– Позволь, но в нашей массовой печати в расшифровке было только слово «пропаганда», – возразил Логинов. – Меня еще смущала некая незавершенность в этом названии «Пропаганда-2». Ни о каком сионизме в связи с этой ложей ни слова в газетах не было, я хорошо это помню. Как же так?
– Что и требовалось доказать, дорогой мой Вергилий, – вздохнул Скуратов.
Гуннар Пальм, редактор рабочей газеты и давний друг Ландстрёмов, пригласил Хельгу прокатиться в конце недели на старом «Викинге» в Стокгольм.
– Разве он еще ходит по морю? – удивилась Хельга. – Ведь ему уже сто лет!
– Сто двадцать пять, – поправил девушку Гуннар. – Три раза тонул, четырежды горел, тридцать два раза стоял на ремонте… И до сих пор бегает по маршруту Ухгуилласун – Стокгольм.
– Невероятно!
– В Союзе моряков надеются, что старик дотянет до ста пятидесяти… На днях ему исполнится век с четвертью. Хочу сделать очерк о капитане. Эйрик Карлссон плавает на «Викинге» двадцать пять лет. У него тоже юбилей… Прокатимся? Обратно из Стокгольма нас отвезет на машине мой друг Василий, корреспондент ТАСС. Он собрался в Ухгуилласун, будет освещать съезд Народно-демократической партии, наговоришься с ним по-русски вдоволь.
– Это интересно! – загорелась Хельга и тут же остыла. – А вдруг он позвонит?
– Так ведь Олег сейчас в Америке, а телефонный разговор оттуда стоит больших денег, – принялся втолковывать Гуннар Пальм. – Кто ему оплатит счет? Русские ребята валюты получают немного, в их стране каждый доллар на строгом учете.
– Это верно, – вздохнула Хельга. – Я и не подумала… Олег обещал вернуться через две недели. Три дня уже прошло…
– Вот и отвлекись от воспоминаний. Олег – прекрасный парень, вполне достойный такой девушки, как ты, дорогая Хельга. Но у него есть дело. О нем мужчина должен думать в первую очередь.
– Странная у него работа… Вечные разъезды, вечерами занят, никогда не говорит о сослуживцах, о своих обязанностях.
– И правильно делает. Зачем забивать тебе голову скучными конторскими подробностями морского бизнеса? Куда интереснее говорить о взаимном влиянии друг на друга скандинавской саги и русской былины или о тех силах вселенского зла, которые натравили бесшабашного Карла Двенадцатого на государство московитов.
– А русский царь Петр дал ему такого щелчка, что шведы вот уже больше чем полтора века ни с кем не воюют, – засмеялась Хельга. – Это хорошо или плохо, Гуннар?
– Как тебе сказать, – наморщил лоб редактор Пальм. – Конечно, собственным примером мы учим остальной мир, как разрешать конфликты между народами без кровопролития… Мы умеем неплохо разрабатывать то, что дала нам природа, наши рабочие высокопрофессиональны, их продукция блестящего качества, жизненный уровень выше, чем у соседей, устойчивы и демократические традиции. И вместе с тем кое-кого убаюкивает все это. Нет, я вовсе не ратую за катаклизмы, но именно в нашей свободной стране убивают главу правительства, нагло, среди белого дня, в центре столицы, а полиция до сих пор не может поймать убийцу, найти тех, кто за ним стоит. Конечно, хорошо, что у нас царит мир, но встряску шведам устроить бы не помешало…
– Ты говоришь о революции? – почему-то шепотом, широко раскрыв глаза, спросила Хельга.
– Все это не так просто, – отсмеявшись, проговорил Гуннар. – Надо усиливать критическое отношение народа к частнособственнической системе, к принципам безудержной погони за прибылью, безнравственным устоям крайнего индивидуализма. Назревает недовольство свободомыслящих шведов и проникновением заокеанской массовой культуры. Кабельное телевидение несет нам новые заботы – подавляющее большинство его программ на английском языке. Скоро мы забудем шведский, черт побери! Консервативные военные спят и видят нас в объятиях НАТО, лишь традиционный нейтралитет сдерживает их от рокового шага. А рецидивы шпиономании? Пресловутые «русские субмарины» у наших берегов? И это при том, что в стране масса проамериканских организаций, управляемых из Вашингтона, которые ведут подрывную работу. Я не говорю уже о явных агентах ЦРУ, которыми хоть пруд пруди… Да, Швеция хорошая страна, я люблю нашу родину. Но и хочу, чтоб сильные сквозняки вымели из нее затхлость самодовольства, ядовитые пары эгоцентризма и серых призраков чужих разведок. Тебе нравится моя программа, Хельга?
– Конечно, – серьезно ответила девушка. – Когда надо быть готовой?
