границе.
— Это очевидно, уважаемый Зам! — вмешался Шелдон, видя, что Оратор борзеет и турок вот-вот найдет очередной повод отказаться или оттянуть решение проблемы. — Мы готовим почву. Во-первых, наши рекомендации для сирийской власти как красная тряпка для быка, а во-вторых, успокаиваем курдов, чтобы они до последнего не верили своим глазам, когда увидят перед своим носом турецкие флаги, полощущие на ветру.
— И все таки именно сейчас, — проворчал турок. — Это же намеренная демонстрация неуважения. Вы призываете сирийцев признать курдскую администрацию на северо-востоке, воспринимать их всерьез, договариваться с ними. О чем можно договариваться с террористами?
— А вы, вместо того чтобы выполнить обязательства, натравливаете на курдов вашу протурецкую Сирийскую национальную армию. Пытались прорвать оборону около Тель-Рифаата, — не удержался Представитель. — Вместо того чтобы решить вопрос кардинально. А что касается этого конгресса, согласен с коллегой, это можно назвать убаюкиванием. Пусть YPG считают, что свято блюдут их интересы. Это для того, чтобы они раньше времени не впадали в панику. В надежде на светлое будущее под покровительством людей Оратора они не будут искать других спонсоров и покровителей, скажем, в лице того же сирийского правительства или российских сил.
— Мы их отвлекали, оттягивали от ваших границ все эти годы, давали деньги им на войну против ИГ, их это устраивало и вас. А мы надеялись на перспективу нашего сотрудничества и работали на перспективу, памятуя о договоренностях почти десятилетней давности.
Оратор заскучал. Он в отличие от Шелдона не видел никаких перспектив общения с турками. Ни с турками, ни с курдами, ни с арабами. Для госдеповца все они дикие племена, бедуины, блуждающие по своим пустынным землям, к несчастью, переполненным нефтью… А если их выдернуть с привычной почвы, они к тому же довольно агрессивны, а поскольку в большинстве своем малообразованны, то их легко настроить на любой лад, особенно если добавить в уговоры толику патриотизма и лозунги борьбы за веру. Срабатывает железно. Особенно при свержении правительств, неугодных Штатам, не желающих делиться нефтью и газом.
Израильтяне, как всегда в переговорах, все больше отмалчивались. Никогда не перегружали ситуацию излишними требованиями, но все, что озвучивали, они не просили, а требовали, последовательно и упрямо. И почти всегда добивались своего.
Однако цепкий Шелдон, к удивлению Кингсмана, продолжал раскачивать турка, где лестью, а где намеками на угрозы. У госдеповца создалось впечатление, что прозвище Спорщик Шелдон получил не случайно. Он дырку в голове просверлит и высосет мозг через коктейльную трубочку.
Уже через полчаса разговоров Кингсман, придремавший под монотонные взаимные претензии турка и Шелдона, вдруг обнаружил, что они уже смеются и чокаются соком.
— Через три месяца начнем, — решил Шелдон. — Плюс-минус месяц. Мы сверим часы уже ближе к делу. Завтра ваш священный праздник Рамадан. Мы сделаем вам небольшой презент. Не так ли, Оратор?
— Да-да, — подавил зевок Кингсман. — У нас запланированы кое-какие мероприятия. Мой коллега завтра сделает заявление о нарушении сирийскими властями режима прекращения огня в зоне Идлиба с применением химоружия.
Шелдон переглянулся с Зерахом. Эксперт кивнул. Они не так давно уже обсуждали необходимость воспользоваться снова услугами «Белых касок» для очередного химического мероприятия, вкупе с «Джебхат ан-Нусрой».
— Вам бы стоило несколько ослабить давление в Идлибе и сосредоточиться на нашей общей задаче, — вдруг проснулся Представитель, обращаясь к турку. — Ваша «Аль-Джебхат аш-Шамия» [25] продвинулись к Идлибу. Вы там завязнете и не выполните наши договоренности к августу.
— Выполним, не волнуйтесь, — поднял в примирительном жесте руки турок. — Мы люди слова.
Все остальные, сидящие за этим столом, на полировке которого отражалось заходящее над Женевским озером солнце, не поверили турку. Однако все кивали и улыбались.
Октябрь 2019 г. Москва
Егоров страдал уже несколько месяцев без тренировок по стрельбе. Он только последние недели две обнаружил, что при отдаче не болит лопатка. И, что называется, дорвался. В любую свободную минуту торчал в тире.
К тому же почти месяц не выходил на связь курд, и это тревожило, и придавало Васе пылкости в стрельбе. Если курд молчит, что это может означать? Предательство? Или его раскрыли и либо держат взаперти, либо уничтожили? Может, погиб в бою?
Запрос агенту из «Белых касок» ничего не дал. Тот сейчас работал в другом районе Сирии, и не было повода у него съездить навестить курда.
За то время, что прошло после вербовки, Егоров успел встретить в Москве семью курда и отвезти Акчан и детей на конспиративную квартиру. Их обеспечили всем необходимым, а главное, предоставили возможность передать весточку Салару, и он ответил ей, пока еще был на связи.
Василий отвозил курдянке ответ, но, посмотрев в ее черные грустные глаза, понял, что она не верит, считает ответ подделкой. Тогда в следующий раз пришлось просить связного получить у Салара письмо, написанное собственноручно, и прислать фотографию с любой газетой, на которой видна актуальная дата. Это Акчан немного успокоило, и она позволила присылать ей и детям репетитора по русскому языку, хотя до того отказывалась.
Руководство приняло решение адаптировать ее и детей к жизни в России, поскольку о возвращении речи быть не могло. Да и сам Салар просил оставить их в России. Сюда же через полтора месяца прибыл и дядя Карван.
Его доставили с базы РПК сперва в Эрбиль, а оттуда под другим паспортом он с сопровождающим прилетел в Россию. Правда, без приключений не обошлось. Дядюшка пару раз порывался сбежать. Пришлось в конце концов вколоть ему препарат, от которого он присмирел и выглядел как человек, страдающий от гипертонического криза.
Когда понял, что летит в Россию, притих, но разговаривать с контрразведчиками отказывался. Сперва Карван решил, что его арестовали, однако, когда курда перевезли к Акчан и детям, он сменил гнев на милость.
Говорить о жизнедеятельности РПК он все равно не стал, но
