операции не участвуем, но я точно знаю, что к столь мелкой моей просьбе в Москве прислушаются.
— Понятно. Тогда второй вопрос. Тексты, которые составляет Борис Павлович, действуют очень эффективно. Вы говорили о воздействии на толпы. Но такими письмами можно воздействовать точечно, на лидеров. Например, не устраивает нас президент Белоруссии, пишем ему письмо, и он, к примеру, отправляется в Гималаи, догонять Аристархова.
— Не выйдет. У Аристархова были две страсти — лингвистика и альпинизм. Письмом Лебедев усилил одну из них, и она перевесила. Но у любого постсоветского политика страсть всего одна — это власть. Она на первом, втором, третьем и всех последующих местах. Никакое письмо, даже самое что ни на есть идеальное, ничего тут не изменит. Правда, ещё их интересуют деньги, но в наших условиях власть и деньги — это единое целое. Так уж устроена наша политическая система.
