– А если животное с холодной кровью? – спросила Галина. – Змея, например… Она может спокойно переползти через границу?
– Змея может, – подтвердил Логинов. – Но по моим данным, в змей нарушители еще не превращались. В лосей, лошадей, горных козлов, кабанов, ишаков и верблюдов – бывало. А вообще-то идея… Нарушитель – змея! Спасибо, Галина, беру на вооружение твою подсказку. Доложу начальству. Глядишь, и медаль тебе выхлопочу. Благодарю за службу!
Все рассмеялись, а девочка покраснела от смущения.
– Ладно, ладно, – сказал Логинов, – не тушуйся, крестница. Покажи-ка нам лучше последние рисунки. Вот и Глеб Юрьевич посмотрит…
После импровизированного вернисажа пили чай. Вскоре Галина ушла к себе готовиться к следующему дню, занятия в художественном училище, где она теперь училась, уже начались. Тамара мыла посуду, отвергнув попытки мужчин помочь ей, заявила, что их дело охранять границу, ловить шпионов и писать книги. Слабому полу с этим не справиться, поэтому каждому своё.
– Если серьезно, – сказал Колмаков, когда они остались втроем, – то я равноправие женщин вижу не в том, чтобы ей предоставили возможность выполнять любую мужскую работу. Это как раз неравноправие. Главное в другом. В том, чтобы женщине ничто не мешало быть матерью.
– А кто спорит? – спросил Логинов. – Когда слышу, что женщина освоила некую экзотическую профессию, то всегда думаю: а не помешает ли это ей рожать и воспитывать детей?
– Эти сомнения не оставляют и женщину, поверьте, – вступил в разговор писатель. – Интуитивно она сомневается в правомерности существования в мужском качестве, и такое сомнение не проходит бесследно для ее психики.
– Причем женской психики, – добавил Колмаков. – А когда женская психика вытесняется неким чуждым для нее мужским началом, такое насилие над душой женщины бесследно не проходит. Поневоле вспомнишь: кесарю кесарево…
Некоторое время мужчины молчали.
– Недавно просматривал трактат Ренэ Декарта «Правила для руководства ума», – нарушил паузу Логинов. – Он свои правила, правда, не дописал, но те, что до нас дошли, – инструкция к действию для нас с тобой, Коля. В них Декарт прямо называет интуицию и дедукцию основными средствами познания.
– Декарт говорит еще и об индукции, которая завершает обретенное с помощью двух первых средств познания, – заметил Скуратов.
– Верно, – согласился Логинов. – Но я в связи с сомнением, о котором вы начали говорить, Глеб Юрьевич, вспомнил о Декарте. Сомнение, когда оно направлено изнутри вовне, на что-либо за пределами нашего Я, служит стимулом для развития знания. Это единственный способ его развития. А вот когда сомнение замыкается на себе, становится основой существования конкретной личности, это уже не есть, как говорится, хорошо. И применительно к женщине, которая взялась не за свое дело, этот психологический аргумент можно считать достаточно полновесным.
Мужчины не заметили, что Тамара уже освободилась и стоит в дверях, прислушиваясь к их рассуждениям.
– Ладно, Спинозы, – сказала она, проходя в комнату. – Меня вы убедили: не сяду на трактор, не полечу в космос, не буду учиться на капитана дальнего плавания, не стану писать и детективных романов, хотя у Агаты Кристи это вовсе не плохо получалось. Займусь женским делом: заварю вам свежего чая.
– Умница! – сказал Логинов. – И покрепче, пожалуйста… Фирменный завари, колмаковский. А потом я тебе чашечки сполоснуть на кухне помогу. Моя Настя не признает разделения труда и приучила меня. Теперь отменно мою посуду. Не то что твой ленивый хан Гирей.
Когда пили чай, Скуратов задумчиво сказал:
– Удивительное дело, но как быстро приучились мы общаться друг с другом без спиртного. Стоило только попробовать, и обычное чаепитие вдруг превратилось в подлинное застолье, где людьми управляет дружеская беседа, а не алкоголь.
– Когда двадцать с лишним лет подряд литература, театр и кино внушают людям, что без выпивки в жизни не обойтись, да еще некоторые ученые люди утверждают, будто пьянство – национальная черта русского народа, поневоле перестанешь видеть альтернативу алконаркомании, – с горечью произнесла Тамара. – У нас коллектив женский, а тоже не обходились без шампанского. А сейчас прекрасно довольствуемся чаем, друг перед другом хвастаем выпечкой… Любо-дорого посмотреть. И отношения стали искреннее.
