Борков был слегка удивлен.
— Если есть криминал, то при чем здесь инженерные знания? Отмычки делать, что ли?
— Зачем же так примитивно? Я со взломщиками не вожусь.
— Не скажете же вы, что у вас там частное конструкторское бюро или подпольная фабрика.
— Нечто в этом духе, — улыбнулся Кока.
— И каковы же будут мои обязанности?
— О деталях я пока ничего говорить не буду. Плохо разбираюсь в технике. Мне важно ваше принципиальное согласие. А детали — ерунда.
— Но я-то нужен вам именно для деталей?
— Да. И я уверен, вы как раз тот человек, который справится с делом.
Тут из комнаты, где шумело веселое застолье, выглянула Юля.
— Володя! — крикнула она. — Как не совестно? Ушли на целый час. А ну-ка кончайте курить.
— Так продолжим наш разговор после? — тихо спросил Кока, беря Боркова под руку и направляясь к распахнутой двери.
— Можно продолжить, — ответил Борков.
— Я вам позвоню на днях.
— Хорошо. Только попозже вечером…
Кока оставил компанию, когда веселье было в самом разгаре…
В четверг 23 января около девяти часов вечера Кока позвонил по телефону-автомату Боркову домой.
— Я думал, вы уже отказались от своего проекта, — сказал Борков.
— Что вы, наоборот! — воскликнул Кока. — Чем больше размышляю на эту тему, тем больше убеждаюсь, что я прав.
— Узнали о деталях?
— Кое-что.
— Ну так выкладывайте.
— Это не для телефона. Могу я к вам сейчас заехать?
— Лучше бы на нейтральной почве…
— Давайте увидимся где-нибудь в ресторане.
— Сегодня не могу, — решительно отказался Борков. — Придется пить, а у нас завтра с утра ответственное совещание, нужно быть в форме.
— В какой день мне вас потревожить?
— Когда вам будет удобно.
Однако через два дня, позвонив, Кока снова услышал отказ. На сей раз Борков не мог встретиться потому, что у него сидела Римма.
На протяжении января Кока сделал еще две попытки, но Борков продолжал водить его за нос. Старик уже испытывал желание прекратить бесполезные окольные заходы и взять Боркова, что называется, за жабры напоминанием о Брюсселе. Решил позвонить в последний раз, и тут вдруг Борков согласился увидеться. Он дал Коке адрес своего приятеля и сказал, что им там будет удобно все обсудить.
В назначенный час Кока приехал на Большую Грузинскую улицу, нашел нужный дом и поднялся по темной узкой лестнице на четвертый этаж — дом был старый, без лифта. Отдышавшись, надавил кнопку звонка два раза, как велел Борков. Тот сам открыл ему.
Свидание продолжалось долго. Вначале Кока посетовал, что Борков напрасно тянул время, не давая согласия. На это Борков ответил:
— Хотел проверить, насколько серьезны ваши намерения. Думал, вы так это, сгоряча, а потом остынете. Теперь вижу — ошибся.
Кока оценил расчетливость и здравомыслие Боркова. Он даже сказал, что Борков — вполне достойный партнер, несмотря на завидную молодость.
— Еще неизвестно, каким партнером я окажусь, — возразил Борков. — Излагайте.
Кока достал из кармана кожаный кошелек, порылся в нем и извлек золотую десятирублевую монету царской чеканки. Повертел ее в пальцах, подбросил на ладони — она сверкала, как маленькое прирученное солнышко. Кока любовался ею. Может быть, в этот момент ему вспоминалась далекая юность, бандиты на станции Татарка и тяжелый мешок купчихи, недолгая жизнь среди махновцев и коварная одесская девица с французской фамилией и вологодским выговором… Наконец Кока поднял глаза на Боркова.
— Прежде всего мне нужна ваша консультация. Вот держите эту штучку. Разглядите ее хорошенько.
Борков взял монету.
— Ну, десятка.
— Вы так пренебрежительно говорите, как будто каждый день размениваете по десяти золотых рублей.
— Нет, первый раз держу в руках. Какой же из меня консультант?
— Посмотрите, что там написано по торцу монеты, — попросил Кока.
Борков прочел вслух:
— Золотник, семьдесят восемь, запятая, двадцать четыре доли чистого золота. Ну и что?
— Каким образом нанесена на монету эта надпись?
Борков подумал минуту.
— Возможны несколько способов. Какой применялся в данном случае, не знаю.
— Так, так, так, — оживился Кока. — Вы знакомы с этой областью?
— Весьма поверхностно.
— Ну а если бы вас попросили изготовить штамп?
