— Можете не беспокоиться, сэр Джи, — холодно заметил Вилли. — Они уже попались мне. — Он завел мотор, и машина двинулась дальше.
— Даллу известно обо всем этом? — спросил Таррант несколько минут спустя.
— Очень может быть. Кто знает, вдруг ему удалось выяснить все тем же путем, что и вам. А может, Модести рассказала ему сама. Но это не наше с вами дело.
Таррант посмотрел на ручищи Вилли, лежавшие на баранке, и почувствовал мрачное удовлетворение. Эти руки знали свое дело. Это обрадовало его, но все равно он не мог избавиться от напряжения в связи с предстоящей встречей с Модести.
— Хорошо, Вилли, — сказал он, глядя в окно. — Действительно, это не наше дело.
Когда они подъезжали к дому на Горе, уже начало темнеть. По проливу медленно двигался пассажирский лайнер с освещенными иллюминаторами.
В большой комнате, выходившей во внутренний дворик и сад, сидел Джон Далл. В комнате не включали свет. На Далле были темные брюки и красно-белая клетчатая рубашка. Вид у него был загорелый и суровый. И вообще он выглядел великолепно. Таррант почувствовал легкий приступ ревности.
— Рад вас видеть, — сказал американец, пожимая ему руку. — Модести плавала в бассейне и пошла переодеться. Она просила передать, что обед будет через полчаса.
— Отлично, — сказал Таррант. — С вашего разрешения я быстро приму душ и переоденусь. Одежда сегодня непарадная? — осведомился он, посмотрев на Вилли.
— Конечно, — сказал тот, берясь за ручку чемодана Tap-ранга. — Пойдемте, я покажу вашу комнату. Там рядом есть душ…
Когда двадцать минут спустя Таррант вернулся в большую гостиную, стемнело еще больше. Вилли и Далл сидели у открытого окна со стаканами в руках.
— Что будете пить, сэр Джи? — осведомился Вилли.
— Белый чинзано со льдом, пожалуйста.
— Сейчас. — Вилли подошел к маленькому бару, и вдруг откуда-то сверху раздался голос Модести.
— Вилли-солнышко, включи свет, а то темно, как в склепе.
Таррант застыл, глядя на смутные очертания фигуры в белом, спускавшейся по широкой лестнице, что вела в гостиную. Раздалось несколько щелчков, и в разных частях комнаты загорелись бра. Модести тем временем уже спускалась по последним ступенькам.
На ней было очень простое белое платье без рукавов. Оно было короткое, чуть выше колена. На загорелых ногах были светло-голубые сандалии с маленькими каблучками. Волосы были распущены и перехвачены у затылка заколкой из черного янтаря.
Модести, улыбаясь, шла к Тарранту, широко расставив руки.
— Сэр Джеральд, — глаза ее излучали приветливость. Таррант молча взял ее руки в свои. Он сам не знал, чего ожидал увидеть, но вид такой Модести лишил его дара речи. Она выглядела точно так же, как в их последнюю встречу в Англии, только белое платье, прическа и безмятежный взгляд делали ее моложе года на два. На ее лице не осталось никаких печальных напоминаний о случившемся, и сломанный зуб был восстановлен безукоризненно. На руке у плеча тянулась лишь розовая полоска, напоминая о пластической операции.
Таррант поднес ее руки к губам для поцелуя.
— Милая Модести, — сказал он. — Вы великолепно выглядите.
— Значит, не зря я потратила последние полчаса, — рассмеялась она. — Я усиленно пыталась этого добиться. Он не выпускал ее руки.
— Я так волновался из-за вас. Работа оказалась тяжелой. Она удивленно посмотрела на него.
— Это Вилли вам наговорил такое? Не верьте ни единому его слову. Вилли — подлинный художник и хочет, чтобы все имело правильную форму, колорит и так далее. Нам сильно повезло.
— Повезло?
Далл издал короткий смешок и сказал:
— Самое удивительное, Таррант, что она действительно так думает.
— Ну, конечно, — подхватила Модести. — С самого начала все пошло наперекосяк. Три или четыре раза мы вообще могли проиграть, но в последний момент что-то происходило, и мы выпутывались, хотя у нас, строго говоря, был на это один шанс из ста. — Она посмотрела на Tap-ранга спокойными честными глазами и добавила: — Ну, разве это не везение?