– А не происки ли это масонов? Я говорю о настойчивом приобщении нашего народа к пьянству, – сказал Логинов и легонько хлопнул по плечу Колмакова. – Что на этот счет говорят твои знаменитые досье, Николай?
Потом он повернулся к Скуратову:
– Наш хозяин прославился уникальной коллекцией всевозможных сведений о деятельности масонов. Хобби у него такое своеобразное. Впрочем, ему и по долгу службы знать сие практически полезно.
– Поделитесь, поделитесь информацией, – оживился писатель, – у меня досье на эту ультратаинственную организацию нет, хотя кое-что из популярной литературы имеется. Книга Яковлева «1 августа 1914 года», молодогвардейский сборник «За кулисами видимой власти», работы Генри Эрнста, в частности его статья в «Журналисте», которая довольно метко названа «Масоны: незримая власть». Ну и, конечно, Иванов, Бегун, Шафаревич, Дикий, Дуглас, Рид. Тема эта сложнейшая, тайны масонства – печать за семью замками. Тот же Эрнст Генри подчеркивает, что проникнуть в секреты «вольных каменщиков» труднее, нежели раскрыть тайны разведывательных служб.
– Это верно, – согласился Колмаков. – Но еще в Евангелии от Иоанна сказано, что все тайное становится явным… Надо вашему брату, литераторам, писать об этом почаще и побольше, чтоб народ постоянно находился настороже.
– Писать о масонах, значит вскрывать их связи с международным и внутренним сионизмом, – заметил подполковник Логинов. – А любая критика и выявление происков сионистов автоматически влечет обвинение в антисемитизме. Нас всех так запугали этим жупелом, придуманным Альфредом Штеккером, придворным священником кайзера Вильгельма Второго, что мы рот боимся открыть. Того и жди, что к стенке будут ставить только за то, что ты усомнился в бескорыстности избранного народа. Подобное мы уже пережили в восемнадцатом году.
– Вы, так говорите, будто состоите со мной вместе на учете в нашей писательской организации, – усмехнулся Скуратов. – У нас, действительно, сложно бороться с сионизмом… А «зеленым фуражкам» кого бояться?
– Так у них и критиковать некого, – поддел товарища Колмаков, и все рассмеялись
– Смех смехом, а проблема эта наиважнейшая, – серьезно сказал писатель. – Сионисты в последнее время будто взбеленились. Их выступления, открытые и кулуарные, все глубже пропитаны ненавистью ко всему русскому. А русофобия в наши дни открыто смыкается с антикоммунизмом и антисоветизмом. Об этом хорошо сказал историк Аполлон Кузьмин в статье «Писатель и время», ее опубликовал «Наш современник» еще в восемьдесят втором году.
– Подождите минутку…
Колмаков встал, вышел из гостиной и тут же вернулся с книгой в руке.
– Наверное, этой работы у вас еще нет, Глеб Юрьевич, – сказал он. – Она вышла в нашем Лениздате. Автор – Александр Захарович Романенко. Он систематизировал здесь известную ему литературу по сионизму. Серьезное исследование, дарю на память.
– Огромное спасибо, Николай Иванович! – принял книгу Скуратов и прочитал на обложке: «О классовой сущности сионизма». – Заголовок-то – не в бровь, а в глаз… Слышал я об этой книжке. Спасибо!
– Пользуйтесь, – приветливо улыбнулся хозяин. – Может, пригодится. Обратите внимание: Романенко первым из авторов, пишущих о сионизме, поставил вопрос о его связи с масонством. Более того, он вслед за Кудрявцевым и Артемовым, которые писали о масонах в журнале «Молодая гвардия», выдвигает научную гипотезу о том, что эта тайная организация, ставящая целью мировое господство, существует около трех тысяч лет и возникла еще при древнеиудейском царе Соломоне.
– Ого! – воскликнул Логинов. – Вот это отцы…
– Сформировались масоны как «вольные каменщики» во время строительства храма Соломона, отсюда и название, – объяснил Колмаков. – Именно поэтому высшие уровни масонской лестницы власти могут занимать только левиты.
– Члены секты служителей культа в храме Соломона – уточнил Скуратов.
– Они самые, – кивнул Колмаков. – Именно левиты, секта которых существует до сих пор, осуществили идеологическую связь между иудаизмом и тогдашними религиями, насаждая культ бога Яхве далеко за пределами собственно Иудеи. Так вот, Романенко считает, что сионизм – это более откровенная, точнее более разнузданная пропаганда борьбы за мировое господство, которая исходит от одного источника – масонства. Да что там говорить! Печально знаменитая итальянская ложа масонов П-2, которую возглавлял Личо Джелли, расшифровывалась как «Политика сионизма-2» или «Пропаганда сионизма-2». Все предельно ясно.
