— Примерно так… Знаете, среди этих людей были и весьма высокопоставленные работники, военные в том числе. Так вот, автор этой работы, весьма неплохой, кстати, по-моему… Так вот, ее автор в заключении, подводя итоги работы и делая выводы, написал примерно такую фразу: "работа на советскую разведку как высшая форма антифашистского сопротивления". Как Вам?
— Трудно сказать сразу… Вам — шах.
— Действительно, фраза неоднозначная. Знаете, о чем я подумал, прочитав эту строчку?
— Любопытно…
— Я подумал о том, что такими фразами можно оправдать все что угодно. Любое предательство. "Работа на немецкую разведку как высшая форма антисоветского сопротивления", "работа на советскую разведку как высшая форма антиимпериалистического сопротивления", "работа на американскую разведку как высшая форма антикоммунистического сопротивления". Этакая универсальная формула оправдания измены.
И только со временем, не сразу, в моей голове выкристаллизовалась эта простейшая, на первый взгляд, формула: даже если ты искренне, не за деньги и не за должности, работаешь против "системы", против ненавистного тебе правительства, которое ты считаешь предательским и угрожающим интересам национальной безопасности, ты объективно все равно работаешь против своего народа, против своей страны.
Ведь когда ты предоставляешь врагу военные сведения, то в результате погибают не правители, а простые солдаты. Наши "свободолюбивые интеллигенты" свалили систему. И что в итоге? Может быть, пострадали коммунисты и номенклатурщики? Ни разу! Они просто быстренько перекрасились в демократов и сели опять в те же кресла. И в этих самых креслах они преспокойно продолжали заниматься тем же, чем занимались при коммунистах.
— С этим трудно поспорить…
— Похоже, на сей раз партия Ваша, Йозеф Карлович. "Трудно", Вы сказали? Невозможно, а не трудно. Потому что это — правда. А кто же пострадал больше всего? Народ, уважаемый мой Йозеф Карлович. Тот самый простой народ, о котором так пеклись и который так хотели "освободить от рабства" эти господа. Беды, которые перенесло население бывшего Союза в результате демократических реформ, я даже не хочу перечислять. Это сравнимо с эпидемией чумы или Великой Отечественной войной. Да что я Вам рассказываю? Вы и сами это знаете не хуже меня. Таким образом, Йозеф Карлович, Вы можете оправдывать свои действия, чем хотите. Но предательство — всегда предательство. И история всегда в таких вопросах расставляет все на свои места. А знаете почему?
— Почему же?
— Потому, что зло смердит. И эта вонь просачивается через стены зданий, через города и села, через границы. И главное — эта вонь так метафизически сильна, что она проходит даже через ткань времени. И потомки чуют ее и идут на запах. Мне, знаете ли, в этом смысле Резак нравится…
— Кто, простите?
— Ну, Резак! Русский полковник — "ГРУ-шник". Ну, предатель, перебежчик, которые книжки крапает…
— А-а-а… Да-да-да, припоминаю…
— Так вот, этот "товарищ" мне в этом смысле даже симпатичен. Он в своем "Бассейне" так и пишет прямо, мол: "да, спасал свою шкуру, боялся, что пристрелят, и все". Сволочь, конечно, но, по крайней мере, честная сволочь, без претензии на ореол героя и борца с режимом. Так прямо и говорит: шкура, мол, я. Такие вот дела. Извиняйте, товарищи…
— Так он знал, что его собираются убить, и поэтому бежал?
— По-моему, да. Я точно уже не помню.
— Так что, по-вашему, он должен был спокойно дожидаться, пока его застрелят?
— Я боюсь, Вы, Иван Иванович, слабо представляете себе специфику этого рода деятельности. В конце концов, я не думаю, чтобы его "тащили на аркане" в разведку. А раз он пришел туда добровольно, стало быть, знал, куда ввязывается. Сдаюсь…
12.02.2009. Россия, г. Анапа. ул. Лермонтова. 21:11
— …а раз ты пришел сюда добровольно, стало быть, знал, куда ввязываешься, — Толик залился злобным вампирским смехом.
— Слышь, меня че-то покер задолбал, — лениво зевнул Андрей, развалившись на кресле.
Он спасовал еще на флопе. Имелась пара на четверках, но у других комбинации были явно поинтереснее.
— Ну, блин, не расстраивай партию!
Петька, давний знакомый Андрея и одноклассник Толи, приглашенный сегодня поиграть в "покерок", был настолько серьезен, что становилось смешно. Особенно если учесть, что для того, чтобы проиграть хотя бы рублей сто с теми ставками, которые были приняты у них в компании, человеку должно было просто тотально не везти. Петя сидел, надувшись как шарик, с взъерошенной копной светлых волос и недоверчиво смотрел сначала на выложенные на столе пять карт, потом на Яну, потом опять на карты, потом на Андрея, а потом — в произвольном порядке. На "ривере" пришел бубновый туз.