— Наверно, везение, — медленно отозвался Таррант, кивая головой. — Но все зависит от того, как смотреть на жизнь. — Он отпустил ее руку, чувствуя, как постепенно проходит напряжение.
— Есть люди, которые родились в рубашке, — заговорил Вилли, подавая Тарранту аперитив. — Вот, например, я знал одну девицу. Отец ее делал удобрения. Так вот в один прекрасный день едет он в повозке, везет нечистоты…
— Потом, потом, Вилли-солнышко, — перебила его Модести, беря под руку Тарранта. — Забирайте ваш аперитив с собой, сэр Джеральд. Надеюсь, вам понравится паэлла. Это коронное блюдо Мулея, и если мы сию же минуту не перейдем в столовую, он начнет рыдать.
Два часа спустя Далл прогуливался с Модести у бассейна и курил одну из сигар Тарранта.
Свет из гостиной падал во внутренний дворик, освещая Вилли и Тарранта, отдыхавших в креслах. У Тарранта потухла сигара, но он, похоже, не обращал на это внимания. Вилли что-то ему рассказывал, время от времени помогая себе руками.
— Понятия не имел, что Тарранта так заинтересует девушка, отец которой возил нечистоты, — заметил Далл.
Модести посмотрела на Вилли, который в этот момент вытянул руки, чуть согнув кисти и оторвал ноги от земли.
— Он не про удобрения, — сказала она. — Он рассказывает о долине…
Далл тоже посмотрел на него и, помолчав, спросил:
— Он рассказывает о том поединке с Близнецами?
— И ты тоже об этом знаешь?
— Вилли рассказал мне в подробностях — прием за приемом, — отозвался он, и его щека дернулась. — Господи, мне и слушать-то было страшно, хотя я знал исход.
— Вилли редко рассказывает обо мне…
— Я успел в этом убедиться. Но ему пришлось кое-что рассказать мне, чтобы я не задавал ему вопросов обо всем остальном.
Модести помолчала, а когда заговорила, то не пыталась сделать вид, что не поняла Далла.
— Значит, и об этом ты тоже знаешь?
— Да, несколько американцев из армии Карца уже находятся в Штатах. Мне дали прочитать стенограммы их допросов.
Они медленно дошли до конца бассейна.
— У меня есть ранчо в Техасе, возле Аммарилло, — сказал Далл. — И еще дом на Лонг-Айленде, в Ист-Хэмптоне. А также хижина в Лонг-Вэлли, штат Айдахо. Выбирай, где отдохнуть. — Далл мягко взял ее под руку. — Я понимаю, ты и сейчас в отличной форме, но перемена обстановки всегда на пользу.
Модести промолчала, и Далл сказал:
— Я понимаю, ты очень ценишь свободу. Но ты можешь уехать, когда сочтешь нужным, и вообще делать там все, что тебе заблагорассудится. Учти. Я приглашаю только погостить…
Модести остановилась, посмотрела в бассейн, потом сказала:
— Какое-то время я хотела бы принадлежать только себе, понимаешь?
— Конечно, понимаю. Потому-то я и сделал такое предложение. А себя я исключаю из сделки. Я вообще буду в других краях.
Модести рассмеялась, и на лице ее появилась та самая чудная улыбка, которая рождалась где-то в самых глубинах ее «я». Она похлопала Далла по руке.
— Так тоже не пойдет. Давай оставим разговор до весны. Тогда я, скорее всего, и впрямь приеду, а тебе не придется уезжать в другие края.
— Позвони, когда соберешься. — В голосе Далла не было огорчения. Он бросил окурок сигары в темноту, и они повернули к дому.
Далл не строил никаких иллюзий. Он знал: уж если Модести воздавала, то полной мерой. Но она принадлежала только самой себе и не собиралась пока ничего менять.
Джон Далл прекрасно это понимал. И все же он ждал этой весны, как давно уже ничего не ждал.
Я ничего не сделала, Вилли, говорю тебе, ничего (фр.).
Замолчи, маленькая воровка! (фр.)
Известные американские комики первой половины XX века.
Свершившийся факт, нечто, не подлежащее изменению (фр.).
