обязательно, что Брайтенбах — изменник.
— Принято. Доложу Фитину, что нужно заслать человека к Брайтенбаху. А Парис? Кто это?
Выслушав краткую историю еще одного внедренного в СС агента, Судоплатов присвистнул.
— Он — хороший мальчик, — поддакнула Полина.
— Такой хороший, что завалил нашего, уехал в Германию без санкции начальства, избежал провала, когда его мог выдать перебежчик… Изменника тоже прикончил. Странный кадр. Впрочем, выбор невелик. Пробуем выйти на него тоже.
Обсуждение затянулось до вечера, когда к Судоплатову заглянул Эйтингон. Увидев бывшего начальника и товарища по секретным операциям, взволновался до глубины души.
Обнялись. Вспомнили расстрелянных — Шапиро, Шпигельгласа, Трилиссера.
Эйтингтон заметил:
— Представь, я даже не сидел. За ликвидацию Троцкого мне знакомство с Тухачевским простили.
— Не простили, — вставил Судоплатов. — Предпочитают не вспоминать. До времени, пока нет нужды.
На столе появилась водка. Выпили, помянули тех, кому не довелось дожить до этих дней. Когда бутылка опустела более чем наполовину, в прихожей раздался звонок.
— Кто бы это еще? — пробормотал хозяин квартиры. Он приблизился к глазку, от двери энергично махнул рукой жене.
— Быстро в свою комнату!
Она схватила лишнюю посуду, Эйтингтон помог. Когда Меркулов ввалился в столовую на правах соседа и большого начальника, которому немыслимо в чем-либо отказать, там остался только один гость. Заместитель наркома увидел водку.
— Отдыхаем? На троих?
— Присоединитесь, Всеволод Николаевич? — предложил ему стул Судоплатов. — Присаживайтесь!
— Да ладно тебе. Враг топчет нашу землю, а ты пьянствуешь… — Меркулов сам был теплым, но это его не смущало. — Да, Павел, завтра совещание у наркома, тебя носило где-то весь день. Будут вопросы по линии ГБ. Кобулов докладывает. Если товарищ Берия спросит… ну, ты понимаешь.
— Не подведу. Товарищ Фитин в курсе моих мероприятий и передвижений.
— Хорошо… Да… Павел, эти изменники, что были в Лефортово. Смотри! Головой за них ответишь, если к немцам перебегут.
— Понял. Глаз не спущу.
— Ну-ну, гляди.
Меркулов удалился. Проводив его, Судоплатов устало потер виски. Серебрянские рискнули вернуться, только когда неверные шаги чекиста стихли на лестнице.
— Теперь понятно, почему я не привел вас к себе в кабинет?
— Встреча с Абакумовым и Кобуловым не входит в наши планы, — согласился Серебрянский. — Чувствую, твоей квартире суждено стать новым штабом СГОН.
Спустя неделю пришла радиограмма: Брайтенбах трудится на прежней должности, Париса в Берлине нет, местонахождение его неизвестно. Через союзников удалось аккуратно узнать о судьбе британской группы, с которой Парис разыгрывал комбинацию в интересах СД. Она полностью разгромлена, агенты арестованы гестаповцами. Кому теперь служит этот молодой человек?
Грязь, жара. Мириады мух. Как бы ни пытались навести порядок новые власти, там, где протопала стотысячная армия, всегда остаются горы отходов. Спасибо хоть, что убрали человеческие и конские трупы. Впрочем, когда Вермахту на смену приходит СС, трупов непременно прибавляется. Но не хаотично, как во время боев, а по-немецки планово, в тщательно рассчитанном количестве.
Только что закончилось совещание при начальнике тыла группы армий «Юг». Нас в очередной раз просветили относительно важности очистки новых территорий Рейха от коммунистов-комиссаров, евреев и цыган. Отмечаю заметный прогресс. Большевики и евреи не отождествляются. Начальство прозрело, что среди членов ВКП(б) и советской верхушки полно представителей иных национальностей. Олендорфа не нужно агитировать, он сам кого хочешь убедит, насколько жизненно важна для Германии миссия айнзацкоманд в философской перспективе развития Тысячелетнего Рейха. Но, вопреки очередному прогнозу графа, меня кинули не к бывшему шефу, а к Отто Рашу. Бригадефюрер предпочитает обсуждать вопросы сугубо практические, пока наше авто пробирается по пыльной дороге мимо длинных колонн шестой армии. Восточный фронт требует пополнений. Мундиры уже не серого — какого-то рыжего цвета, как и форма шагающей пехоты. Едем с опущенным верхом, перекрикивая рокот мотора.