— Ну рожай ты уже! — не выдержала Яна. — Чего ты, как будто последние трусы проигрываешь.
Как оказалось, она тоже откуда-то знала Петю.
Это Андрей на свою голову ввел эту моду месяц назад. Было до тошноты скучно. Январь, холод. Клиентов — кот наплакал. Только и хватало, чтобы концы с концами сводить. Дома сидеть надоело. Андрей хотел было завести домашнее животное, но потом подумал, что одинокий парень с верной собакой — это будет уже как-то пошло.
— Жениться тебе надо, барин, — посоветовала ему как-то Яна.
Они уже несколько месяцев как перешли на "ты". Но девочка не "тупила", в подруги не набивалась, соблюдала нужную дистанцию.
— Ты никак свою кандидатуру предлагаешь? — усмехнулся Толик.
— Я себя никогда и никому не предлагаю, — гордо ответила та, поправив волосы. — Это мне предлагают.
Андрей так тогда и не выяснил, предлагала ли она себя. Кто-то чем-то отвлек. Да и какая разница? Он бы все равно не заинтересовался. Эта девушка была не в его вкусе.
Почему? И какой, собственно, у него был вкус? Над этими вопросами директор размышлял специально, не походя, за утренней чашкой чая.
Не было у него никакого вкуса — вот что. Совсем никакого. Нормально это было или нет, Андрей не знал. Наверное — нет. Впрочем, какая разница? Себя-то ведь не переделаешь. Блондинка или брюнетка, высокая или низкая, худая или попышнее, умная или тупая как пробка? Андрей просто пожимал плечами. В его жизни были всякие.
В характере дело? И не в характере тоже. Все — не то. Не о том. Не о важном. По-настоящему важном.
Андрей одно твердо знал. Нужно — что-то другое. То, что позволяет назвать человека своей второй половиной. То, что поможет принять его таким, какой он есть. Что поможет не замечать недостатки и шероховатости, которых у людей так много! То, что позволит уважать, даже несмотря на пороки и слабости. То, что даст силы вынести, выдержать, не сломаться, не опуститься, не предать. И название этому — любовь.
Однажды, в очередной пьяной компании, кто-то ляпнул: "Любовь "жиды" придумали, чтоб за секс не платить". Так и сказал. Сказал — и забыл. А вот Андрей — нет. Долго, очень долго он гонял эту мысль в голове, словно леденец во рту. Ведь если пошлость убрать, то оставалось утверждение в высшей степени принципиальное и важное. А что сие значит? Значит то, что любой человек, считающий себя мыслящим, обязан на этот счет иметь свое мнение.
Вот Андрей его и вырабатывал. С выводами не спешил, накапливал жизненный опыт. И, в конце концов, сказал себе: ложь. Любовь — есть. Она точно есть. А пословицы такие вворачивают те, к кому она не пришла. Приходит любовь не ко всякому — это был второй тезис, усвоенный Андреем. Те, к кому она не пришла, собственно, и декларируют ложное утверждение о ее отсутствии.
А любовь — есть. И, быть может, именно благодаря ей человек и является человеком. Не благодаря труду, обществу, государству или еще там чему. А именно что — любви. Она невидимыми нитями проходит через все существование человека, сквозь него, вокруг него. И как-то само собой осознал Андрей сокровенное: "И Бог есть любовь".
— Да че ты рассказываешь? — бросил ему как-то очередной "рюмочный" патриот-домостроевец. — Наши предки как семьи создавали. Договорились родители — и все. Никто ничьего согласия не спрашивал. И ничего — жили. И детей кучу рожали. Здоровых.
Может оно и так, думал Андрей. А вот только ничего в этом хорошего тоже нет. Хотя б и детей много. Не в этом же дело только. Можно детей кучу нарожать, а все равно быть несчастным человеком. Так он думал. Ведь если весь смысл жизни заключается в размножении, тогда чем мы отличаемся от животных? Нельзя же так примитивно.
Он, конечно, даже и не собирался претендовать на истинность в последней инстанции. Так, мнение свое имел… А только для себя решил четко, раз и навсегда. Только ради размножения, или ради самого факта женитьбы, или для того, чтобы не остаться одному, он свою жизнь с девушкой связывать не будет. Должна быть любовь. Должна. А если не будет ее — значит, не судьба. Что он, убогий какой-то? Почему именно он должен оказаться обделенным любовью? А если и окажется — значит, так тому и быть. Значит, если хотите, так наверху решено было. Вот такой вот неожиданный фатализм.