– Рано утром в субботу, – сказал Гуннар Пальм. – День мы идем вдоль побережья, вечером «Викинг» швартуется в Стокгольме, дружеский ужин у Василия, ночуем на борту судна, а на следующий день, к воскресному обеду, прибудем в Ухгуилласун.
Перед отъездом Хельга наказала отцу, чтобы тог сходил в субботу днем в магазин Консума – кооперативной продуктовой фирмы, имеющей торговые предприятия по всей стране, – и выбрал доброе мясо для отбивных по-нормандски. Ведь Хельга вернется с русским гостем только в воскресенье, а в их стране магазины закрываются в субботу после обеда и не работают до утра в понедельник. Хорошо это или плохо – Хельга не задумывалась. Она просто не представляла себе, что где-то может быть по-другому.
Покидая дом, девушка по привычке, сохранившейся с юных лет, попросила Мидгордсурмена – Вселенского Змея из народных сказок – оберегать ее отца, Бенгта Ландстрёма.
«И моего любимого, – мысленно прошептала Хельга. – Может быть, он вернется из этой противной Америки пораньше… Ну зачем, право, его послали туда?»
– Случай в Пярну был иного характера, – сказал Митрофан Елуферьев. – Там экипаж теплохода «Лембит» Эстонского пароходства обнаружил спрятавшегося человека в трюме. Это был уже привлекавшийся к уголовной ответственности за спекуляцию чеками Внешторгбанка Петер Ускюла, парикмахер, которому суд определил условный срок лишения свободы в два года. Пожалели по молодости лет…
– Куда он собирался? – спросил Колмаков, который у себя в кабинете расспрашивал молодого помощника, вернувшегося из соседней республики.
– Как обычно – в свободный мир… Этот Ускюла даже не знал, куда идет «Лембит». По его словам, он наблюдал за судном и, когда увидел, что на борт прошли пограничники, подумал: уходят за границу, и шмыгнул следом.
– Постой, Митрофан… А как же вахтенный у трапа?
– У парикмахера хватило ума помахать бумагой и заявить, что он стивидор, надо срочно подписать документы у капитана. Матрос и пропустил его на судно.
– Растяпа, – сказал в сердцах Колмаков. – Матросу надо было вызвать вахтенного штурмана – и затея Ускюла накрылась бы.
– У беглеца даже продуктов не было, не считая двух бутербродов за пазухой, – продолжал рассказывать Митрофан Елуферьев. – Спрашиваю его: на что ты рассчитывал, если б тебя не обнаружили в трюме и вышли в открытое море? Два дня, говорит, потерпел бы… Почему два дня? Балтийское море маленькое, отвечает, я линейкой на карте померил, нигде больше двух дней хода нет. А если б, спрашиваю, судно на Кубу или в Канаду подалось? Молчит. Такую возможность этот Ускюла не предвидел. Вот бы и загнулся в железном трюме, как тот кретин в контейнере.
– Это с твоей точки зрения он кретин, а сам нарушитель так не считает, – заметил Колмаков.
Считает. Этот-то как раз себя кретином считает. Томас Кирна имел семью, двух маленьких детей, хороший заработок, мастер-кондитер он… и это в Таллинне, где царит культ пирожных и всяких вкусных штучек на любой манер. Была у него одна слабость – любил рок-музыку. Доставал пластинки у иностранцев, покупал на черном рынке, слушал музыкальные передачи голосов и, конечно же, распространялся о том, какая у них, дескать, свобода по части рока и прочих прелестей западного мира. На этом его и подловили… Привлекли в одну будто бы группу меломанов под названием «Интеллект», а на самом деле – в националистического толка неформальное объединение. Потом его выделил некто, кто исподволь управляет такими сборищами, сеет сепаратистские и антисоветские семена. Подкинули идею – уйти на Запад. А как? Возникла идея с контейнером, который загружался в Таллинне, на фабрике трикотажа. Привезли на склад, где стоял груженый и пока неопечатанный контейнер, и засунули туда, обещав, что через трое суток он будет в Швеции. А мужик просидел там девять дней! И загнулся бы… Его счастье, что бригадир грузчиков случайно обнаружил. Какими только словами этот Кирн себя не обзывал! Кретин – это самое нежное. Ругался, как боцман-парусник, хоть и кондитер…
– Тебе не показалось, Митрофан, что в организации того и другого побега просматривается некая нарочитая небрежность? – спросил Колмаков. – Готовились они по принципу «на авось». Пройдет – ладно, не пройдет – тоже хорошо…
– Интересно, – сказал старший лейтенант. – Мне полковник Мяги то же самое сказал. И попросил сообщить о его соображениях вам. Я попросту не успел этого сделать, вы сами спросили.