— Вы встречались в Польше с Йозефом Мейзингером?
— Конечно, герр бригадефюрер.
Кратко рассказываю про фотосессию.
С заднего сиденья «штовера» вижу только затылок генерала с первыми иголками седины. Он предпочитает переднее сиденье. Судя по тону — морщится.
— Мейзингер — это пример того, как мы не должны поступать. Его айнзацгруппа вышла за пределы разумного. Зачем было уничтожать столько фольксдойче и поляков, не ограничиваясь евреями, никто объяснить не в состоянии.
Утешил. Стало быть, айнзацгруппа Раша пришла исключительно с мирными целями?
— В круг нашего внимания попадут лишь источники реальной угрозы Рейху — евреи и коммунистические активисты. Поверьте, их здесь чрезвычайно много.
Хватит, чтобы затмить подвиги Мейзингера. Что характерно, окончательное решение еврейского вопроса записано в задачах айнзацгрупп далеко не в первой строчке. Мы должны навести порядок на присоединенных территориях с генеральной целью «экономического покорения завоеванного восточного пространства». Но почему-то всех моих знакомых руководителей айнзац-подразделений плющит от желания истребить евреев. Явно ожидают, что именно эти заслуги будут оценены при продвижении по службе.
Первую жатву собирают зондеркоманды, им доверено действовать непосредственно за наступающими частями Вермахта. Айнзацкоманды придут на смену — подчищать. Мы катимся к Луцку, где приступила к «исправлению» зондеркоманда 4а. Раш желает лично инспектировать ее действия. Вдруг подчиненные недорабатывают?
Отто Раш вечно недоволен своими людьми, мной в частности. На удивление спокойно отнесся к моему шоферу и денщику в одном лице, темноголовому крепышу ефрейтору, который выдернут из армейской разведки специально для меня. В айнзацгруппе далеко не все — эсэсовцы. Водители, связисты, техники и прочий вспомогательный персонал набраны из Вермахта. Наверно, Раш отдает должное, с какой лихостью ефрейтор Маер объезжает дорожные заторы. Собственного шофера бригадефюрер изгнал за неумелость.
В Луцке мы подруливаем к особняку приличного вида, облюбованному СД. Дальше начинается Жидивщина, там сплошные халупы и чесночный аромат над крышами. Раш прямо у подъезда снимает стружку со штандартенфюрера Блобеля, начальника зондеров, а я лениво наблюдаю за возней Маера, тут же поднявшего капот «штовера». Обо мне бы так заботился, как о вездеходе!
— Герр гауптштурмфюрер! Позвольте спросить. Мы с вами раньше не встречались?
Наконец-то. Третий день мне прислуживает, поглядывает с вопросом в глазенках, но только сейчас решился.
— Нет. А если имеете какие-то догадки или предположения, оставьте их при себе, ефрейтор.
— Слушаюсь! Но…
— Что «но»? Вам непонятен приказ?
— Понятен, герр гауптштурмфюрер! — он оставляет в покое движок и вытирает ладони ветошью. — Никаких вопросов. Только… я служил в Абвер-2. Хорошо служил. Надеялся, что заметят. Одного из наших перевели к Скорцени, обещал и за меня словечко замолвить. Здесь же — только шофер и денщик. Война кончится, я так и останусь простым ефрейтором.
— А кем вы хотите быть, Гюнтер? Офицером? Или в СС вступить?
Он мнется.
— Ну, не денщиком точно. Я же не только машину водить могу. Стрелять, взрывать, драться…
— Знаю. В Абвер-2 бездарей не держат. Но и мне нужен не простой водитель. Такой, чтоб спину прикрыл. А я помогу, если справишься. Желаешь офицерской школы СС? Не исключено, со временем. Что у