— Это очень сложно. Нужны специальные материалы и инструменты.
— Предположим, в вашем распоряжении будет все, что необходимо…
— В домашних условиях такую работу выполнить трудно.
— Говорят, в Китае пробовали в домашних условиях варить чугун, — пошутил Кока.
— Пробовали, — подтвердил Борков. — Но тем чугуном можно было только орехи колоть. Да и то земляные.
— Уверяю вас, Володя, мне известны кустари, которые на дому умеют изготовлять более сложные агрегаты. И буквально из ничего.
— У меня нет такого опыта. Обратитесь к кустарям, раз они вам известны.
Кока покивал головой.
— Да, но как раз машинку для накатки надписи на монету они сделать не могут. У вас же целый институт под рукой, там же, вероятно, есть всякие мастерские, лаборатории…
— Интересное у вас представление об институтах. Это же не частная лавочка.
— Но подспорье для частной деятельности, — возразил Кока. Ему начинало надоедать это затянувшееся препирательство. — Короче говоря, я хочу попросить вас, чтобы вы изготовили штамп.
Боркова этот деловой тон тоже устраивал больше.
— Что я буду иметь? — спросил он.
— Ну, скажем, на автомобиль. Вам нравится «Москвич»?
Борков не ожидал, что речь пойдет о такой крупной сумме. Он сказал:
— Вы подозрительно щедры.
— Не бойтесь, я внакладе не останусь.
— Сроки?
— Важнее качество, а не сроки. Но быстрее всегда лучше.
Борков закурил. Поднявшись из-за стола, взъерошил свои короткие волосы, начал вышагивать по комнате из угла в угол. Кока не мешал ему думать.
— Послушайте, Николай Николаевич, — остановившись, начал Борков, — штамп вам нужен не для того, чтобы колоть орехи?..
— Безусловно.
— Он должен быть употреблен по прямому назначению, то есть для производства золотых монет?
— Да.
— Но зачем нужно золото превращать в монету? Ведь оно от этого не повысится в цене, а труда на чеканку придется положить немало.
— Монету можно продать дороже, чем такое же по весу количество золота.
— Настолько дороже, что чеканка рентабельна?
— Да. Иначе не нашлось бы человека, чтобы заниматься этим хлопотливым делом.
Борков присел к столу.
— Ну хорошо. Попробую сделать машинку. На этом мое участие в вашем предприятии кончится?
— Конечно, больше от вас ничего не требуется.
— А попробовать машинку нужно же.
— Вы получите от меня монеты и опробуете. Почему вас этот вопрос так беспокоит?
— Я не хочу иметь дело ни с какими вашими компаньонами. Это же чистая уголовщина.
— Милый Володя, поверьте, риск совсем невелик. Вы представляете себе, какого сорта люди будут покупателями самодельных монет?
— Какие-то подпольные миллионеры, наверное…
— Именно! Так неужели вы думаете, что такой покупатель вдруг захочет сдать продавца монет в милицию?
— Все равно, — сказал Борков. — Не совсем понимаю, для чего нужно людям, имеющим золото и желающим его продать, превращать это золото в монету.
— Я же вам говорю, что монета стоит дороже. И вообще штучным товаром торговать легче.
Но Кока, как всегда, говорил не всю правду.
Борков попросил денег на производственные расходы по изготовлению штампа. Кока дал ему триста рублей и еще пятьсот в качестве задатка.
Изучая связи Николая Николаевича Казина, контрразведчики годом раньше вышли на одно узкое сообщество людей, которое показалось им по меньшей мере необычным.
Прежде всего поражала пестрота состава. Один из них, пятидесятилетний мужчина, семьянин, отец двух детей, имел высшее техническое образование и работал заместителем заведующего лабораторией твердых сплавов в большом институте. Второму было тридцать лет, он жил холостяком, имел на иждивении мать и работал гравером в комбинате бытового обслуживания. Третий числился инвалидом, получал на этом основании небольшую пенсию, а в далеком прошлом был известен Московскому уголовному розыску и блатному миру как высококвалифицированный фармазонщик и кукольник с непонятной, но довольно экзотической кличкой «Звон на небе» или просто «Звон», что уже не так экзотично. В миру же его звали Антон Иванович Пушкарев. Выйдя в последний раз из тюрьмы перед самой войной, Пушкарев «завязал», сочтя, вероятно, что возраст уже не позволяет заниматься прежними делами, — ему сравнялось тогда сорок пять — и переквалифицировался в спекулянты. Не брезговал и краденым, но с тех пор в руки закона не попадался. Четвертым в этом тесном содружестве был Кока, который его, собственно, и сколотил.
